Ее имения на Украине царское правительство конфисковало, мать и сестер подвергли заключению в Москве. Поэтому она слезно напоминает о себе и деликатно - о необходимости отдавать долги шведскому королю в праздничный первый же день 1718 года.

«Повелитель!

Ваше величество удивится, видя меня у своих стоп со слезами на глазах в день, когда, по обычаю, все тешатся и радуются.

Это вовсе не значит, чтобы я не разделяла равно с наивернейшими Вашими подданными счастья, которое они ощущают под властью Вашего Величества; однако ж трудно иметь ясное чело, когда кто-то не имеет на что выживать. После трехмесячного ожидания, очень долгого, если взять во внимание мое положение, я стою перед окончанием года, но не вижу конца моим несчастьям, и, когда бы я не имела твердой надежды, что Ваше Королевское Величество помогут исполнению того обещания, каковое вы были добры мне дать, то мне казалось бы, что новый год наступает лишь для того,  чтобы продолжить мои страдания.

Однако вопли моих покинутых детей удваиваются, нетерпение моих неумолимых поручителей возрастает и собственная нужда гонит и гнетет.

Смилуйтесь надо мною, Повелитель, и не допустите, чтобы я поднялась от Ваших ног, не сменив слезы, которые выдавливает из меня тяжелая нужда, на слезы признательности.

Ваше Величество дали знаки своей доброты людям, которые в оправдание права на ласку могли ссылаться лишь на свою нужду, но я имею помимо этого и другие титулы, которые должны склонить Ваше Величество в мою пользу.

Я заканчиваю пожеланием счастья для священной особы Вашего Величества, пожеланием тем более горячим, что длинный и счастливый бег Вашей жизни является единственной надеждой для меня, покинутой чужеземки.

Остаюсь и т.д.

А. Войнаровськи»

К величайшему сожалению, надежда семьи Войнаровских на возвращение огромных долгов из шведской казны  не осуществляется, как  не осуществляется и пожелание Анны королю долгих и счастливых лет: Карл ХІІ вскоре умирает.

Королева Ульрика, как порядочный человек, начинает хоть и по чайной ложке, но выплачивать долги, однако, по горькой иронии судьбы, эта выплата подпадает под инфляционный обвал.

18 июня Анна Войнаровская пишет новое письмо.

«Гогспожа!

Ваше Величество были добры ассигновать мне сумму 500 плетов, только бы помочь мне привести в порядок дела в моем затруднительном положении; почтительнейше прошу не истолковывать это в худую сторону, когда  скажу, что сей небольшой суммы не хватило и в десятой части для того, чтобы удовлетворить моих поручителей. Поэтому я обращаюсь к Вашему Величеству с просьбой оказать мне ласку и дать такую сумму, которой бы хватило для этого. Правда, Ваше Величество были добры и говорили выплатить мне 6.000 Muntecken, но, к сожалению, те деньги в скором времени обесценились, так что, передав их правительственным комиссарам, я понесла убыток на 4.000 талеров серебряной монетой; по этой причине  я вынуждена была продать свои лучшие наряды, чтобы удержаться самой и прийти на помощь семье. Я надеюсь, что Ваше Величество выкажет сочувствие  моей беде и утешит меня благосклонным решением.

Остаюсь и т.д.

Анна Войнаровски»

Приличные люди в приличной стране, хотя и бывает непомерно тяжело (Карл ХІІ оставил после себя государственных долгов приблизительно на 20 миллионов шведских крон), но стараются держать слово, стремятся выполнить    хотя бы по частям свои долговые обязательства. Шведский сейм постановляет платить Анне Войнаровской ежегодно 4 000 серебряных талеров. Однако Анна на такую сумму не соглашается и пишет новое письмо, теперь уже в адрес сейма.

«Мои господа!

Ее Величество королева изволила отослать меня к Высоким Чинам, чтобы рассмотреть мою претенсию; ведь я просила сие собрание дать мне удовлетворение, но не получила никакого решения, а лишь ассигнование с 4 апреля 1720 г. на две тысячи плетов. На эти ассигнаты я получила лишь 500 плетов в день 9 мая. Я просила Господина президента Лагерберга выплатить мне остаток, но до сей поры не получила ни гроша. Поэтому позволяю себе почтительно просить Ваши Эксцеленции рассмотреть  ту несправедливость, которую мне причинили. Я совершенно не могу выжить, а тех двух тысяч плетов, которые мне признали на удержание, а к тому еще оплатить векселя за свою семью на Шлеске и покрыть старые долги как моего мужа, так и мои собственные. Когда бы я, несчастная, ничего не получила, то побаиваюсь, что умру от нищеты, так как я чужеземка, которая не имеет здесь ни родственников, ни друзей. В этом положении я не знаю, как  смогу существовать. Мне писали из Шлеска, что не хотят и дальше содержать моих детей, так как я не в состоянии посылать деньги для своей семьи. Я впадаю в отчаяние, видя, что мой муж в тюрьме уже четвертый год, а  не имеет хоть скудной подмоги от Швеции, и прошу, Мои Господа, рассудить, справедливое ли это вознаграждение человеку, который посвятил свою судьбу и имущество для сего народа, - чтобы покинуть его в беде. Именем Бога умоляю Вас, Мои Господа, еще раз не дать мне гибнуть и далее в таком тяжелом положении, принять окончательное решение, потому что я не нахожу в себе силы быть в разлуке с семьей.

В надежде на благосклонное отношение и т.д.

Анна Войнаровски»

Можно понять отчаяние и законное требование Анны Войнаровской, как и понять непростое положение шведского руководства, которое задыхалось в долгах и не успевало платить по обязательствам. Дело постепенно приводит к конфликту, Войнаровская просит наконец выдать ей загранпаспорт и правительственный документ, что «в Швеции не хотят оплатить ей долг». Обращение А. Войнаровской рассматривается на королевском совете, для которого слово и честь не пустые звуки. Поскольку государство не может рассчитаться сразу с этой семьей, граф Кронгиельм предлагает королевскому совету вариант отсрочки долга: «Я очень боюсь, что когда она не получит никакого удовлетворения, то сие дело еще не раз наделает хлопот. Она находится нынче в нужде, и я думаю, что когда бы с нею пришли к согласию, то Войнаровская отказалась бы от значительной части своей претенсии и удовлетворилась бы тем, чтобы получать выплату ратами на протяжении пяти, шести, а может, даже и десяти лет. На случай же, когда она выедет из страны, ничего не получив, и поставит свое желаемое через посредничество какого-нибудь царствующего дома, то, уверен, мы не отделаемся так легко от этого целого дела».

Между Войнаровской и королевским советом еще несколько лет длились переговоры, наконец Анна получила большой замок Тиннельзе на живописном Мелярском озере, дом в Стокгольме и значительную выплату  наличными деньгами. И хотя долг так и не был погашен, однако шведское королевство искренне ходатайствовало о своей чести.

Со временем Анна Войнаровська через брата полковника Федора Мировича хлопочет перед Варшавой о других семейных поместьях, только бы брат помог возвратить:

«1) Село Маковичи с окрестностями возле Владимира на Волыни, которое принадлежало  матери моего мужа Войнаровского.

2) Село Мазепинцы в воеводстве Киевском, которое принадлежало гетману Ивану Мазепе, дяде моего мужа.

3) И еще одно село, которое должно быть положено в Брацлавском воеводстве и в Житомирском уезде».

Но напрасны были ожидания Войнаровской.

Вот так обернулась жизнь для украинской аристократии: на востоке по-бандитски все отобрали и родных - в казематы и Сибири, а на западе - не сполна отдали...

...Можно бросить в наибольшую в мире мерзлоту, в снега и лед, без права даже на имя, полученное при крещении, Андрея Войнаровского, матерей и сестер можно заковать в глухих московских казематах, и не сломить всего народа и не завоевать весь мир «несытым глазом», кровно переняв мечтания Чингиз-хана.