Час спустя Роберт первый взбежал по трапу на «Дункан» и бросился на шею Мери Грант под гремевшие кругом радостные крики «ура».

Так закончился этот переход через Южную Америку, совершенный строго по прямой линии. Ни горы, ни реки не могли заставить путешественников отклониться от намеченного пути, и если этим благородным, отважным людям не пришлось бороться с людской злобой, то стихии, не раз обрушиваясь на них, подвергали их суровым испытаниям.

В первые минуты все только радовались встрече. Гленарвану не хотелось омрачать эту радость известием о неудаче поисков.

— Будем верить в успех, друзья мои! — воскликнул он. — Будем верить! Капитана Гранта нет с нами, но мы совершенно уверены, что разыщем его!

В словах Гленарвана звучала такая убежденность, что в сердцах пассажирок «Дункана» снова затеплилась надежда.

Действительно, пока шлюпка приближалась к яхте, леди Элен и Мери Грант пережили немало волнений. Стоя на юте, они пытались пересчитать сидевших в шлюпке. Девушка то приходила в отчаяние, то, наоборот, воображала, что видит отца. Сердце ее трепетало, она была не в силах вымолвить ни одного слова и едва держалась на ногах. Леди Элен поддерживала ее. Джон Манглс молча стоял подле Мери и пристально вглядывался. Его глаза моряка, привыкшие различать отдаленные предметы, не видели капитана Гранта.

— Он там! Он с ними! Отец! — шептала девушка.

Однако по мере приближения шлюпки иллюзия рассеивалась. Когда же она была уже в одном кабельтове от яхты, то не только леди Элен и Джон Манглс, но и Мери потеряла всякую надежду. Ободряющие слова Гленарвана прозвучали вовремя.

После первых поцелуев и объятий Гленарван рассказал леди Элен, Мери Грант и Джону Манглсу обо всем, что случилось с ними во время экспедиции, и, главное, о новом толковании документа, которое предложил проницательный Жак Паганель. Гленарван с большой похвалой отозвался о Роберте и заверил Мери Грант, что она с полным правом может гордиться братом. Он так описал мужество и самоотверженность мальчика в часы опасности и так расхвалил Роберта, что, не спрячься тот в объятиях сестры, он не знал бы, куда деваться от смущения.

— Не надо краснеть, Роберт, — сказал Джон Манглс, — ты вел себя как достойный сын капитана Гранта.

Говоря это, он притянул к себе брата Мери и расцеловал его в щеки, еще влажные от слез девушки.

Излишне упоминать о том, как сердечно были встречены майор и Паганель и с каким чувством благодарности вспоминали великодушного Талькава. Леди Элен очень сожалела, что не могла пожать руку честному индейцу. Мак-Наббс после первых же приветствий ушел к себе в каюту и принялся бриться как ни в чем не бывало. Паганель же порхал от одного к другому, собирая, подобно пчеле, мед похвал и улыбок. На радостях географ выразил желание перецеловать весь экипаж «Дункана», и, утверждая, что леди Элен и Мери Грант тоже члены экипажа, он начал с них и закончил мистером Олбинетом.

Стюард решил, что единственный способ, которым он может отблагодарить ученого за любезность, — это объявить, что завтрак готов.

— Завтрак? — воскликнул географ.

— Да, господин Паганель.

— Настоящий завтрак, на настоящем столе, с приборами и салфетками?

— Конечно, господин Паганель!

— И нам не подадут ни сушеного мяса, ни крутых яиц, ни филе страуса?

— О, сударь! — укоризненно промолвил уязвленный стюард.

— Я не хотел вас задеть, друг мой, — заметил, улыбаясь, ученый, — но такова была наша обычная пища в течение целого месяца, и обедали мы не сидя за столом, а лежа на земле или восседая верхом на дереве. Поэтому-то завтрак, о котором вы нам возвестили, и мог показаться мне сновидением, вымыслом, химерой.

— Идемте же, господин Паганель, и убедимся в его реальности, — сказала леди Элен, не в силах удержаться от смеха.

— Позвольте предложить вам руку, — галантно обратился к ней географ.

— Не будет ли каких-либо распоряжений относительно «Дункана», милорд? — спросил Джон Манглс.

— После завтрака, дорогой Джон, — ответил Гленарван, — мы обсудим сообща план нашей новой экспедиции.

Пассажиры яхты и молодой капитан спустились в кают — компанию. Механику дан был приказ держать яхту под парами, чтобы пуститься в путь по первому сигналу. К завтраку все явились переодетыми, а майор даже свежевыбритым.

Завтраку мистера Олбинета была воздана заслуженная честь. Его нашли чудесным и даже превосходящим великолепные пиршества в пампасах. Паганель по два раза накладывал себе каждого блюда, уверяя, что он это делает «по рассеянности».

Это злополучное слово навело леди Элен на мысль спросить, часто ли случалось милейшему французу впадать в его обычный грех. Майор и Гленарван, улыбаясь, переглянулись, а Паганель громко, от души расхохотался и тут же дал честное слово, что не допустит больше ни одной оплошности за все путешествие. Затем он в шутливом тоне рассказал о своей неудаче с испанским языком и о глубоком изучении поэмы Камоэнса.

— Впрочем, — прибавил он, — нет худа без добра, и я не сожалею о своей ошибке.

— Почему, мой достойный друг? — спросил майор.

— Да потому, что теперь я знаю не только испанский язык, но и португальский. Я говорю на двух новых языках, вместо одного.

— Право, я не подумал об этом, — ответил Мак-Наббс. — Поздравляю вас, Паганель, от всего сердца поздравляю!

Все зааплодировали ученому, который между тем, не теряя даром времени, умудрялся одновременно разговаривать и есть. Но он не заметил кое-чего, не ускользнувшего, однако, от Гленарвана, а именно: того особенного внимания, какое оказывал Джон Манглс своей соседке по столу, Мери Грант. Леди Элен, слегка кивнув, дала понять мужу, что все «так и есть». Гленарван с сердечной симпатией посмотрел на молодых людей, а затем обратился к Джону Манглсу, но совсем по иному поводу.

— А как прошло ваше плавание, Джон? — спросил он.

— В наилучших условиях, — ответил капитан. — Только я должен довести до вашего сведения, милорд, что мы не проходили Магеллановым проливом.

— Ну вот! — воскликнул Паганель. — Вы, значит, обогнули мыс Горн, а меня с вами не было!

— Повесьтесь! — сказал майор.

— Эгоист! — отозвался географ. — Вы даете мне такой совет лишь для того, чтобы получить мою веревку [73].

— Полноте, дорогой Паганель! — вмешался в их разговор Гленарван. — Если не обладать даром вездесущности, нельзя же быть сразу всюду. И раз вы странствовали по пампасам, вы никак не могли в то же время огибать мыс Горн.

— Но это не мешает мне сожалеть об этом, — сказал ученый.

Возразить на это было нечего. Джон Манглс стал рассказывать о переходе. По его словам, огибая американский берег, он обследовал все западные архипелаги, но нигде не обнаружил следов «Британии». У мыса Пилар, при входе в Магелланов пролив, пришлось из-за противного ветра изменить маршрут и пойти на юг. Яхта прошла мимо острова Десоласьон, достигла 67° западной долготы, обогнула мыс Горн, прошла вдоль Огненной Земли, затем через пролив Ле Мер и взяла курс вдоль берегов Патагонии. Здесь, на широте мыса Корриентес, ей пришлось выдержать сильнейшую бурю, ту самую, которая с такой яростью обрушилась во время грозы на путешественников. Выдержала яхта этот шторм хорошо и уже три дня крейсировала в открытом море, когда выстрелы карабина дали знать о прибытии ожидаемых с таким нетерпением путешественников. Капитан «Дункана» прибавил, что было бы несправедливо не упомянуть о редкой отваге, проявленной леди Гленарван и мисс Грант. Буря их не испугала, и если они и беспокоились, то лишь о своих друзьях, странствовавших в это время по равнинам Аргентинской республики.

Этими словами Джон Манглс и закончил свой рассказ. Лорд Гленарван поздравил его с удачным переходом, а затем обратился к Мери Грант.