К счастью капитана, артельщик спустился вниз, чтобы пересчитать бараньи туши. Он отомкнул дверь и с размаху налетел на застывшую скорченную фигуру.

Он решил, что это баранья туша, но вдруг услышал голос Плавали-Знаем:

— Лом! Тащи лом!

— Лом! — заорал изо всех сил артельщик, стараясь сообразить, как Плавали-Знаем очутился в этом месте. — Капитан примёрз к палубе! Давайте доктора!

Все бросились к боцману в поисках лома, а в морозильник спустился Челкашкин. Он качнул Плавали-Знаем влево, потом вправо и вытолкнул в коридор:

— В изолятор! Растереть спиртом, и двадцать четыре часа отдыха!

При этих словах знаменитый капитан дёрнулся и открыл рот.

— Что-о? — вылетело оттуда. Он с трудом выпучил глаза из-под заиндевелых ресниц. — Не выйдет! Плавали — знаем! Ещё один такой сон — и по палубе вместо команды забегают бразильские мамонты!

И капитан мрачно направился на капитанский мостик.

Солнышкин был возбуждён до предела. Он бегал из каюты на палубу, с палубы в каюту. На корме лежали медведи. В каюте сидел Перчиков.

— Слушай, Перчиков, расскажи ещё немного про остров и про кита, — упрашивал Солнышкин.

— Солнышкин, не могу же я придумывать, — разводил руками Перчиков и поворачивался к стенке. Ему страшно хотелось спать.

Солнышкин шёл на палубу. Он так жалел, что не его высадили на острове! Увидеть красноносого дельфина, прокатиться на ките — об этом можно было только мечтать! И он смотрел, не попадётся ли ещё где-нибудь необитаемый остров. Необитаемого острова не было.

Тогда Солнышкин бежал к медведям и угощал их сахаром, пока не налетел на сердитого Буруна.

— Значит, забавляемся, медведиков кормим! А палубу кто будет драить? Может, они? — спросил ехидно Бурун.

— Кто — они? — спросил Солнышкин.

— Медведики.

— А что? — воскликнул Солнышкин. — Идея! Вёдра и швабру! — крикнул он и бросился расталкивать медведей. — За дело, ребята, за дело, братцы!

Бурун удивлённо приоткрыл рот, но Солнышкин прикрикнул: «Вёдра, швабру!» — будто боцманом был он, а не Бурун. И старик, как матрос, бросился исполнять приказание. Солнышкин окатил палубу водой, намочил швабры и сунул в лапы медведям.

— Так они тебе и пойдут! — сказал Бурун.

— Как родненькие! — пообещал Солнышкин. Он достал из кармана два куска сахара. Медведи потянулись к нему и оперлись на швабры. Солнышкин отступил назад, и медведи двинулись за ним. Он сделал ещё шаг, и они, налегая на швабры, пошли дальше. А сзади зажелтела ярко надраенная палуба.

— Ого! Как желточек! — всплеснул руками Бурун. — Хоть яичницу жарь!

Солнышкин побежал к корме. Медведи со швабрами — за ним. А сзади Бурун приговаривал:

— Хоть яичницу жарь!

На корме Солнышкин дал мишкам по куску сахара и повернулся к Буруну:

— Ну что?

— Надо издать приказ! — крикнул Бурун. — Приказ! На каждую палубу по дрессированному медведю!

— Это ещё что! — сказал Солнышкин. — Это что! Сейчас они у меня побегут сами!

Пройдя на другой конец палубы, Солнышкин положил на край два куска сахара. Медведи живо повернули головы и потянулись со швабрами вперёд.

— Пошли! — сказал Бурун. — Пошли! Ну-ка, кто раньше?

— Мишка-2, — сказал Солнышкин.

— Нет, Миша-1 проворнее, — ответил Бурун.

На палубе начиналось настоящее соревнование. Мишка-2 в футбольных трусах весело подталкивал швабру. Миша-1 был потяжелей и в брюках, но пытался не отставать. Вокруг собралась команда.

— Мишка, давай, давай! — взвизгивала Марина.

— Тёзка, не подведи! — хохотал Мишкин.

До конца оставалось меньше пяти метров. Миша-1 вырвался вперёд. Все были уверены в его победе. Но тут случилась неожиданность: Мишка-2 цапнул Мишу-1 за штаны, тот схватился за них лапами, а его противник в два прыжка подскочил к сахару и схватил оба куска.

— Нечестно! — закричали все.

Но Мишка-2 проглотил свой кусок рафинада и тут же хрустнул Мишиным. От возмущения тот бросил швабру, брюки с него слетели, и он с рёвом вцепился в затылок мошеннику.

— Солнышкин! Солнышкин! — звала Марина.

Но Солнышкин и сам уже смело бросился вперёд. Он вытащил из кармана еще кусок сахара и поднёс его к разъярённому Мишиному носу. Медведь выпустил противника, схватил сахар и заковылял в сторону. Но этим дело не кончилось. Полночи медведи трудились. В наказание Солнышкин заставил их вымыть всю палубу.

Солнышкин, волнуясь, ходил по рубке, а Федькин уговаривал Петькина пустить Солнышкина к штурвалу:

— Пусти, Петькин! Человек хочет быть моряком!

— Не моё дело, — говорил Петькин. Он стоял на палубе твердо, как глиняная копилка на комоде.

— Слушай, Петькин, человек в порту за тебя отстоит вахту! — сказал Федькин. Петькин дважды мигнул.

— А точно? — спросил он.

— Конечно! — воскликнул Солнышкин и весь засветился от радости.

— Ладно, — согласился Петькин.

И Солнышкин снова встал за штурвал.

Море бросилось к нему навстречу. Солнышкину показалось, что оно само понесло пароход на могучей синей спине. «Даёшь!» шёл полным ходом, и Солнышкин только направлял его движением руки.

Вот слева вдалеке пронёсся остров. Вот от горизонта стал быстро приближаться встречный пароход, и когда поравнялся, издал могучий приветственный гудок.

Солнышкин в восторге замахал руками и едва не упустил руль.

Картушка компаса качнулась влево. Солнышкин, схватившись за ручки, дёрнул штурвал влево. Стрелка тут же перелетела в обратную сторону.

Солнышкин, высунув от волнения кончик языка, повернул штурвал вправо — и стрелка медленно вернулась на место.

— Ничего! — сказал Федькин. — Ничего!

Солнышкин радостно скосил на него глаза. Он готов был обнять штурвал и расцеловать компас.

— Ничего! — повторил Федькин. — Но если учесть, что впереди у моряка Мексика, Индия, Австралия, то, конечно, нужно подучиться.

Ах, если бы это могла видеть его старая бабушка! Ведь сидит она сейчас где-нибудь в уголке клуба, держит на коленях веник и ничего этого не знает…

— Тютелька в тютельку, — удивлённо пробормотал Петькин. Но вдруг он оттолкнул Солнышкина и ухватился за ручки штурвала.

По трапу загрохотали сапоги. В рубку поднимался Плавали-Знаем. Он был явно не в духе.

Капитан покосился на Солнышкина, выглянул в иллюминатор и крикнул:

— Боцман! Опять пароход потерял бодрость! Ниже корму, выше нос!

Снизу донёсся тяжёлый вздох.

— Федькин, за мной! Солнышкин, за мной!

И они потащились перекладывать боцманское хозяйство.

— Скобы на корму! Якорь на корму! — командовал боцман.

Но судно не меняло положения.

— Что за шут! — сказал боцман.

И тут, откинув брезент, он увидел спящего на трюме артельщика, который подыскал себе новое место для сна.

— А ну-ка, проваливай отсюда!

Тяжёлый артельщик бросился на корму, и нос парохода быстро пополз вверх.

— Вот это совсем другой вид, — сказал Плавали-Знаем и скрестил на груди руки.

А между тем пароход подходил к самым туманным местам, возле которых кок Борщик получил свой знаменитый выговор. Скоро мелкие капли стали садиться на лицо и руки Плавали-Знаем, а из тумана выглянул остров, который все бывалые моряки называли островом Опасности. Около него проходило коварное течение, возникали мели, и даже самые бравые капитаны обходили его стороной.

— Справа мель! — тревожно сказал Петькин.

— Мель слева, — жестко произнёс Плавали-Знаем.

Петькин хотел промолчать, но судно быстро приближалось к опасному месту.

— Справа мель, — испуганно повторил он.

— Плавали — знаем! — раздалось в ответ. — Мы не трусы, чтобы уходить от опасности.

— Нужно включить локатор! — крикнул Петькин. Его квадратный лоб побледнел от ужаса.