Полицейский откинулся на своем стуле.

— Возможно, было бы лучше, если бы вы оба поговорили с ним.

Его мать сделала вдох, как она обычно делала прежде, чем начать лекцию. Эмили наклонила голову, скрывая лицо в волосах своей куклы. Зак не выдержал.

— Ладно, — сказал он.

Тишина опустилась на комнату. Он старался не шевелиться.

— Зак… — Голос его матери был хрупким и несчастным.

Его руки напряглись на подлокотниках. Он знал, что она просто пыталась помочь. Но она не понимала. Никто не понимал. Но только на секунду, встречая глаза человека, который утверждал, что был его отцом, он почувствовал вспышку чего-то. Не надежды. Узнавания.

Он с трудом сглотнул и посмотрел на копа.

— Если я пообещаю поговорить с ними, мы сможем уйти?

Полицейский смотрел на него до тех пор, пока у Зака не пересохло во рту, а ладони не прилипли к подлокотникам кресла.

— На сей раз, — сказал полицейский наконец. — У меня нет причин задерживать тебя. Я собираюсь опросить народ, чтобы увидеть, чей улов пропал. Мы с этим не закончили.

— Нет, — мягко согласился мужчина в черном. — Я сказал бы, что мы только начали.

Они вместе вышли из полицейского участка, Лиз держала за руку Эмили и Зака, который шел прижав голову к плечам, а Морган шел следом. Как единое целое. Как семья. Лиз ненавидела это. Он давил на нее. Она чувствовала его шеей и животом, внутри щекотало желание или тревога. Она резко остановилась и повернулась. У нее перехватило дыхание. Чертовски близко.

— Ты с нами не пойдешь.

Морган взглянул на нее, его лицо было столь же холодным и без выражения как мрамор, и холодок защекотал ее позвоночник. Он был не тем человеком, которому она могла приказывать, что делало его опасным. И слишком привлекательным.

Она покачала головой, чтобы избавиться от этой мысли.

— Мне нужно поговорить с Заком, наедине.

— Мне тоже.

— Не один на один.

— Очень хорошо, — он согласился так быстро, что она задумалась, выдала ли она себя. — Тогда мы поговорим с ним вместе.

Она нахмурилась.

— Нет, я… — Она не могла думать, когда он стоял так близко. Она сделала шаг назад, по-прежнему сжимая руку Эмили, и врезалась в свою машину. — Это моя ответственность.

— И ты всегда ответственная.

Он дразнил ее?

Она поджала губы.

— Да.

— Ответственная и… — Подушечка его большого пальца коснулась уголка ее глаза, где кожа была тонкой и чувствительной. — Уставшая. Позволь мне помочь.

Неожиданное прикосновение выбило ее дыхание. И речь. Он провел пальцем от щеки до челюсти, заставляя ее горло сжаться. В течение одного слабого момента она испытала желание закрыть глаза и прижаться к его руке, поглотить теплоту и силу его прикосновения. Инстинкт самосохранения выпрямил ее позвоночник. Она не была женщиной, которая на кого-нибудь полагалась.

— Я не уставшая, — сказала она ледяным голосом. — Я расстроенная.

Порочный смех мерцал в его глазах.

— С этим я тоже мог бы тебе помочь.

У нее упала челюсть. Она не обменивалась намеками с этим человеком на виду у всего города и перед детьми.

— Нет, не можешь. Уходи.

— После того, как я поговорю с мальчиком.

— Не здесь. Не сейчас. Когда ты будешь говорить с моим сыном, это будет на моих условиях и на моей территории.

— Хорошо. Где и когда?

— Я…

Их взгляды встретились. Она поняла, что ее загнали в ловушку, ее сердце стучало под ребрами. Эмили наклонилась в сторону, наблюдая своими большими, испуганными глазами. Зак хмурился с другой стороны автомобиля.

Для пользы ее детей было важно, что она поддерживает подобие цивилизованности. Подобие контроля.

— Ты можешь приехать на обед, — решила она.

— Сегодня.

Она от досады поджала губы.

— Ладно. В шесть часов. Джунипер-Роуд, 18.

— Тогда увижу тебя там. — Он кивнул Заку. — Всех вас.

Взгляд Лиз метался между ними. Они были совсем не похожи, один большой, белокурый командир, другой костлявый и темноволосый. И все же что-то в форме их губ, линии плеч, тех странных, бледных, золотых глаз называло их отцом и сыном. Ее желудок упал.

— Возможно, было бы лучше, чтобы вы оба поговорили с ним, — сказал начальник полиции.

Возможно.

Лиз прикусила губу. А возможно, она совершает большую ошибку.

Морган стоял полуголый у раковины в своем номере, проводя лезвием ножа по лицу, чтобы убрать трехдневную щетину. Кожа финфолков была почти гладкой, но идя как человек, он должен бриться как человек.

Дверь его гостиничного номера распахнулась. Его рука замерла на мгновение, а затем продолжила внимательно двигаться вдоль его челюсти. Дилан Хантер, темный и разъяренный, влетел в комнату позади него.

— Во что, черт побери, ты играешь?

— В следующий раз постучи.

— Что? Ты же ждал меня. — Дилан бросил охапку одежды на широкую, белую кровать.

Морган положил нож и потянулся к полотенцу.

— Я предпочел бы не порезаться.

— Мне все равно, если ты перережешь себе горло, — сказал Дилан.

Морган встретил его пристальный взгляд в зеркале.

— Я вижу, что ты говорил со своим братом.

— Да. Он вызвал меня в свой офис, чтобы узнать, что происходит, и я должен был ему сказать, что понятия не имею.

— Я не отвечаю перед ним. Или тобой.

Скулы младшего смотрителя пошли пятнами.

— Это все еще моя территория. Моя сфера ответственности. У нас здесь было достаточно демонической деятельности, поэтому что-либо необычное делает моего брата раздражительным. Ты должен держать меня в курсе.

Морган подошел к кровати и вытащил из кучи пару футболок. К счастью, он и Дилан были почти одного размера, хотя тело Моргана было тяжелее.

— Принц приказал мне остаться.

— Чтобы восстановить силы.

— Да. — Он держал белую рубашку с пуговицами. — Лен?

— Хлопок. Натуральные волокна, так или иначе, как ты просил. Прочитай проклятую этикетку.

Он не нуждался в этикетке, чтобы знать, что будет неудобно. Он отбросил рубашку обратно на кровать.

— Что это за абсурдная история о давно потерянном сыне? — спросил Дилан.

Морган нашел тонкий мягкий черный свитер из кашемира или шелка.

— Не говори ерунды. Мальчик мой.

— У тебя есть ребенок. — В голосе Дилана звучало недоверие.

— Ты подвергаешь сомнению мою способность быть отцом?

— Нет, но… Ты и человеческая женщина?

Морган поднял брови.

— Не только селки могут трахаться с человеческими особями.

Он наполовину ожидал, что Дилан обидится. Его мать взяла человеческого мужа; Дилан — человеческую жену. Но селки только задумчиво поджал губы.

— Все равно, ты случайно встречаешься с ним сейчас. Здесь. На Краю Мира.

— Я зачал его шестнадцать лет назад в Копенгагене.

— Что делает его подростком, верно? Возраст Перемены.

— Так как было с твоей сестрой, когда она впервые вступила в свои силы.

— Ты думаешь, что он — финфолк.

— Я предполагаю. — Морган натягивал черную рубашку через голову. — Сегодня вечером я узнаю.

— А что потом?

— Не мне тебе объяснять важность потомства. — Не когда сам морской лорд пришел, чтобы отпраздновать рождение дочери-полукровки Дилана. — Наши люди умирают. Финфолки уходят под волну в гораздо большем количестве, чем селки. Дети — это выживание и сила.

— Дети — это дети. А что если мальчик не финфолк?

Морган пожал плечами.

— Тогда я не нуждаюсь в нем, а он не нуждается во мне.

Воспоминание о напряженном, белом лице Элизабет вспыхнуло в его уме.

«Бен был там, когда это имело значение. Зак все еще приспосабливается к своей утрате. Он не нуждается в еще одном срыве или еще одном разочаровании в его жизни. Он не нуждается в тебе».

Морган сжал зубы.

— А если да? — подталкивал Дилан? — Что ты тогда будешь делать?

Морган смотрел на него непонимающим взглядом. «Буду делать?» Их вид тек, как текло море. Если бы судьба дала ему ребенка, он бы принял его, как он принимал щедрость океана или дары волн.