Я пожал плечами, по большому счёту мне было без разницы. Никич оказался очень мудрым мужиком и отличным педагогом, он рассказывал к кому какой подход нужен, как учить тому, что умеешь и многое другое. Мы с ним постоянно допоздна засиживались в тренерской, как называлось помещение, где хранился инвентарь для тренировок, мне было чему у него учится.

— Да не ори ты на них, толку от этого не будет, — не громко внушал он мне, сидя на колченогом стуле, — вот наорал ты на него, он что удар выполнять научился? Нет, он тоже психует, бесится и всё только хуже. То, что для тебя само собой разумеющееся, ему и невдомёк. Вот ты орёшь, что он дышит как слон, а он по-другому не умеет, стоишь и поправляешь, сам показываешь, раз за разом, пока не получится.

— Это ж какое терпение надо иметь! — тут же вскипал я.

— А ты что хотел? Учись на этих гавриках, у тебя же дочь, её тоже чему-то учить придётся. А на девочек кричать нельзя, они, вообще, плакать начинают. Эти хоть ерепенится, а что ты будешь делать с женскими слезами. Ты на этих наорёшь, они со злости пусть и неправильно делают, но доказать пытаются, что круче, что могут. А женщина плакать начала, считай всё, она признала своё поражение и дальше бороться не будет, какие уж тут результаты?

Ася продолжала меня избегать, я даже был этому рад, я не знал, как себя с ней вести, я не мог сам с собой договориться как к ней отношусь. Я был здесь уже недели три, но посей день она вызывала от сильнейшего притяжения, до резкого отторжения.

Зато с другими девчонками всё было понятно. Когда я не появился на кухне, бойкая Вита подкараулила меня вечером и кокетничая спросила куда я исчез. Она мне нравилась, весёлая, пышнотелая, в нужных местах, со смоляными кудрями и чёрными смеющимися глазами. Мы с ней похихикали, пофлиртовали да разошлись по домам, хотя я понимал — девушка явно строит касательно меня планы, но они меня не смущали, не заставляли нервничать, всё было просто. Потом такие встречи стали ежедневными, полные флирта и недоговоренностей они поднимали нестроение, заставляли чувствовать себя живым.

По истечении первой недели тренерской работы нас вызвали «на совещание», как это назвал Никич. Мы должны были отчитаться как идет подготовка новичков, когда мы сможем передать в следующую группу. Одно из помещений завода по производству продуктов было заставлено стульями, посередине стоял стол с пятью стульями, за ним сидели руководители: Ася, Ли, пожилая женщина со странным лицом, мужчина-медведь, огромный, заросший бородой и волосами чётко можно было различить только тёмные умные глаза и ещё один мужчина, крепкий и плечистый. Тренеров было не так много человек двадцать, соответственно обучающихся групп было десять. Быстро прикинув в уме что это не плохое количество учеников, я поразился размаху. А сколько же у них действующих солдат? Тренеры выходили по два человека, рассказывали про успехи группы, выделяли успешных, иногда предлагали тех, кто успевал слабо перевести на другую деятельность. До нас очередь дошла в самом конце, мы вышли и встали лицом к столу, коллеги остались за спиной. Никич толково рассказывал чуть ли не о каждом ученике, называл имя и фамилию, вдавался в самые мелочи, на которые бы я даже не обратил внимания. Как он пояснил что мы первый кордон, мало ли чего человек хочет, бывают те, которым не дано, очень важно их отсеять в самом начале, не тратить на их обучение силы, повстанцы нацелены создавать непобедимую армию.

— Ну как тебе второй тренер? — подал голос Ли. Вообще всё собрание сидящие за столом говорили по минимум, задавая только уточняющие вопросы.

— Так как, — улыбнулся Никич, — толковый парень, горячий только, — мне показалось, что он меня сейчас ещё по вихрам потеребит, как пацана, я аж зубами от злости скрипнул, когда увидел на лице Ли лёгкую тень язвительности. Ася же наоборот довольно улыбнулась, только уголками губ, но улыбнулась.

Закончив свой отчёт, мы уселись и тут началось «избиение младенцев», по каждой кандидатуре, которую выставляли тренера, предлагая перевести на другую деятельность, пятёрка советовалась и выносила решение. Если некоторых переводили на не плохую работу: в автомастерскую или на завод, кого-то просто отправляли в деревни. Я вспоминал мальчишек, учащихся в нашей группе, каждый из них горел желанием быть военным, и я представил, как одного из них отправляют копать поля, у меня даже сердце сжалось:

— А их вы спросить не хотите, что они сами хотят? — не сдержавшись встал я.

— Занятие им подбирается в соответствии с их склонностями, — ответила пожилая женщина.

— А чем вы лучше так ненавистного вами Общества с их профессиональными тестами? — выплюнул я.

— Тем что мы не убиваем непригодных к чему-то, — взвилась Ася.

— Ничего, не долго осталось, — схлестнулся с ней я.

— Да что ты понимаешь! Будет так как я сказала, — последнюю фразу она говорила тихо, но от тона по спине пробежали мурашки, да уж, становилось понятно, что будет именно так. Я рассержено махнул рукой и ушел.

В тот вечер я долго торчал в зале мутузя ни в чём неповинную грушу, то же мне нашлись боги! Вита, сидевшая на лавке около дома, показалась отдушиной. Мы, наверное, час болтали ни о чём. Я склонился к ней, она смеясь шептала мне на ухо какую-то ерунду, а я постепенно успокаивался. В какой-то момент, я поднял глаза на входную дверь, там стояла Ася, стояла не далеко, буквально в пяти шагах, на её лицо падал свет фонаря, она не отрываясь смотрела на нас с Витой. Лучше бы я не смотрел ей в глаза, в груди что-то болезненно сжалось. Она, наверное, на меня более счастливыми глазами смотрела, если бы я ей сейчас в сердце воткнул нож. Столько боли и отчаянья было в её взгляде. Она стояла ещё секунду, а потом опустив плечи ушла, оставив нас с Витой сидеть на лавке, окутываемых ночью.