С мыслей о том, чем я был для родных мозг переметнулся на то, что же я смог сделать за свою пусть и не долгую жизнь, чего достиг, стоило ли коптить небо. Стоило ли? У меня была любовь, ради неё имело смысл жить, она была главной драгоценностью, она была светом, освещавшим моё малоосмысленное существование. Ася… Асенька… единственная женщина которая по-настоящему влекла меня к себе, сводила с ума и раскрашивала, казавшийся без неё однообразным, мир вокруг меня. Сейчас я не мог бы сказать красива ли она, мне она виделась солнечным зайчиком, светлым, тёплым и, наверное, бестелесным. Лишь тогда, когда я не помнил кто я где-то в подсознании было то как она выглядит, сейчас это было просто без надобности, важным было лишь то как я её чувствовал, ощущал душой.

У меня родилась дочь! Самая замечательная дочь на свете! Ради её появления точно стоило жить! Вспоминалась её улыбка, пухлые ладошки с растопыренными пальчиками, когда она тянулась обнимать меня, как она тёрлась своей нежной щечкой о мою и смеялась «Ёсык». Хоуп… ещё одно солнышко в моей жизни, бесценный алмаз. Я помнил всё до мелочей, каждую минуту, проведённую с ней, так же ярко как будто это было только секунду назад, как она делала первый шаг, её первое «Папа» от которого сжималось и замирало сердце. Папа…я защищал её, оберегал, без меня она бы не выжила тогда, в развалинах. Да это всё было не зря… Сухие трескающиеся губы сами собой растянулись в улыбке. Девочки мои!

Повстанцы… помог ли я им? Очень навряд ли. Нет, конечно, я участвовал в сражениях, но настолько ли переломным было моё участие? Совершенно не уверен. Все операции вспоминались обрывками, услужливая память прятала кровавые подробности, оставляя лишь ощущение приятной тяжести в руках от автомата, радость от победы над каждым отдельным врагом и всеми вместе, кайф о собственной ловкости и сноровки. Сражался ли я против строя или упивался своей силой? Хотелось верить, что ажиотаж и адреналин в боях был просто защитной реакцией организма. Всё же я не испытывал удовольствия от убийства, только от того, что я оказался сильнее, быстрее и пусть на маленький шажок, но моя правда становится больше. Да я верил в то, что делал, не важно была ли от меня великая польза, наверное, всё-таки, цепь, сжимающаяся на шее Общества, состоит именно из таких, мелких и даже незаметных, звеньев, но именно они делают её крепкой и не дают порваться и ослабнуть. Я делал то, что мог. Я не отказывался от своей цели даже ради своих девчонок. Наверное, и здесь всё было не зря…

Над головой раздался грохот, погребая под собой, тот маленький простенок в котором я оказался, выключая весь свет и стирая все мысли, это конец…

13/01/17

33

Ли

А5 — ранен, А6 — убит. Почему-то в голову пришла именно эта детская игра, когда с грохотом обрушился потолок. Я никогда не видел настоящих кораблей, слишком далеко я вырос от морей и океанов, о военном флоте можно было узнать только из учебников, как и о любой боевой техники, а игра осталась. Мы с другом любили в неё резаться на переменах, а что ещё оставалось, двум слабым здоровьем мальчикам. Я рос мягко сказать хилым, мать частенько грустила что эксперимент со мной оказался неудачным, я был одним из первых выращенных детей, которых пытались сделать самыми сильными, быстрыми и здоровыми, не вышло. Родительница не могла иметь детей, её муж умер через год после свадьбы от какого-то скорого на расправу недуга, с другими мужчинами не сложилось, и она вступила в проект «Выращенные дети». Там ей подобрали мужа, ребёнок должен расти в полной семье, а чуть погодя выдали меня, практически не похожего на обоих родителей, генномодифицированного младенца.

Была ли она счастлива? Сомневаюсь. Я во всей красе ощутил каково это жить среди совершенно чужих друг другу и мне людей. Родители обо мне заботились, одевали, обували, следили за здоровьем и учебой, но на этом считали свои функции оконченными. Я мечтал вырасту и покинув отчий дом, поеду учится, докажу всем и вся, что я достоин, что могу. Чего я достоин и что смогу я не думал, а точнее и представить и не мог, знал только, что семья у меня не правильная, да и я не очень удачный эксперимент.

По окончании общеобразовательного учреждения, меня хилого и со всех сторон больного оправили в армию. На чём зиждилось это решение Общества я не понимал. Сидя на призывном пункте и разглядывая свои тонкие, длинные пальцы обтянутые не просто темной, черной кожей я думал, как буду сдавать хоть какие-то нормативы, если в школе у меня из-за болезней почти всё время было освобождение от физических занятий, а на тех где я присутствовал, показывал худшие результаты.

Но как оказалось эксперимент только начался. После первой же медкомиссии меня отправили на операционный стол. На мои вопросы какие врачебные манипуляции тогда проводились мне никто не ответил и к сожалению, в последствии информации найти не удалось — мой личный номер и номер проекта отличались, а последний узнать не удалось. Даже исследование собственного тела информации не принесло, они отлично прятали концы в воду. Но после тех манипуляция я будто бы ощутил себя новым человеком, были навсегда забыты любые болезни, а спортивные успехи перли как на дрожжах, правда, надо заметить, я подозревал, что тут дело не только в операциях, но и в тех уколах, что каждый день мне кололи. Названия препаратов канули в лету вместе с номером моего проекта, могу точно сказать только то, что все они были разными по цвету и по месту их применения, дважды одинаковых уколов не было, я и не знал, что у меня на теле было столько мест. О какой-либо военной подготовке речи не шло, мне надо было учится простейшему спринтерскому и марафонскому бегу, как качать пресс и как поднимать гирю, но я не знал, что это только присказка, мне казалось, что во всю уже бушует «сказка»

Но вот в один «прекрасный» день, где-то через полгода после поступления на службу, меня привели в казарму, до этого я не видел живых людей кроме врачей, мне иногда казалось, что я здесь единственный не медик. Тут было тридцать охламонов, горящих желанием приносить пользу Обществу. И среди них был и я.

Армия меня научила многому: драться, стрелять, быть выносливым, расчётливым, ненавидеть…

Когда я вышел из учебки, увидел, как уничтожаю ни в чём неповинных людей, просто за намёк на несогласие. Участвовал в боевых действиях против повстанцев, которые освобождали тез людей, которых мы по приказу Общества запихивали в Лагеря. Чем они были плохи я начал очень быстро понимать — они были или против системы, или, от чего становилось муторно, просто другими. Некоторых увиденных мною товарищей действительно стоило упрятать в эти милые лечебные заведения, из-за гипертрофированной агрессии и жестокости, но именно таких людей принимали на службу и в армию в том числе, лишь бы позволяли физическая подготовка и навыки. Таких как я, экспериментальных, среди ровесников больше не встречал, но может оно и к лучшему, но уже через пять лет начали появляться другие выращенные, они отличались от меня, молодые люди были изначально заточены под службу и медикам не приходилось над ними трудится. А ещё, чем дольше я служил, тем больше во мне крепла ненависть к такому Обществу, которое я увидел, покинув дом.

Хватило меня на десять лет, к этому моменту я дослужился до капитана отряда и без раздумий выполняя приказы посылал на верную смерть подчиненных, откровенно говоря меня не сильно заботила их судьба, я хотел сбежать туда где меня никто не найдёт, где я могу жить, не убивая невинных людей. Это не давало мне спокойно спать и занимало почти все мои размышления, а ещё меня нестерпимо пугало то, что я превращался в бездомную машину для убийств и ничего не мог с собой поделать, если бы я переживал всё, что происходило то я точно бы рехнулся.

Дезертировать получилось неожиданно, моя команда проиграла сражение, вокруг ни оказалось ни одной живой души, и я рванул в леса. Только через неделю, грязный, ободранный, по сей момент перемазанный чужой кровью я вышел к небольшому поселению, мне нужны были медикаменты, пораненная во время сражения нога начала гноится, что бы я не делал, поднялась температура и дальнейшее развитие событий вставало перед моим мысленным взором весьма явственно. Куда я в итоге приковылял я не помнил, кажется рухнул на порог первого дома у которого оказался. Пришел в себя только на следующий день, лежа на чистенькой кровати, жар спал, а нога была заботливо обработана и перебинтована.