Джой Брайт наморщил нос.
— А вы мне скажете, чего хочет Фергюссон?
Купер добродушно ухмыльнулся.
— Раньше мы это называли: три вопроса за дверью, лейтенант. Но вы можете поверить, мне лучше быть за полицию, чем против нее.
— Будем надеяться, — фыркнул Джой Брайт. — Я ожидаю крупных заголовков в газетах. Все-таки Джек Рикарди был любимцем публики, по меньшей мере, молодых девушек. Они будут поражены, когда узнают, что он был женат.
Купер остановился у двери.
— В сущности, мужчина, который имеет столько женщин, всегда подвержен опасности. Женщины ненавидят намного сильнее, чем мужчины.
Брайт поморщился.
— Но он был не отравлен, а застрелен. По моему мнению, это больше похоже на мужскую работу. «Люгер» — не зажигалка для дамской сумочки.
— Кстати, о дамских сумочках. Я полагаю, сумочки дам тоже осмотрели?
— В конце концов, мы же не спим.
— Вы же не у себя в отделе, лейтенант, не в обиду будь сказано. Я уже исчезаю. Желаю повеселиться с симпатичными статистками.
— Я женат. Возможно уже поэтому мне никогда не нравился Рикарди. Он был своего рода…
— По-видимому, раньше вы были большим любителем кино. Ну, мне он тоже никогда не нравился. Вы думаете теперь, когда он умер, телепрограммы станут лучше?
Он не дождался ответа, которого все равно не последовало, и вышел.
Фергюссон сидел за письменным столом, подперев голову рукой. Он предупредил в приемной, что ждет Купера. Когда тот вошел, продюсер поднял голову.
— Привет, Купер, входите и садитесь. Есть какие-нибудь новости?
— Нет, ничего. Лейтенант еще продолжает допросы.
Он был несколько удивлен тоном, которым Фергюссон задал вопрос. Очевидно, у продюсера не было сомнений в том, что убийца не обнаружен. Джимми решил быть особенно внимательным.
— Вы хотели поговорить со мной?
— Не знаю, Купер, насколько я могу вам доверять. Да, да, я слышал о вас, но… не знаю, как бы это сказать…
Джимми слушал, удобно устроившись в кресле. «Так начинают все, кто хочет в чем-либо признаться», — думал он. Но был ли Фергюссон тем человеком? У него была возможность вынести из студии «люгер», и Брайт тоже это знал.
— Послушайте, мистер Фергюссон, вы не должны ничего говорить, если не убеждены, что действительно хотите этого. Это неплохо — тогда у меня освобождается вторая половина дня. Между нами говоря, я могу себе это позволить. Моя квартплата за ближайший месяц уже внесена.
Дон Фергюссон массировал пальцы, как будто они после такой обработки могли стать изящнее.
— Вы должны меня понять, Купер. В Лос-Анджелесе масса частных детективов, и большинство из них использует любые средства…
Джимми поднялся.
— Тогда ни слова больше. Нет, правда, теперь я должен кое-что сказать. Если вы каким-то образом замешаны в убийстве Рикарди, тогда я все равно вам не смогу ничем помочь. В этом случае у вас есть единственный шанс: немедленно пойти к лейтенанту Брайту и рассказать ему. Если вы убили Рикарди — неважно по какой причине — Брайт и без того вас разоблачит. Ибо он может куда больше, чем швырять на пол свою шляпу.
— Это не имеет ничего общего со смертью Рикарди. Я его не убивал. Но тот, кто это сделал, вероятно, облагодетельствовал человечество.
Джимми показалось, что он ослышался.
— Вы не любили его?
Фергюссон несколько секунд смотрел перед собой неподвижным взглядом, вновь указал на кресло и подождал, пока Джимми сядет. Затем он продолжал.
— Я его ненавидел, но не убивал. И все равно, я в ужасной ситуации.
Он выдвинул ящик стола и положил на стол пистолет. Это был «люгер».
Купер, не сумев сдержаться, тихо присвистнул.
— Вот это да, как сказала одна дама, увидев слона. Он принадлежит вам?
Фергюссон лишь кивнул.
Джимми встал и осторожно взял оружие. Понюхал ствол и снова положил его на письменный стол.
— Вам нет нужды его скрывать, Фергюссон. Полиция установит, что из этого пистолета давно не стреляли. Кроме того, каждый ствол оставляет на пуле определенные следы, которые, естественно, можно увидеть только при баллистической экспертизе в лаборатории.
— Купер, Рикарди застрелили из такого же пистолета. Лейтенант скажет, что я его почистил.
Джимми спокойно посмотрел на Фергюссона.
— Вы застрелили Рикарди, да или нет?
— Нет, я уже говорил. Дело не только в «люгере». Вчера вечером исчезла моя дочь, Купер.
— Исчезла? Вероятно, она просто не ночевала дома.
— Я недавно звонил домой. Она исчезла вчера во второй половине дня. Энн моя единственная дочь, Купер, так она еще никогда не поступала… Моя жена умерла очень молодой, и я не женился снова — главным образом ради Энн.
Джимми чувствовал, что Фергюссон говорил правду… Забота о дочери была искренней, тут не было никакого сомнения.
— Почему же вы еще не…
— Полиция? — Дон Фергюссон слегка дрожащими пальцами взял сигарету. — Я ни в коем случае не желаю скандала. Эта история с убийством достаточно скверна сама по себе.
— Да, но к исчезновению Энн Рикарди ведь не имел отношения?
Фергюссон покосился на Купера из-под сдвинутых бровей.
— Надеюсь, что нет, Купер. С полгода назад — Энн как раз исполнилось шестнадцать — мне бросилось в глаза, что она слишком часто приходит в студию; всегда в то время, когда у Джека пробы или съемки. Потом я узнал, что они встречаются! Я знал, как это делает Рикарди, это знал каждый. Тогда я взялся за Энн и запретил ей встречаться с Джеком.
«Странно, — подумал Купер, — этот Рикарди везде поспел».
— На этом история, естественно, не закончилась?
— Конечно, нет. — В голосе Фергюссона послышалась горечь. — С тех пор они встречались тайком. Наконец я пригласил Рикарди к себе в кабинет. Мы говорили открыто, и Джек заявил мне, что не он, а Энн ему проходу не дает. Я попросил его положить этому конец, и он мне обещал. Это получилось легко, так как к тому времени у него уже давно была связь с Вильсон.
Купер откинулся назад.
— Энн не сказала вам спасибо?
— Некоторое время она была расстроена, однако затем довольно скоро оправилась. Все было только увлечением и, самое важное для меня, ничего непоправимою еще не случилось. Она сама об этом как следует не задумывалась. Но мне Джек Рикарди надоел. Поэтому я не возобновил его контракт.
— Сколько фильмов он должен был еще у вас сделать?
Фергюссон избегал его взгляда.
— Ни одного, это был его последний фильм. Джек приходил и угрожал мне. У него были письма Энн. Не знаю, что в них, но все же я не хотел скандала. Он сказал, что если я не возобновлю контракт, он придаст их огласке. Все будут хохотать над нами до упаду.
То, что рассказал Фергюссон, характеризовало покойного Рикарди не с лучшей стороны, но очень хорошо, один к одному, совпадало с тем, что было о нем сказано за последний час. Однако Фергюссон не понимал, насколько обвиняет сам себя.
— Несмотря на это, вы не продлили контракт?
Фергюссон покачал головой.
— Нет, я не позволю себя шантажировать. Конечно, я ничего не сказал об этом Энн, но в течение двух дней у меня было такое чувство, что он с ней разговаривал, если даже не виделся. Она вчера утром спрашивала, не будет ли продлен контракт Джека. Я сказал — нет.
— Она удовлетворилась этим?
Фергюссон кивнул.
— Да, хотя мне показалось, что она хотела еще что-то сказать, но затем вышла из комнаты.
— Когда вы ее видели еще?
— С тех пор она исчезла.
— Дайте мне список ее знакомых и тех мест, где она бывает. И по поводу писем: я не могу вам гарантировать, что найду их, во всяком случае, что найду их раньше, чем полиция.
Дон Фергюссон оперся руками о письменный стол и наклонился вперед.
— Слушайте, Купер, сделайте все, не имеет значения, сколько это стоит. Я надеюсь, что Энн ничего не грозит, но если это не так, вы должны спасти мою дочь, ясно?
— Да, я еще понимаю родной язык. Как насчет аванса?