Как раз в этот момент, когда я решил возвращаться по улице пошла шумная компания. Я в прямом смысле свалился в кустарник у дома, стараясь не дышать, а по возможности и не думать, чтоб не услышали. Когда я рискнул высунуть голову из кустов, от дома отделилась светлая тень, в которой я узнал Асю. Девушка в одной тонкой ночнушке, ох черт, до чего же хороша, подбежала к пню, на котором в детстве пела, встала на него и замерла. У меня по спине пробежал холодок, а потом я услышал. Услышал, как она поёт! Это было словно наваждение! Умом я понимал, что на улице тихо, но, чёрт подери, я слышал её пение. Она замерла, подняв лицо к небу, с которого луна ласково своим светом гладила её щечки. Осенний лёгкий ветерок желая поиграть трепал край, длинной ночнушки, а она замерла, вытянувшись струной, раскинув руки и пела.

В ту ночь я понял, что не будет для меня другой женщины, и всё другое, кого бы я не выбрал, будет не то.

— Не дождешься, — просипел я, судорожный кашель цепкой лапой сжал мою грудь.

— Герман, пожалуйста, — бормотала она, пытаясь меня осмотреть. У меня перед глазами постоянно темнело, поэтому отвечать я ей не мог.