Наконец, на третьем обходе, Алексей не выдержал. Он резко остановился и уставился на Вренну:

— Скажи, это вообще имеет смысл?

— Что? — она отшатнулась. — Искать его? Ну, я надеюсь…

— Вадя никогда не уходил без спроса! Никогда! Что ты сделала с моим сыном?!

Хотя в глубине души она и предполагала такое развитие событий, его обвинение кольнуло неожиданно и сильно, отозвавшись почти физической болью. Вренна изумленно смотрела в глаза отчиму, наливаясь обидой и адреналином и чувствуя, как раздуваются ноздри и расширяются зрачки.

— Алек! — запоздало воскликнула Алита — с укоризной и давно уже мокрыми глазами.

— Я не верю в ее историю, я не верю, что он просто исчез!

Аня захныкала в коляске, и Алита, грозно глянув на мужа, принялась успокаивать ее. Вренна продолжала молчать: ничего нового в свое оправдание она сказать не могла.

— Пригрели змею на груди! — разбушевался несчастный отец.

— Да я к вам не напрашивалась! — взорвалась Вренна. — Вы вообще похитили меня! Так что сами во всём виноваты.

— Она призналась, — с ужасом констатировал Алексей.

— Нет! — рявкнула Алита.

Вренна закатила глаза.

Девочка в коляске заходилась удушливым плачем. Алита в смятении переводила взгляд между всеми троими.

— Алек, пожалуйста, иди домой с Аней…

— Я не!..

— Пожалуйста! Ее нужно покормить и успокоить в привычной обстановке, а оставлять тебя с Вренной сейчас я боюсь. Отправляйся с ней домой, а мы продолжим поиски.

Неохотно Алексей согласился. Алита и Вренна двинулись дальше по закоулкам вокруг детской площадки, громко выкрикивая имя мальчика и не глядя друг другу в глаза. Через четверть часа позвонил Алексей со словами «Он дома».

Как выяснилось, Вадим играл в догонялки и убежал довольно далеко от площадки. Когда он вернулся, Вренны там не было — она ушла искать его в соседние переулки. Немного поразмыслив, Вадим пошел домой, но заблудился. Тогда, пережив короткий приступ паники, он вспомнил, чему его учили, и спросил дорогу. «Бедный заблудившийся малыш», — подумали люди и проводили его до самого подъезда. Там он зашел вместе с соседями, безуспешно трезвонил в дверь, а потом час с лишним сидел под нею, рассудительно полагая, что когда-нибудь же родители вернутся.

Этот счастливо завершившийся драматический эпизод тем не менее пробил брешь в отношениях внутри семьи, и еще много ругани прозвучало в тот вечер. И хотя на следующее утро страсти поутихли, и каждый не понимал, как вчера ему приходили в голову такие слова и мысли, на подкорке эти самые слова остались — и вскоре дали корни. Вренне не место здесь.

— Ах, ну раз домой ты меня не пускаешь — тогда я уеду к Джеку! — воскликнула она в разгар спора в тот вечер, и против ее воли эта идея получила развитие. Будучи в состоянии контролировать свою речь, она ни за что бы не бросила таких слов. Мало того, что он мог быть опасен — она просто из принципа не стала бы признавать свою лояльность к нему. Она заслуженно ненавидит его, вот и всё. Но — сказанного не воротишь, и теперь идея витала в воздухе. Единственное, чего не хватало для ее осуществления, было согласие Джека, но, к удивлению Алиты, получить его оказалось чертовски просто. Стоило ей позвонить ему — и дальнейшее он практически сделал сам. Поменять местами пару реплик — и вышло бы, что это он зовет Вренну, а не она, Алита, предлагает ее забрать.

Перед отъездом Вренны Алита решила, что дочери было бы неплохо самой поговорить с Джеком по телефону, прежде чем встречаться вживую, но то, что вышло из этой идеи, разговором назвать было трудно.

— М… Алло?

— Да.

Вренна держала трубку у уха в скептическом ожидании. Минуту или больше.

— Твоя мать говорит, ты до сих пор не веришь, что в Замках нынче опасно? — наконец нашелся Джек.

— Ну не верю.

— Ну зря. Всё это правильно. Кораблисты бунтуют. Бунт на корабле.

И снова долгое молчание.

— Ты здесь? — осторожно позвал Джек через полминуты.

— Да, Джек. Я поняла, — она помолчала. Горько улыбнулась, прижимаясь к трубке щекой: — А ты всегда говорил, проклятье не разрушить.

— Я просто не пробовал, — отозвался он со странным смехом в голосе. — Ты всегда так отвечала.

И снова тишина. Им обоим, наверно, хотелось узнать, что происходит в жизни другого, но они слишком плохо расстались в последний раз, они слишком плохо обращались друг с другом последние годы — так что невозможно было теперь начать запросто по-дружески болтать.

— Ладно, всё, давай, — неловко попрощалась Вренна и передала трубку обратно Алите.

Билеты на самолет были взяты, и дни до отлета таяли, а вместе с ними и терпимость — все были на нервах. В конце концов Вренна сорвалась и заявила матери:

— Знаю я, почему ты меня отсылаешь! Ты просто не доверяешь мне, боишься, что я вас сдам. А так — отправишь меня к Джеку — или просто куда подальше — а сама сгребешь свою любимую человеческую семейку и уедешь незнамо куда, чтоб никто не нашел, да?

— Вренна!

— А что?

И больше они не перемолвились ни словом, и последний день в Сплинте Вренна провела так же тоскливо и нелюдимо, как первые.

Протяжно, гулко взвыли двигатели самолета, и он замер, как кошка перед прыжком — наготове в любую секунду сорваться с места.

Вренна устало прислонилась лбом к приятно холодному стеклу иллюминатора. Покосилась наружу — там бесшумно резвился ночной ветер: заигрывал с потрепанными сонными деревьями, но они только привычно качали листвой, а с неба ажурной россыпью улыбались летние звезды.

Было мягко и тепло в кресле, и стекло так нежно, сладко холодило голову…

Ночной рейс до города со странным названием Картр — и она поселится у Джека, и всё станет по-прежнему… насколько это возможно. Днем она не позволяла себе особых фантазий по поводу предстоящей встречи, но сейчас было пять утра, и она практически засыпала, и мысли бесконтрольно роились и трансформировались в мозгу. Ей представилось, как самолет садится на вертолетную площадку на крыше замка, как она выходит из него в ночную синеву и спускается по лестнице в мрачные уютные покои, точь-в-точь как в ее родном Гвозде. Обойдя залы, она берет на руки пушистого кораблиста из своего детства, тискает его, а паре других говорит принести арфу — и тут же сама оказывается в комнате с нею. Незапылившиеся струны, свет, бьющий сквозь них… она села за арфу и начала играть, а рядом возник странно и мелодично поющий Джек. Это было настолько абсурдно и дико, что Вренна очнулась. Ни разу в жизни она не слышала, чтобы Джек пел. Да и не в Замок вовсе она летит…

Двухчасовой перелет дался ей довольно тяжело. Кроме головной боли от сбившегося режима и неприязни к соседу справа, ее донимали перепады высоты и жутковатое осознание того, как далеко в случае чего падать.

Наконец самолет пошел на посадку, и Вренна облегченно вздохнула. Но, как выяснилось, радоваться было рано. Первым, что встретило ее в Картре, была тягучая шумная раздраженная очередь. Не самый радушный прием, а уж для такого социофоба как она и вовсе адский. Чуть меньше часа ушло у нее на преодоление всех положенных по прилете испытаний, и вот — она стоит с небольшим чемоданом в зоне встречающих и отчаянно, едва не плача от усталости, сканирует взглядом толпу.

Бесконечные люди напоминали огромного мохнатого тарантула со множеством рук и мутных глаз. Необъятный паук заполнял всё пространство аэропорта, охватывал Вренну со всех сторон, отовсюду глазел и вил, вил свою невидимую паутину мыслей… И задача состояла в том, чтобы найти, углядеть в объятьях этого многоликого чудища живое, озлобленное, острое существо — его, Джека.

Глаза, глаза, глаза… Носы, челки, шляпы, снова глаза — под толстыми серыми веками, в красных сеточках крови, похожие на черные спинки жуков, в которых не отделись радужку от зрачка… Страшно подумать, а ведь им твои — такие же, Вренна — чужие, невыспавшиеся, с лиловыми кругами. Не зеркало души, не черта лица, даже не орган зрения, наверное, а просто серые пятна. Серые — не жемчужные, Вренна, как красиво обозвал их твой поклонник — серые. Значит, никакие.