- Господин Орлик, - прервал свои раздумья французский король, - козацкая нация, как вы утверждаете, превыше всего ценит свободу. Но свобода, простите мне, если это не цинизм, тоже стоит денег. Где их возьмет разграбленная, разрушенная войнами, угнетенная московитами Украина? Разве кто-то чужой отдаст собственные средства за чужую свободу?
Григорий в знак согласия наклонил главу, хотя что-то в нем бунтовало.
- Ваше Величество, я принимаю эту логику и не считаю ее цинизмом. Однако выскажу встречную мысль: свобода в свою очередь дает людям деньги. Убедительным примером является хозяйство славной памяти гетмана Богдана Хмельницкого. У него, как пишут польские историки, были полная казна и финансовая независимость, вопреки огромным военным расходам. До Богдана каких только поборов с купцов не было: пошлина дорожная, мостовая, плотинная, перевозная, ярмарочная. 8 мая 1654 года и 6 июня 1657-го гетман издал универсалы, согласно которым купечество платит только раз в государственную казну, а ни одно другое учреждение не имеет права требовать дополнительных поборов. Указ гетмана гласил: «Строго напоминаем, чтобы оных так по дорогам, гостинцам безопасно пропущали, яко на месте остающим и торговлю отправляющим наименшее препятствие не чинили, подачек неблагоприятных не требовали, а поготову дерганья и неблагоприятных поборов делать не взвешивались, но чтобы отдавши экзактору нашему надлежащую повинность, к жаждущему разных экзакций платы примушати не били».
Это право на экономическую свободу знаменитый гетман отстаивал перед Москвой в духе союзнического Переяславского соглашения. Он требовал от царя Алексея Михайловича подтвердить привилегии украинских городов, которые пользовались магдебургским правом, в письмах из Киева 1654-го и из Переяслава того же года. Гетман всячески заботился об облегчении деловой жизни, особенно стремился связать торговлю по Днепру с Балтийским морем через Западную Двину. И снова в универсале 25 марта 1657 года велит: «Пылно тэди жадаем и приказуем, жебы без вшелякого задержания и гомованя всюду пропущало так самых, яко и факторов их, пошлин скупых торговых и подачек чтобы в них не вытягано». Поэтому хватало, Ваше Величество, и на военные расходы, и на церкви, и на школы, и на типографии.
Людовик от непонимания даже глаза прищурил:
- Если вам тогда удалось наладить хозяйство на козацкой земле, то отчего же нынче вы такие бедные?
- Удавалось тогда, когда не были подчинены. Петр І обратился к Сенату: «...денег, как возможно собирать, понеже деньги суть артерия войны». В 1704 году внедрено двойное налогообложение на Украине (царь потом будет врать, что это сделал Мазепа), а также «прибыльщики» императора едва ли не каждый день выдумывали новые налоги - земельный, трубный, причальный, посаженный, налог с пивоварения, с пошива одежды, В 1705 году ввели «хомутный» сбор, тогда же указ «о бритии бород и усов», т.е. налог на такие популярные в наших краях усы, а еще подушный налог...
Слуга, тактично приблизившись, напомнил Людовику об ужине, но тот только рукой отмахнулся, как от надоедливого комара.
- Любая страна имеет большие или меньшие средства за рубежами, то ли держа их как в надежном кошельке, то ли для других целей. А имеет ли их Украина?
- Имеет, Ваше Величество. Но судьба их непредсказуема. Иван Мазепа, отступая, захватил с собой огромные сокровища, однако на переправе, когда лодку начало заливать, две трети выбросил просто за борт, лишь бы самому не утонуть. Оставшееся от трети унаследовал Войнаровский и одолжил шведской казне, которая неизвестно, возвратит ли когда-нибдь это добро. И так же ни одна ворожея не возьмется предвещать судьбу золота Полуботка...
- О сокровищах Мазепы в Париже ширились легенды. А о золоте что-то не слышал...
- С Иваном Мазепой у Павла Полуботка были не самые лучшие отношения. Старшинский суд, не без ведома Мазепы, лишил семью Полуботков всех поместий, а сам Павел едва избежал смертной казни. Со временем гетман все же таки помог Полуботку стать полковником черниговским, но это не уменьшило гнева Павла - в ноябре 1708 года он первым прибыл по призыву Петра І на козацкий старшинский Совет. Император тогда побоялся, чтобы Полуботок стал гетманом: «Весьма умный, из него может выйти второй Мазепа». Спустя годы он все же станет гетманом, хотя лишь приказным, и... так же будет отстаивать вольности Украины. Когда царь позвал Полуботка со старшиной в Петербург, приказной гетман предусмотрительно (зная, что ждать он там может только смерти в Петропавловском каземате) две бочки золота, где-то около миллиона фунтов стерлингов, отправил тайно в Лондон, в «Bank of England». Согласно завещанию, четыре пятых этого сокровища принадлежит украинскому независимому государству, и лишь пятая часть - наследнику Полуботка по мужской линии. Причем ежегодно это сокровище прирастает на семь с половиной процентов...
- Господин Орлик, да это же мистика! И к тому же мистика с рядом неразгаданных загадок: а если оборвется мужская линия, а если ваша козацкая нация не получит независимости? Или получит свободу через несколько сотен лет? Это же столько процентов набежит, что несчастная Британия станет собственностью Украины или ее придется продать вместе с комнатными тапочками! Представляю, как Британию продают с молотка... Эй, кто больше!
И король захохотал так искренне и по-детски непосредственно, что Григорий Орлик не сдержался и тоже рассмеялся. В последнее время Людовика XV не оставляли женские неприятности, и он впервые отвел душу, хохотал, всхлипывая и вытирая слезы тыльной стороной ладони.
Король Людовик XV, вопреки имиджу женского сердцееда, был достаточно прагматичным, именно при нем быстро росла промышленность и бурно развивались ремесла, поэтому не случайно цепкий ум сразу ухватил суть проблемы. А проблема эта, к величайшему удивлению, и в самом деле будет волновать многих на протяжении столетий. В августе 1913 года в городке Стародуб на Черниговщине состоится съезд потомков Полуботка. Соберется где-то около 170 особ, которые хотели бы определиться относительно права на легендарное или мифическое наследство. И совсем не мифический, а реальный наследник Остап Полуботок приедет из Бразилии в Вену в 1922 году и предъявит послу Советской Украины Юрию Коцюбинскому фотокопию завещания приказного гетмана. Потомок Павла Полуботка откажется от надлежащих ему 20 процентов, а скромно попросит лишь один. Этот «скромный» процент будет составлять около... 10,5 миллиарда фунтов стерлингов.
По поводу наследства Полуботка в тогдашней столице Украины Харькове будет проходить специальное заседание правительства республики, а со временем с украинским консулом «зондажно», как частное лицо, встретится представитель английского банка. Вполне понятно, что на такие встречи без согласования «частным образом» не приходят. Мало того, представитель обратил внимание на невыполнение условия о независимости Украины, в противном случае был бы резон говорить, намекнул он, о реструктуризации выплаты, так как сразу выплатить такую сумму нереально.
А дальше был в СССР ураган репрессий, который замел дальнейшие следы истории, как и жизнь Юрия Коцюбинского.
Уже в 60-х годах прошлого столетия, совершенно случайно, готовя визит Н. С. Хрущева в Швецию, московские чиновники натолкнулись на вклад Павла Полуботка и схватились за голову: сумма приближалась до шестнадцати с половиной триллионов фунтов стерлингов! Какой-то любознательный иностранец даже подсчитал, что на ту пору на одного украинца приходилось бы 38 килограммов золота. И вот проблемка: нет наследника Полуботков по мужской линии. Лучшие юристы Инюрколлегии СССР тогда месяцами, как мыши, шуршали бумагами, но тщетным оказалось это шуршание. В последний раз, уже во времена независимой Украины, выплыло золото Полуботка из ила давности и воспринималось людьми скорее как легенда или исторический казус. А кто скажет, как в самом деле было?
...Людовик XV, граф де Брольи и начальник разведки еще долго прогуливались по плацу. Король любовался стайками голубей, которые с хлопаньем крыльев, таким беззаботным и милым, как детский лепет, взмывали изредка в синее небо, их белые крылья под солнцем, особенно на фоне какого-то нависшего облачка, становились слепяще-белыми. Неожиданная зависть овладела королем: даже он, всесильный властитель, ограниченный сотнями дворцовых и других хлопот, заморочками послов и угрозами других государств, даже он, всемогущий король, никогда не сможет быть таким беззаботным и свободным, как эти птицы. А что же говорить о стремлении к воле целого народа, привыкшего к свободе, но из-за печальных и досадных обстоятельств угнетенного.