Начальник цеха промолчал, словно не расслышал. Да и Греков пожалел о том, что сказал: у дальних верстаков заметил работающую бригаду. И не одну.

— Шустрят мужички-то, — криво усмехнулся Греков.

Иван Кузьмич шумно и виновато вздохнул. А что ответить?! Лишь бы Греков не свернул к бригадам.

Нет, не свернул. Идет прямо. Да и зачем ему сворачивать — только себя ставить в неловкое положение. Ну, покричит на него, начальника цеха, для порядка. Даже выговор может влепить. А что толку! Не в первый раз. Если бы он собирал все выговоры, то шкафа б не хватило. А ведь не снимают с должности, стало быть, начальник цеха Грекова устраивает. Хитрит только… Дело в том, что приборы, которыми занимались дальние бригады, — прошломесячные. Сданные и опломбированные. Но была договоренность, что их вернут со склада для небольших доделок — подкрасить, подрегулировать. С крупными недоделками ОТК, конечно, не пропустит, а вот мелочь — другой разговор. Все равно с завода их отправят не сразу. Хорошо, что в ОТК и в сбыте — понимающие люди. А что делать, если дефицит закрывается к двадцатому? Разве за оставшиеся десять дней план выполнишь? Вот и ловчит Кузьмич — весь цех держит «выручальные бригады» маскировать…

Греков неожиданно остановился. Начальник цеха налетел на него и виновато подался назад.

— Что, Ваня, плохо тебе? — произнес Греков.

Белесые ресницы начальника цеха заморгали, как крылышки мотылька.

— Вы о чем, Геннадий Захарович? — осторожно спросил он. — Вроде все нормально. План выполнили… Вроде все.

— Плохо тебе, Ваня, — устало продолжал Греков. — И мне, Ваня, невесело…

Иван Кузьмич развел руками, мол, ничего не поделаешь, не первый год… Или Греков что другое имеет в виду?

Но Греков уже вышагивал далеко впереди, стройный, худощавый.

«И чего бродит? Только людей будоражит… Сказать, что у Алехина в бригаде ЧП? Уникальный станок запороли? Нет, ну его… Конечно, до мастера снизойти вроде и не по чину — на меня собак начнет вешать, — угрюмо думал Иван Кузьмич. И сердился на себя. — Боюсь его, как мальчишка. Старый производственник, начальник цеха шестнадцать лет. И робею… Невесело ему! Квартальную премию получил. За новую технику получил. Невесело ему…»

— Пройти дайте! — крикнул Иван Кузьмич через грековское плечо двум молодым людям. — Расхаживают, как на бульваре.

Те обернулись.

— А, Юрочка? — улыбнулся Греков и протянул руку. — Как дела, студент? Сессия на носу? Бумагу страшную принесешь скоро Кузьмичу?

— Принесу, — серьезно ответил Юрий, пожимая мягкую сухую ладонь главного инженера.

— Сессия. В гробу я бы ее видел, — встрепенулся Иван Кузьмич.

— Что так? — шутливо не понимал Греков. — Или ты против науки, Кузьмич?

— У меня своя наука… Тридцать два человека под сессию попадают. На месяц. А работать кто будет? Грипп и то столько не уносит, — ворчал Иван Кузьмич.

— Вам и ночью план снится, — рассмеялся Юрий.

— А что? Верно! Клянусь, верно… Вторую ночь балансовая комиссия является, мать ее, — добродушно согласился Иван Кузьмич. Он изо всех сил «играл» на Грекова. — В полном составе является.

— Сон в руку, — все улыбался Греков. — На неделе и соберетесь.

— Нам что? Мы в ажуре, — жал свое Иван Кузьмич. Старая производственная лиса, он знал, что важны не только показатели, но и моральный фактор.

Греков с удовольствием смотрел на Юрия. Ему нравился этот парень — светловолосый, крепко сложенный. И механик он первоклассный…

Громкий дребезжащий звон расплескался по цеху. Конец смены.

— Ну, иди, иди. Не задерживаю. — Греков дружески тронул Юрия за плечо.

— А у Алехина станок загнали! — вдруг торжественно сообщил товарищ Юры. — Во время обеда и загнали.

— Вот еще! — вскрикнул Иван Кузьмич. — Ты что тут делаешь, Шишкин?

— Ничего. К Юре подошел. Дело у меня.

— Дело, дело… Знаем твои дела! Свистун. Марш на свой участок.

— Домой пора, Кузьмич, — растерялся парень.

— Ну и иди.

— Пошли, пошли, Шишкин. Что ты в самом деле? — Юра потянул парня за локоть.

Они отошли, стягивая на ходу халаты.

— Чего ты взорвался? — произнес Греков.

— Ничего, — ответил начальник цеха. Получилось грубо. Он и сам не ожидал, да сдержаться не мог. — Все норовят вам настучать. Будто нет ни мастера, ни начальника цеха. Никого!

— Будет, будет, Ваня. Что это с тобой?

— А то. Дисциплина должна быть. Порядок, — не успокаивался начальник цеха. — Я рядом, а он, стервец, к вам. — Кузьмич безнадежно махнул рукой.

Станочный участок — за стеклянной рифленой перегородкой. Существовал на заводе и механический цех — плоское каменное здание, а участок был «под рукой», для срочной работы. Не бегать же сборщикам за каждой ерундой в механический цех, через множество инстанций и резолюций. А тут — прошел за стеклянную ширму, и все в порядке…

К тому же у кого еще на заводе был такой фрезерный станок, как у Алехина? Скорость, точность, чистота. Кружева вытачивать можно. Умер старик-механик Павлов. Душа-человек. Так на этом станке алехинцы розы выточили, в ограду могильную наклепали. И узоры из стальной болванки. Когда на кладбище кто приходит, специально на павловскую могилу заглядывает, оградой полюбоваться.

— Не сберег, значит. — Греков положил руку на тусклую спину станка.

— А я при чем? Какой-то гад зашел в обед. — занял Иван Кузьмич оборону. — Ничего, переберут, наладят.

— Дисциплина, дисциплина, — передразнил Греков. — Вот она, твоя дисциплина.

— Что ж мне, с ружьем ходить? — отбивался Иван Кузьмич. — Целый день как заводной. И еще в охранники записываться.

— Посторонним сюда вход должен быть запрещен, — сухо выговаривал Греков.

— В том-то и дело. Мне кажется, тут свой шуровал.

— Что значит свой?

— Может, кто из другой бригады. Или сами алехинские… Разве признаются? — Иван Кузьмич поправил стоящий на станке узкий флажок.

— А где сам Алехин?

— Судный день. С обеда ушел.

Греков вспомнил, что сегодня заседает товарищеский суд. И секретарь напомнила, даже в календаре пометила. Теперь обязательно на партсобрании припомнят.

— Понедельник, понедельник… Как у тебя сегодня с этим делом?

— Да вроде ничего. — Иван Кузьмич понимал с полуслова, когда хотел. К тому же он был рад, что Греков направляется к выходу. — Двоих только нет. На бюллетне сидят… А прогульщиков нет.

— Учти. Буду увольнять беспощадно. — Греков сухо простился и отошел.

Иван Кузьмич еще немного постоял у станка.

«Увольнять легко. А план давай… Понедельник-опохмельник. Мало им двух выходных. Все люди как люди. В халатах белых — так вообще как доктора. Культурненько… И всего-то на цех человек пять — десять злокачественных. И уволить бы, черт с ними…»

Греков старался не смотреть на дальние верстаки, где работали «выручальники». Надо пройти и — «не увидеть». Иначе — десяток выговоров по заводу, цех лишается прогрессивки, завод не выполняет месячный план. Сводки, отосланные во все инстанции, — липовые. Неприятности, неприятности. Телефонные звонки, заседания, совещания. А если до конца, то — судебное дело.

Взвыла сирена дрезины. Греков остановился. Черт, еще бы немного… И шлагбаум был приспущен, не заметил, обошел. Дрезинщик вежливо приподнял фуражку.

— Директор просил вас к себе. — Надя-секретарша вскинула крашеные ресницы навстречу Грекову.

— Узнайте, кто еще вызван. — Греков вошел в кабинет.

Поламывало в висках — душно все же сегодня. Вскоре в кабинет вошла секретарша.

— Пригласили Всесвятского и начальника производства, — объявила она.

Если директор пригласил главного экономиста и начальника производства, то наверняка будут обсуждать возможную корректировку плана. Надо быть готовым — неизвестно, как себя поведут поставщики в этом месяце…

Нет занятия более нудного, чем корректировка — каждую лазейку обнюхиваешь. Ведь крупные поправки в Москве не пропустят…

«Их и достаточно. Пусть заседают». Греков вышел из кабинета и решительно свернул к проходной.