– Что?

– А ничего. Ни следов, ни крови. Чистый снег. Будто у него крылья выросли и он упорхнул. Я еще в том направлении прошел. И вышел на заброшенный зимник. Пусто и тихо. Только ветер вдруг в противоположную сторону подул. То навстречу мне, а тут в спину. Я, может, и внимания бы не обратил. Но когда обратно направился, ветер опять переменился. Что за ерунда?! Я вернулся. Ветер снова направление поменял. Будто подталкивал к тому зимнику. Честно скажу, неуютно мне стало. И поспешил я оттуда унести свое бренное тело.

– Вот и нам пора. Если, конечно, после твоей медовухи я сумею встать на ноги.

– Это еще не все. Через неделю пошел я в те места капканы проверить. Перебираю лыжами и вдруг вижу: маячит за деревьями сохатый. Что за черт, думаю, откуда они сдуру понабрели? Скидываю карабин… На этот раз не промахнулся. Подхожу, осмотрел  тушу. Вижу у него старая пулевая рана. Давно заросла, один шрам остался. Вроде, и ничего особенного. Только рана в том самом месте, куда я в прошлый раз попал. А главное – с такой раной вряд ли бы он выжил. Стал я свежевать тушу и нашел пулю. Пуля от эскаэса, как у меня. Не сильно и помялась. Я ее сунул в карман. Потом в поселке отстрелял еще одну. Когда появился участковый, попросил его в отделе показать обе экспертам: пусть сравнят. Он подозрительно  покосился, но не отказал. А вскорости сообщил: обе от моего карабина, что, мол, за шутки?

– И что это значит?

– Ты меня спрашиваешь? Выходит, я смертельно ранил сохатого, он растворился в воздухе, а через неделю возник опять, живехонек и будто через полгода, судя по шраму. Вот и все.

– Тебя послушать, тут у вас какой-то Бермудский треугольник.

– Я углы не считал. Но странные вещи бывают и все в одном и том же месте. Из пропавших кто-то возвращается сам не свой, а кто-то и совсем не возвращается…  Ладно, собираться давай.

10

Вечер они провели почти молча. Погода к ночи испортилась, стал накрапывать мелкий дождь, близкая стена тайги отозвалась тихим гулом под налетевшими порывами ненастья.

Рязанцев долго лежал без сна на своем топчане, пялясь в темноту и морщась от головной боли. Даже окно избы не выделялось на общем фоне, снаружи к нему прилипла осенняя таежная ночь – без огонька, без проблеска. Павлов притих на своей койке, но по его дыханию Николай догадывался, что приятель тоже бодрствует. Он не выдержал.

– Хорош притворяться.

– Да я и не притворяюсь, – ясным голосом ответствовал  егерь. – Если б ты был баба, а я бы не хотел, тогда другое дело…

– Трепло! Ты мне наплел чепухи, а я теперь заснуть не могу.  Получается, в том месте, куда упорхнул твой сохатый, его мигом исцелили?

Павлов помолчал, потом хмыкнул.

– Значит, ты поверил.

– А ты наврал?!

– Да упаси бог! Просто мало кто поверил бы. Ну да, творческий склад ума, повальное увлечением гороскопами…

– Плевал я на твои гороскопы! Ты не разглагольствуй, ты ответь.

– Так что тут скажешь? Ну, давай поупражняемся. Из чего ты заключил, что речь идет о месте? Быть может причиной всему не  место, а время. Представим, что это оно исцелило сохатого, потому что пошло для него не так, как для меня. Он, действительно, прожил полгода. А я – всего неделю.

– Но ты сказал, что рана была смертельной.

Павлов повозился на своей койке.

– Ну, всяко бывает. Может не такая она была и смертельная, я не ветеринар.

– Не крути.

– Я и не кручу.

– Володя, – сказал Рязанцев, приподнимаясь на локте, – даю слово, что не буду смеяться. Я не просто так спрашиваю.

– А для чего?

– Потом объясню.

– Ну, шут с тобой! – Егерь завозился в поисках сигарет, чиркнул спичкой. – Предположим, что всякие антимиры, параллельные вселенные, другие измерения – не просто вымысел фантастов и бредни психов. Быть может, существует некая реальная основа, например, альтернативная фаза континуума, от которой нас  отделяет пространственно-временной сдвиг.

Рязанцева удивили полузабытые преподавательские нотки, проступившие в голосе приятеля. Павлов все больше входил во вкус.

– Альтернативная фаза континуума во времени отстает от той, в которой живем мы, или, наоборот, опережает ее. А в пространстве существует в другой системе координат. В ней такая же местность с тайгой, сопками, озером. Только причинно-следственные связи, определяющие событийную канву, естественно, другие. Потому и деревья там никто не порубил, стоят они себе веками – нетронутые. Возможно, и естественные законы там реализуются иначе.

Но, предположим, разделяющий нас сдвиг не стабилен. Он может колебаться от неких не известных нам величин до нуля. И вот в точке этого самого нуля возникает совпадение параметров альтернативных фаз, создающее возможность контакта и диффузии. Если говорить незамысловатым языком фантастики, в такие моменты из нашего мира можно попасть в тот  и обратно. Хотя, понятно, никакого того и этого мира не существует. Речь идет лишь о множественности восприятия  единого континуума.

– И чего, интересно, ради именно здесь и сейчас повадился этот твой сдвиг устремляться к нулю? – поинтересовался Николай.

– Почему – здесь и сейчас? В разных местах и в разные времена. Не отсюда ли  представления о загробном мире? Они ведь есть у всех народов без исключения. Доисторические контакты между континуумными фазами древние восприняли и истолковали в соответствии с уровнем тогдашнего сознания. Возьмем хотя бы то самое Беловодье, про которое сегодня говорили. Китеж-град,  Эльдорадо, Страну Обетованную из Ветхого завета. Да мало ли что  еще! Предки были уверены в их существовании. Кто-то там побывал, вернулся и рассказал об увиденном – тому есть письменные свидетельства. Но найти эти места никто и никогда не мог, если задавался целью. Потому что они открываются людям по велению законов, которые до сих пор нам не доступны. А что там, за гранью, каждый понимал в меру своего умственного и душевного развития. Кому-то мерещились несметные богатства; кому-то реки, текущие молоком и медом; кому-то святыня, скрывшаяся от супостата под водой, или благодатная страна где-то у берегов Каспия. Обрати внимание: в легендах люди, соприкоснувшиеся  с иным миром, не только исцелялись от недугов, но и обретали всякие сверхвозможности.

Павлов перевел дух.

– Аваллон, – сказал Рязанцев.

– Что?

– Аваллон. Кельтский Остров блаженных. Стеклянный дворец. Яблоки, дарующие бессмертие. Там остановилось время. Там царит вечная молодость и счастье. Туда добрая фея Моргана перенесла  короля Артура, смертельно раненного в битве. 

– Далековато хватил.

– Отчего же? Если согласиться с тобой, каждой точке нашей континуумной фазы должна соответствовать  точка фазы альтернативной, не так ли? Китеж, Эльдорадо,  Аваллон, ваш Учум разнесены в пространстве, но суть части единого целого. Просто именно в этих местах твой сдвиг чаще всего устремлялся к нулю. Благодаря чему исцеляются смертельно раненые сохатые...

– …а люди, побывавшие за гранью, – подхватил Павлов, – либо сходят с ума, либо обретают экстрасенсорные способности. В зависимости от индивидуальных качеств и предпосылок. Едем дальше: почему контакты фаз  участились? Не исключено, что этому способствуют природные катаклизмы: тайфуны, цунами, землетрясения и прочие прелести нашей эпохи. Включая потепление климата, загрязнение атмосферы, аномальное таяние песков Сахары…

– …и лесные пожары, от которых даже у нас, в городе, страшное удушье, здоровые болеют, а больные умирают раньше времени, – закончил Николай.

Павлов потянулся на своей койке, скрипнув старыми пружинами.

– Про пожары ты верно заметил. Гипотеза, конечно, абсолютно произвольная, если учесть, что нам не известен генезис явления. Но она, по крайней мере, способна хоть что-то объяснить. Кстати, раз тебе больше нравится Аваллон, пусть будет Аваллон. Но если воспользоваться результатами нашего мозгового штурма, можно пойти и дальше.

– Куда, например?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: