Господи, Отец. Люблю тебя, возьми меня. И благодарю тебя за то, что ты открыл себя мне. Не скрывайся от меня.

Помню себя, как я предполагал осуществление всего доброго в крестьянской жизни; вижу людей, верящих в осуществление идеала в европеизме, в монашестве, у тодов в горах Индии. Все молодые люди, созерцая идеал, всегда надеются найти его где-нибудь и спешат искать. Они не знают и не хотят верить, что его не надо искать там и здесь, в пространстве и времени, а что идеал затем дан, чтобы его осуществлять сейчас, здесь. Царство Божие внутри нас и достигается усилием.

26 июня 1890. Еще думал, лежа в лесу и глядя на дальний лес и небо: не нужна мне, бесполезна мне красота природы, как и красота искусства, гораздо низшая. Другое нужно и радует. А это только развлекает, отвлекает. Но зачем же это?

Косил и работал много. У меня сделалось головокружение, и я испугался. И стал думать о смерти. И я увидал, как я уж испортился, отошел далеко назад к плотской мерзости.

28 июня 1890. Письмо от Анненковой тоже осуждающее.

29 июня 1890. Община Алехина прекрасное дело; для тех, которые могут его делать. (Я думаю, что я на старости лет стал бы его делать.) Но нисколько не обязательное дело для всех. Но и думать, что святая божеская жизнь осуществима на земле и устраивать жизнь, которая казалось бы такою другим и даже себе — тоже неправильно и вредно.

3 июля 1890. Если бы мужчины не были связаны с женщинами половым чувством и вытекающей из того снисходительностью, они бы видели ясно, что женщины (большей частью) не понимают их, и не говорили бы с ними. Исключая девственниц.

6 июля 1890. Убирал сено. Потом приехали Зиновьевы. Очень мне тяжело с людьми мертвыми. А они так сознательно, нарочно мертвы.

31 июля 1890. Зачем физическая сила тела. Только затем, чтобы, сжигая ее, тем светить духовно.

3 августа 1890. Православие и христианство имеют общего только название. Если церковники христиане, то я не христианин, и наоборот.

6 августа. Чем люди безнравственнее, тем выше предъявляемые ими требования.

19 август 1890. Пирогово. Страхов и Темирязев хорошие, порядочные люди и вот ругаются. Отчего? От науки, как мужики от вина; стало быть — наука ихняя скверная.

Церковь есть учреждение для скрытия Христова учения.

23 августа 1890. Дело жизни, работа жизни, вся жизнь это установление царства Бога, царства любви. Это и сама жизнь.

26 августа 1890. Все: мои болезни, моя женитьба, характер жены — все, что иногда казалось мне злом, было и есть благо. Все благо, зла нет.

27 августа 1890. Это шайка разбойников — судьи, министры, цари, чтоб получать деньги, губят людей. И без совести.

11 сентября 1890. Нам представляется, что высшая степень добродетели и радости, это высшая степень напряженности и восторга. Напротив: высшая степень добродетели тогда, когда испытываешь высшую степень легкости, а высшая степень радости это когда испытываешь высшую степень не восторга, а спокойствия.

19 сентября 1890. Как недоступны учению истины мужики. Так полны они своими интересами и привычками. Кто же доступен? Тот, кого привлечет Отец — тайна.

22 сентября 1890. А о том, что церковники не христиане, писать отдельно.

Христов, может быть, лучше того, которого мы знаем, было много. Хороша бы история неизвестного Христа.

6 октября 1890. Вера Христова вся в деле, а не в исповедании — исповедание делом.

Вред безумного церковного учения в том, что оно подрывает веру в разум. Если возможна Троица, то все возможно.

16 декабря 1890. Сердце сжималось, и, главное, мерзкая жалость к себе и злоба к ней. Удивительное состояние! При этом нервный подъем, ясность мысли. Я бы мог написать этими усилиями прекрасную вещь.

Записи 5-6 августа 1890 г.

5 августа 1890. Простится нам только, когда мы простим, т. е. не будет последствий. Когда мы любим.

Как узнать волю Бога? Все, что духовно больно, тяжело, не воля Бога.

6 августа 1890. Чем безнравственнее, тем выше предъявляются требования. — Юродство, не заботься о мнении.

Надо заботиться о дурном мнении.

1891 г.

26 января 1891. Как бы я был счастлив, если бы записал завтра, что начал большую художественную работу. — Да, начать теперь и написать роман имело бы такой смысл. Первые, прежние мои романы были бессознательное творчество. С Анны Карениной, кажется больше 10 лет, я расчленял, разделял, анализировал; теперь я знаю чтó чтó и могу все смешать опять и работать в этом смешанном. Помоги, Отец.

16 февраля 1891. Все та же усталость и равнодушие. — Начал шить сапоги. Разговор с Павлом напомнил мне настоящую жизнь: его мальчик с мастером, выстоявший 6 пар сапог в неделю, для чего работает 6 дней по 18 часов от 6 до 12. И это правда. А мы носим эти сапоги.

Сейчас, нынче, зашел к Василью с разбитыми зубами, нечистота и рубах и воздуха и холод — главное, вонь — поразили меня, хотя я знаю это давно. Да, на слова либерала, который скажет, что наука, свобода, культура исправит все это, можно отвечать только одно: «устраивайте, а пока не устроено, мне тяжелее жить с теми, которые живут с избытком, чем с теми, которые живут лишениями. Устраивайте, да поскорее, я буду дожидаться внизу». — Ох, ох! Ложь-то, ложь как въелась. Ведь чтó нужно, чтобы устроить это? Они думают — чтоб всего было много, и хлеба, и табаку, и школ. Но ведь этого мало. Серега, грамотный, украл деньги, чтобы съездить в Москву. Он б......, отец бьет. Константин ленится. Чтоб устроить, мало материально все переменить, увеличить, надо душу людей переделать, сделать их добрыми, нравственными. А это не скоро устроите, увеличивая материальные блага. — Устройство одно — сделать всех добрыми. А чтоб хоть не сделать это, а содействовать этому, едва ли не лучшее средство — уйти от празднующих и живущих пóтом и кровью братьев и пойти к тем замученным братьям? Не едва ли, а наверно.

25 февраля 1891. Все учения до Христа, если они имели целью общую жизнь, как Моисей, Солон, Ликург, Конфуций, то требовали изменения форм жизни, требовали насилия, стремились к тому, чтобы жизнь шла бы так, как будто нет зла, чтобы злые, преступники были изгнаны, уничтожены, или, если они имели целью одну внутреннюю жизнь, как учение браминов, буддистов и всех аскетических учений, отрицали внешнюю общую жизнь, не хотели знать ее. Учение христианское церковное в связи с государством есть учение первого типа: жизнь учреждается так, как будто нет зла, или по крайней мере так, что не видно существующего зла: злодеи в изгнании и по тюрьмам или боятся отдаться явно своему злу и действуют хитростью. Христианство аскетическое есть учение второго типа. Люди, следуя этому учению, озабочены душою только своею и бросают развращенный мир и уходят из него. Учение Христа истинное соединяет оба, оно дает для осуществления наивысшей внешней справедливости, не кажущейся, но настоящей, средство, состоящее в совершенствовании личности каждого среди общества и для общества, только для общества.

26 февраля 1891. Теперь 10 утра. Думал ночью и сейчас разговаривал с Горбуновым о науке и искусстве. Ход мыслей вот какой: Наука, то, что называют теперь наукой, пустое дело, потому что оно все исходит из ложного начала. Она признает реальность только за материальным миром. Я писал Страхову, с чем он согласен, противно утверждению Бекетова, что нравственность только может быть вредна для индивидуума и даже для рода — вредна, как вреден огонь для сала свечи. Если выгодно муравью, чтобы жить в государстве муравьином, подчиняться и смиряться — быть нравственным, то по отношению к другому муравьиному государству это невыгодно, и ему надо быть безнравственным. Но если бы даже все муравьи сошлись в один муравейник, им для выгоды своей надо бы было быть безнравственными по отношению других животных. Но мало того: если бы даже считать небезнравственной борьбу с другими существами, никогда нельзя сказать, где конец муравьям и начало других существ. То же и с человеком: где кончается человек и начинается животное.