Крик
We can never let the word be unspoken
We will never let our loving go come undone
Everything we had is staying unbroken, oh
You will always be the only one
You're the only one
Won't ever give up
'cause you're still somewhere out there
Nothing and no one's
Gonna keep us apart
Breaking it down
But I'm still getting nowhere
Won't stop, hold on
Thunder and lightning,
It's getting exciting
Lights up the skyline
To show where you are
My love is rising,
The story's unwinding
Together we'll make it
And reach for the stars
You're the only one,
You're my only one
You're my life,
Every breath that I take
Unforgettable, so unbelievable
You're the only one, my only one
I could have told you
To slow down and stay down
I could have told you a secret -
Won't you keep it now?
Thinking of making a showdown
When love is found
Thinking of waiting
Till you're around
Won't ever give up
'cause you're still somewhere out there
Nothing and no one's
Gonna keep us apart
Breaking it down
But I'm still getting nowhere
Won't stop, hold on
Thunder and lightning,
It's getting exciting
Lights up the skyline
To show where you are
My love is rising,
The story's unwinding
Together we'll make it
And reach for the stars
You're the only one,
You're my only one
You're my life,
Every breath that I take
Unforgettable, so unbelievable
You're the only one, my only one
You're my only one 1
Исполнитель Сергей Лазарев
Пролог
Бредя во тьме тоскующей душой,
Не зная на вопросы все ответы.
Я думаю, как будет хорошо.
Когда найду свою дорогу в лето.
Пусть холоден и мрачен перевал
Опасно серых скал обледенение;
Я помню, верю, что когда-то знал
Лугов, залитых солнцем, вдохновение.
Я жил и спал, сражался и страдал,
И выживал и рвался из трясины.
Уже не верил и уже не ждал,
Когда внезапною накрыло чувств лавиной.
Не знаю будущего, в страхе перед ним
Я замираю, стоя перед бездной.
Еще минута промедления — и пропал.
И все мечты опять распались белым пеплом.
Мне остается только шаг вперед,
Опять сквозь боль и кровь, сквозь страхи и сомнения
К теплу и свету, к жизни я шагну.
Как дальше жить — я сам приму решение.
1
Всё вокруг расплывалось зелёными пятнами, я в очередной раз моргнул, да что же это такое. Только на четвёртый раз зрение соизволило сфокусироваться, но ясности мне это не принесло. С трудом поворачивая голову, я осмотрелся: стены, обложенные зеленоватым кафелем, много медицинского оборудования и я, лежащий на какой-то койке.
Где я? Что со мной случилось? Попытка вспомнить отозвалась сильной болью в мозгу и ещё большим роем вопросов. Я не только ни помнил где я, и что произошло, но я не знал и кто я. От осознания этого факта я аж задохнулся и постарался сесть. Мышцы взвыли от попытки их использования, похоже, я пролежал здесь не один месяц.
Задышав часто-часто попытался успокоиться. Так. Это какое-то медицинское учреждение. Я повернулся к аппарату, стоящему рядом, он созерцал мир пустым чёрным экраном, перевёл взгляд на лампу, свисающую с потолка, она не горела. Свет сочился только от слабых, аварийных светильников. Дело плохо. Я конечно не гений, но если не работают приборы, то что-то явно не так. Аккуратно вынув из рук иглы, тянувшиеся к пустым капельницам, открепив датчики, идущие к мёртвым агрегатам и, напрягшись изо всей мочи, я всё-таки смог усадить своё туловище и поёжился. В помещении было жутко холодно. Обхватил себя ладонями и только сейчас ощутил, что на мне почти ничего нет, только какая-то тонкая сорочка, доходящая до колен.
Посидев немного, я собрался с силами и, опустив ступни на ледяной, кафельный пол, встал. Мышцы тут же отозвались напряженным поддрагиванием, хорошо хоть не отказываются работать и то хлеб. И всё же где я? Пошатываясь, добрёл до белой двери и дёрнул ручку, ответом мне был только сухой щелчок, но она не поддалась. Я взялся дёргать её на все лады, но она не шелохнулась, зато паника в моей душе начала разрастаться с геометрической прогрессией, ещё чуть-чуть и моему взбудораженному мозгу стало казаться, что стены надвигаются, а оборудование придвигается всё ближе. Воздух сипло вырывался из горла, когда я, вложившись всей дури, рванул на себя дверь, она резко открылась, заставив, попятится, пока я не упёрся в спиной в стену. В коридоре было ещё темнее и холоднее чем в палате. Я, опираясь обо все, что попадалось под руку, дошел до другой двери.
Стоило мне открыть её, как в нос ударил невыносимый запах портящейся плоти, заставляя меня вернуть портун в прежнее положение. Соседняя дверь с трудом поддалась, а распахнувшись, явила моему взору, засыпанную обломками потолочных плит пещеру. И хотя, под осколками потолка и кафеля, виднелась нога, одуряющей вони здесь не было.
Я двинулся дальше, в четвёртой комнате никого не было, а после проход и вовсе заворачивал. Зайдя за угол, я остановился. Что делать теперь, просто не представлял. Почти сразу за поворотом начинались ступени, но вся загвоздка была в том, что уже с третьего выступа лестница обрывалась, верхний этаж рухнул, погребая под собой любую возможность, выбраться отсюда.
Финиш. Стоило ли напрягаться для того, чтобы узнать, что скоро умрёшь? Я медленно опустился на ледяной пол, не думая о том, что могу себе что-нибудь отморозить. Дерьмово. Дерьмово помереть так и не узнав, кто ты, когда не сможешь вспомнить счастливые минуты своей жизни и проститься с ней по-человечески.
Ну уж нет! Я с трудом встал на ноги. Так дело не пойдёт. Поднялся на третью ступень и с остервенением начал руками разгребать завал. Я пыхтел, обливался потом, мои руки тряслись от неимоверной нагрузки для мышц, которые давно не работали, но я рыл и рыл, давая себе редкие секунды для отдыха, задыхаясь и давясь кашлем от пыли.
В тот вечер я не смог выбраться наружу. Через несколько часов борьбы с обвалом я совершенно обессилил. Обратно, в ту палату, в которой очнулся, полз на четвереньках, падая на ледяной кафельный пол, но упорно поднимаясь. В комнате, кажется, было ещё холоднее, чем когда я пришел в себя, или это только казалось. Я стащил с койки матрац, и, свернувшись калачиком, укрылся им, насколько позволяли габариты.
Сон пришёл быстро, но ни успокоения, ни сил не принёс. Снились какие-то обрывки воспоминаний, а может это просто были сны, понять по ним хоть что-то, не представлялось возможным, я, кажется, просыпался каждые пять — десять минут, задыхаясь и покрытый испариной. Что со мной происходит? Помучавшись пару часов, решил вернуться к своему занятию, но, дабы не бегать туда-сюда, решительно унёс матрас с собой, а из пустой комнаты выкатил кровать, свою я сюда бы не дотащил, там же нашел жидкость и помолившись посчитал её водой. Теперь можно было работать и сразу отдыхать, не тратя и так скудные силы на ползание по коридору.
Время тянулось медленно, забирая у меня силы, даря только усталость и сомнения в благополучном исходе. Но я не хотел здесь подыхать, среди разбитого кафеля и отключенных аппаратов. Умирать, так на свежем воздухе, где ветер обжигает своей морозностью, где нестерпимо пахнет свежим снегом, то, что на улице зима я не сомневался, чем дальше я копал, тем морознее становилось в коридоре и холоднее были камни. Время слилось для меня в монолит, больше не было минут, часов и дней. Был я, планомерно, камешек за камешком, двигающийся вперёд и свобода, там, за завалом, больше не осталось ничего.
В тот момент, когда на меня пахнуло свежестью, я одурел от счастья. Казалось, что впереди, райские кущи, что там есть еда и питьё. Эта странная, безумная надежда придала мне силы, и я принялся разгребать завал с утроенной активностью.
Освободив достаточно места, чтобы выглянуть на улицу, я смог увидеть — полумрак, поблескивающий свет луны на снегу. Но, когда свобода стала нестерпимо близка, остатки сил покинули меня: руки ослабели, ноги подогнулись и я рухнул на ступени, усыпанные мелкими острыми камешками, мгновенно впившимися мне, кажется, везде, от которых огнём боли загорелась кожа, заставив зашипеть и скукожится, обдираясь ещё больше. Мочи добраться до лежанки хватило не скоро, но ощущения близости свободы дарило непередаваемое чувство. Что я увижу, оказавшись на свободе? Смогу ли я вспомнить кто я? Смогу ли выжить?