— Не теряй меня! — сказал он серьёзно коту, засеменившему за ним. — И не скучай!

      Кот не ответил, а равнодушно посмотрел на полную миску и запрыгнул на подоконник. За стеклом ледяная морозь ноябрьского дождя. Даже глупые птицы где-то прячутся. И только его хозяин стремится наружу. Вот он укладывает серую папку на заднее сидение огромной чёрной машины. Вот он садится внутрь этой сверкающей железяки. А с другой стороны садится человек-хищник, он похищает его хозяина. Тимур поднял взгляд, увидел кота в окне и триумфально улыбнулся. Сел. Машина рванула сразу — поспешно и бравурно. За ней понеслась грязная собачонка, заливаясь то ли от восторга, то ли от негодования визгливым лаем.

      Казимир же понял, что его человек не придёт сегодня. И оказался прав. Печально. Казимир не стал катать белый ластик, не полез в нечаянно открытый шифоньер — место ужасно любопытное для кота, — даже полосатое кресло оставил в покое. Он был занят другим: он тревожился.

      Илья, счастливый и морозный, пришёл только на следующее утро. Казимир видел, как его привезла всё та же чёрная машина. Хозяин был без серой папки. От него пахло экзотическим дымом, усталостью и человеком-хищником. Илья упал на диван и, видимо, пытался уснуть. Но мешала блаженная улыбка, какие-то неясные мысли, предчувствие новой жизни. И только мерное мурчание Казимира и тепло его мягкого тела усыпили человека, погрузили его в какой-то приятный сон.

      В этот же день, к вечеру, в их тихое жилище ворвалась шумная гостья. Илюхина однокурсница — Варвара Малышкина. Её фамилия, как издевательство, только подчёркивала внушительные габариты. Варвара появлялась всегда без предупреждения, заполняя собой всё пространство. Она из тех, кого всегда много. Слишком шумная, слишком импульсивная, слишком большая, слишком своя. Казимир относился к Варваре как к недоразумению, но доброжелательно. Он даже позволял взять себя на мягкие коленки, дуть в морду и говорить всякую чушь.

      — Что, Казимирище? Хозяин твой сыт, знаменит, так и друзей побоку? Застила ему зенки звёздная пыль? А ты куда смотрел? Лапой бы ему по довольной мине, дескать, звони Варьке, делись новостями, а то представляешь, прихожу я вся такая фря богемная к Бромбергу, кофе с макаронами поглощаю, а мне одна городская сумасшедшая с видом всеведущей пифии говорит, что на четвёртом, там, где новая выставка, добавили внезапно работы известного тебе художника. И губы так надула, курва силиконовая! Она знает, что Илюшка каким-то образом втиснул картинки в «Этажи», а я, его, можно сказать, наперсница и платоническая любовь, не при делах!

      — Да ладно тебе! Всё неожиданно получилось! — Илья налил в стаканы кьянти, один передал толстухе. — У тебя-то как дела?

      — Ты мне зубы не заговаривай! Мне эта курва сказала, что тебе протекцию составил Бахтияров! Где это вы с ним пересеклись?

      — Я для «Северного сияния» иллюстрации делаю по одной фэнтезийной книжице, на вторую часть уже подписался. Вот… благодаря этому и познакомились.

      — Не делай из меня дуру! С каких это пор ясновельможные с потными фрилансерами дружбу водят? Давай, за твой успех! — Варвара стукнула стаканом о стакан так, что красное сухое выплеснулось ей на пальцы, отхлебнула сразу половину и сморщила курносый нос от кислятины.

      — И за твой… — Илья чуть пригубил вина. — Я не знаю, как так получилось… Встретились, он заинтересовался.

      — Заинтересовался чем? Твоим талантом? Или плошками этими пролетарскими? Кротостью взгляда и мягкостью души? Или всё-таки задницей распутной?

      — Я не знаю, сам в шоке.

      — Колись, мелкий развратник! Соблазнил небожителя?

      — Значит, ты думаешь, что я могу привлечь человека только как распутная задница? — Илья попытался не отвечать напрямую.

      — Нет, но задница может быть в твоём случае поводом. А талант и кротость душевная — самыми верными возбудителями и закрепителями. Вот я! Жопа как шкаф, сиськи козьи, даже волосья не вьются и не шелковятся. Не Анджелина Джоли и даже не Нонна Мордюкова! Но чуткая душа, золотые рученьки и ебнутая фантазия ведут меня под венец! Так-то!

      — Ого! Ты выходишь замуж? Это за кого?

      — За шведа одного. И заметь, моложе меня, блондин с голубыми глазами, вот с такой талией, — она показала пальцами кольцо, — смотрит на меня, как на мадонну! Если уж на мою жопу позарились, то на твою расчудесную тем паче!

      — Где ты его откопала? Он художник? Скульптор?

      — Нет! Он химик, у них компания занимается тюнингом машин, он же создает краски и лаки необычные. Мне понадобилась красочка для «Метаморфоз» специфическая, мне и посоветовали их фирму, вернее филиал. А там чудесный блондин из варягов как раз делился опытом! Так и закрутилось!

      — Так ты уезжаешь?

      — Да, у Ларса дом в Мальмё, он верхний этаж мне под мастерскую отдаёт. Так что — по отерсэнде, милая отчизна!

      — А как же твоя мастерская на даче недалеко от Отрадного?

      — Сестре оставлю, она собирается туда переезжать.

      — Малышкина, а ты не очень поспешно это делаешь? Я тебя месяц назад видел, ещё никакого шведа рядом не было.

      — Илюша, жизнь коротка, а у бабы ещё короче. Пока запал на меня молодой и красивый, буду пользовать его и тело, и возможности. За сорок мои ясны очи и добрая душа уже никому и даром не понадобятся. Чего тянуть кота за подробности. Спокойно, Казимир, не про тебя это. А тут я, может, и ребёночка сваяю, а не только гипсовые головы. — Малышкина была скульптором. — И тебе говорю, если ты всё ещё раздумываешь, измеряешь комплексы всяким там неравенством социальным, то наплюй. Тянутся ручки у красавца Бахтиярова к твоему тельцу, дай ему оного и выжми из него связи, деньги, соки — всё, что ранимой душе художника надобно. Хотя… — Варвара горько вздохнула. — Ты тютя, не сможешь охотмутать этого царя зверей…

      — Тимур меня зовёт к нему переехать, — неожиданно выдал себя Илья и покраснел.

      — И что тебя держит? Пока зовёт, езжай! Собери свои картонки, тарелки, железо, Казимира, избушку на клюшку — и гоу на барское тело!

      — У него на котов аллергия.

      — Чёрт! Ну привези Казимира ко мне, я тоже уезжаю, а Рублика оставляю на Маньку, сеструху свою. Она и псинку мою покормит, и Казимира уважит. Да и сам сможешь приезжать.

      — Н-н-не знаю…

      — Так и просрёшь свой шанс!

      — Я подумаю над твоими словами.

      — Наливай мне ещё кислятины итальянской! И выпьем за нас, таких востребованных и талантливых! Чин-чин!

      Малышкина заняла собой весь вечер, отлучив Илью от компьютера и от его сумбурных мечтаний. Подруга со смехом рассказала про неудачный первый секс со шведом, о том, как пыталась накормить своего скандинавского обожателя окрошкой с редисом, о том, как ей осточертело заниматься лепниной во дворце какого-то новоявленного нувориша от шоу-бизнеса, о том, что так и не завершила ремонт на даче, «да и похер с ним». И как лейтмотив всей болтовни: не упусти свой шанс, куй железо, пока горячо, хватай удачу за хвост… И Илья всё больше укреплялся в мнении, что Варвара права: нужно наплевать на комплексы, на сомнения, нужно не упустить и что-то ещё про окрошку и ремонт.