Подобраться к компании было легко, так как густая листва перечного дерева скрывала меня от «мальчиков» Александера. Но потом я оказался на открытом месте и припустил во всю прыть, стараясь пригнуться как можно ниже. Я не спускал с них глаз, а они даже не оглянулись.

«Колун-14» завис с другой стороны от синего седана примерно в миле от меня, продолжая описывать круг. Один из «кладоискателей» поднял вверх голову и посмотрел на него, но потом принялся рыть снова. Последние тридцать ярдов я прополз по-пластунски с револьвером в правой руке. Я был готов в любой момент воспользоваться им, но пока в этом не было необходимости. Они были заняты, копали, матерились и уже начали потеть. День был теплый, а эти верзилы не были привычны к физическому труду.

Но работали они довольно энергично.

Я воспользовался стволом и ветвями перечного дерева как прикрытием. Четверка находилась от меня уже футах в тридцати, и я слышал, как лопаты вгрызались в землю.

Несколько ветвей с зелеными листьями опускались передо мной, но не мешали мне видеть их. Стэйси держался одной рукой за поясницу и опирался другой на лопату.

— Черт, — произнес он, — я, кажется, потянул спину...

— Заткнись и налегай на лопату, — произнес холодный голос, принадлежащий кустистобровому Пробке, нахмурившему свое тупое лицо. Одной рукой он смахнул пот со своего сломанного носа и уставился на Стэйси, который начал орудовать лопатой, забыв про больную спину.

Они уже вкопались фута на четыре в землю, значит, похоронили его глубоко: если уж делать что-нибудь, то делать на совесть. Смурной опустился в яму и выбрасывал из нее грунт, как машина. С другой стороны ямы усердствовал тип, которого не было вчера утром на лужайке среди людей Александера. Это был Брилл — высокий, круглоплечий, лицом похожий на грифа.

Так что с моей предыдущей встречи с Александером и компанией не хватало только трупоподобного Жмурика и более смурного, чем Смурной, Ладди. Но и эти четверо были неплохой добычей. Если удастся задержать их. Мне смертельно захотелось закурить.

Земля летела во все стороны. Наконец Брилл вылез из ямы, оставив одного Смурного копать до победного. Трое остальных наблюдали за ним, тяжело дыша. Они были явно не в форме.

Пробка посмотрел на небо — вертолет был слишком близко.

Бэмс.

Это Смурной поднял из могилы труп и бросил его на край ямы. Труп прокатился немного по траве и остался лежать затылком ко мне. Если его убили около десяти прошлой ночью, он был мертв уже почти пятнадцать часов. Окоченение было полным. Тело походило на замерзшего осьминога — одна нога была согнута, руки торчали Под неестественным углом, а ладони выглядели, как клешни.

Он производил ужасное впечатление, хотя при жизни Омар был вполне привлекательным мужчиной. Смурной выбрался из ямы и вместе с Пробкой перевернул то, что осталось от Мэтью Омара, на спину. На нем были темные брюки и когда-то белая рубашка, покрытая сейчас грязью. Я увидел, куда попали пули — одна в голову и две в сердце.

— Эй! Мне не нравится этот вертолет, — сказал Брилл. — Может, нам лучше затащить Омара под то дерево?

То дерево было моим укрытием. Пробка посмотрел вверх. Вертолет стал удаляться. — Давайте убираться поскорее отсюда.

Пробка и Брилл взяли труп за руки, а Смурной и Стэйси за ноги. Но прежде Стэйси обтер лопаты тряпкой и бросил в яму. Через несколько секунд вызывающая ужас процессия прошествовала в сторону от меня к синему седану. Впереди Пробка и Брилл, а сзади Смурной слева от меня и ворчащий Стэйси справа.

Все четверо смотрели вперед и были заняты своим грузом, поэтому я вышел из-за перечного дерева и пристроился за ними.

Когда они дотащились до края оврага, я был в шести шагах за Смурным и Стэйси. Никто из них не оглядывался назад, никто не заметил меня.

Я вальсировал за их спинами и неслышно дышал. Я полагал, что парни с вертолета видели уже все и позвонили в полицию. Но я хотел увериться в этом. Поэтому помахал им левой рукой и поднес револьвер к губам, словно говорил в микрофон.

Вертолет качнулся взад-вперед, они меня поняли. Сейчас они летели прямо на нас, но ребята Александера не проявляли пока тревоги, им было не до этого.

Брилл повернулся и сказал:

— Ну я и взопрел. Не приведи Бог делать такую работенку каждый день...

Я низко пригнулся и прицелился в него. Но он недостаточно повернул голову и не заметил меня. Я продолжал красться за ними, но дыхание у меня уже сбилось.

Поверхность земли выровнялась, и ярдах в двадцати пяти показался седан. Брилл заныл опять:

— Секунду, мужики. Дайте дух перевести.

— Ага, — задыхаясь, согласился Стэйси. — Я чертовски потянул спину. Боюсь, что позвонки разошлись.

— О’кей, только на секунду, — сказал Пробка, и они остановились.

Я же промешкал и остановился на полсекунды позже, к тому же мой ботинок задел маленький камешек. Он прокатился вперед в паре шагов от Смурного.

— Эй! — воскликнул он.

Никто не ответил ему.

— Эй! — повторил он. — Мне нужна помощь.

Не оглядываясь, Пробка огрызнулся:

— Что, черт возьми, ты там лепечешь, Смурной?

Смурной медленно повернул голову и посмотрел прямо на меня, потом отвернулся и проговорил:

— Эй! Минутку! Сколько нас всего?

— Да заткнись ты!

— Нет, тут что-то не так... Посмотрим. Ты держишь руку и ты держишь руку, а ты держишь ногу, и я держу ногу, так?

... Несколько секунд все молчали. Наконец Смурной спросил:

— Черт! А что держит он?

— Он?

— Ага, он, — Смурной опять оглянулся на меня, увидел мой револьвер и, полагаю, усмешку на моем лице. — Братцы, нас пятеро.

— Разумеется, если считать Омара...

— Я не считаю Омара!

Это могло продолжаться вечность. Поэтому я сказал:

— Он имеет в виду меня. Вы арестованы, мальчики, за ограбление могилы.

Это оглушило всех четверых одновременно. Сначала они замерли, потом расслабились и повернули головы в мою сторону и почти сразу задрали их вверх на настойчивый шум лопастей вертолета, повисшего над нами. Головы у них задергались, как у зрителей вертикального тенниса.

Пробка выплюнул гнусное слово.

А я предупредил:

— Подстрелю первого же, кто отпустит Омара.

Они стояли и соображали, что делать.

— Отнесите его к машине, — подсказал я, — но и там его не бросайте.

Они задвигались. Матерясь, но пошли.

У машины Смурной взглянул на меня и спросил:

— Как ты пронюхал, что мы будем его откапывать?

— Вычислил.

— Мы его не убивали, Скотт, — продолжил Смурной на полном серьезе.

— А кто говорит, что вы убили Омара?

— Не хотелось бы, чтобы ты так подумал, Скотт. Босс сказал нам, чья это работа — Башки, Обманщика и Печени.

— Откуда у Александера такие данные?

— Он приехал туда сразу, как только это случилось, в дом, где жили Омар и Пробка.

— Только не сочиняй, что Омар сказал ему об этом перед смертью, — предупредил я, припомнив пулевые отверстия в трупе.

— Нет. Босс видел, как выходили эти ублюдки. Если бы они его заметили, некому было бы рассказать нам об этом.

Я вспомнил телефонный звонок Омара. Он сказал, что ожидал Александера с минуты на минуту. Его точные слова были, если я правильно их запомнил: «Ожидаю его здесь, дома, в любую минуту».

— А зачем Александер пошел к нему?

— Понятия не имею. Просто Омар хотел повидать его по какому-то делу, — Смурной сделал паузу, потом продолжил:

— Ты должен нам верить — мы не убивали Омара.

— Я тебе верю.

— Мы только похоронили его. Они его застрелили, а мы не могли его оставить «мусорам». Поэтому босс велел нам придать его земле.

— Я знаю.

Так оно и должно было быть. Головорезам Домино не было смысла убивать Омара и хоронить его потом. Их могли прихватить в машине с трупом. Они могли бы попасть в тюрьму только за превышение скорости. Нет, по простой логике, если они задумали убить его, то оставили бы тело на месте преступления или увезли живым в лес и пристрелили там.