—Принести тебе выпить?
—Может, ты присядешь отдохнуть, а я принесу тебе что-нибудь? — Он поставил корзинку рядом с букетом цветов. — Это же я в отпуске, помнишь?
—Обычно я просто наливаю себе кофе, но...
—Хорошо. Я принесу.
—Но...
—Отдыхай, Джоанна. Это займет всего минуту.
Он вышел, оставив ее стоять на месте. Джоанна не могла вспомнить, чтобы ее когда-нибудь столько перебивали за один раз. Что ж, подумала она, раз он сам напросился, пусть. Он может сделать кофе, почему нет? А ей очень хотелось присесть, хотя бы на минутку.
Устроившись в уголке дивана, она подумала: а не прикрыть ли глаза, пока Сэм не вернется из кухни? Джоанна подавила зевок, закрыла глаза и тут же уснула.
Ее пробуждение было столь же внезапным.
Неведомо как она ухитрилась лечь и укутаться в шерстяной плед. Джоанна села и успела пригладить руками волосы, прежде чем заметила Сэма, который сидел у нее в ногах и пил кофе.
—Прости. — Она откашлялась, прочищая горло. — Я, наверное, вырубилась.
Она полчаса проспала как сурок. Это Сэм укутал ее пледом.
—Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
—Смущенной.
Он улыбнулся, встал и пошел снять кофейник с подогревателя.
—Хочешь кофе?
—Да, спасибо!
—Ты почти не спала ночью.
—Да уж. — Она взяла маленькую расписную кружечку с кофе, разглядывая рисунок, словно это сильно занимало ее. — Да и ты тоже.
—Я же не вкалывал десять часов.
Он сел рядом. Джоанна вскочила, словно пружина.
—Умираю от голода, — тут же проговорила — На кухне не слишком много чего есть, пару бутербродов я сообразить могу.
—Я помогу тебе.
—Все в порядке, мне нетрудно. — Сняв жакет, она нервным движением вывернула его наизнанку, рассыпав по полу содержимое карманов. Сэм нагнулся и подобрал рассыпавшуюся мелочь, заколку и остатки упаковки таблеток.
—Зачем они тебе нужны?
—Как средство выживания. — Взяв у него из рук все предметы, она положила их на стол.
—Ты загоняешь себя в слишком жесткие рамки. Сколько штук ты принимаешь?
—Ради бога, Сэм, это скорее конфеты, чем лекарство.
Он услышал в ее голосе желание защититься, и глаза у него сузились. «Это слишком», — подумал он.
—Я должен о тебе беспокоиться.
Она покачала головой; тогда он взял ее за подбородок.
—Да, именно так. Я люблю тебя, Джоанна, принимаешь ты это или нет!
—Ты слишком сильно давишь на меня.
—Я еще и не начинал давить.
Не выпуская из своей ладони ее лицо, он поцеловал ее. Его губы требовали ее ответа, и в этом не было никакой робости и прохладцы. Джоанна ощутила отголоски гнева, тонкий намек на раздражение. Желание, возведенное в наивысшую степень другими эмоциями, набирало обороты. Будь это возможным, Джоанна бы отстранилась, сделала бы так, чтобы все закончилось здесь и сейчас. Но это было невозможно.
Она коснулась рукой его щеки, даже не осознавая, что нуждается в утешении. Он продолжал целовать ее; она запустила руку ему в волосы. Его имя вздохом сорвалось с ее губ, перелетев в его раскрытые губы. И он крепче прижал ее к себе. И снова был этот стремительно-яростный круговорот. На этот раз она стягивала с него рубашку, желая этой близости, стремясь к этому тайному, интимному ощущению соприкосновения двух тел. Ее желание было трамплином. Плотно прижавшись друг к другу, с трудом отыскивая пуговицы, они повалились на диван.
Даже та первая, расцветшая ночью, страсть была не такой. Джоанна трепетала так же, как и тогда, но теперь это было предвкушение, почти нетерпение, пронизывавшее ее насквозь. И стремилась она не к тому, чтобы волна страсти унесла ее, ей мало было этого ощущения. Всего за одну ночь Джоанна осознала свою силу. И теперь она не могла дождаться, чтобы вновь испробовать ее. Сэм изо всех сил старался быть нежным и сдержанным, поскольку ее настойчивость ставилась небезопасной для него. Ее приоткрытые губы с нетерпением желали попробовать на вкус его грудь, плечи, шею, пока сама она расстегивала ему джинсы.
—Джоанна. — Он старался умерить ее пыл, скорее для ее, нежели для собственного блага. Затем она снова припала губами к его губам, уговаривая замолчать и разрушая последние крупицы осторожности.
* * *
Уходящий день лучами закатного солнца струился в окно наполненной цветочными ароматами комнаты домика, как будто спрятавшегося среди холмов. И на всю жизнь образ Джоанны останется для него связанным с мягким светом, легкими ароматами, уединенной атмосферой.
Она не предполагала, что может быть такой настолько переполненной желаниями, так неистово жаждущей близости. Безрассудной, отчаянной, беспечной. Она почувствовала, как ее маечка, которую он так бережно снимал с нее ночью, теперь порвалась, когда он, сметая на своем пути все барьеры, рвался к цели.
Затем она прижала его к себе, направляя его, изгибаясь, когда ее пронзала стрела блаженства. Быстро, потом еще быстрее и быстрее, она торопила их к завершающей цели — ослепительной, сводящей с ума развязке.
Он продолжал прижимать ее к себе даже после того, как она обмякла, а он был опустошен. Ее застенчивость приводила его в восторг, манила его, но такая Джоанна, способная разжечься до белого каления, могла и поработить его. Сэм не помнил, что именно он делал, помнил только жадное, мощное погружение в экстаз.
—Я не сделал тебе больно?
—Нет. — Она была слишком ошеломлена, чтобы замечать синяки. — А я?
Он усмехнулся, уткнувшись ей в шею.
—Я ничего такого не почувствовал. — Он попытался устроить Джоанну поудобнее и тут заметил на полу остатки маечки. — Я должен тебе кое-что из нижнего белья, — пробормотал он, поднимая с пола обрывки.
Джоанна оглядела разорванную бретельку и разошедшийся шов. Внезапно она расхохоталась, как будто что-то разорвалось в ней, и одному Богу известно, что могло вырваться сквозь прорехи.
—Я никогда раньше не набрасывалась на мужчину, — только и удалось ей выговорить.
—Ты всегда можешь попрактиковаться на мне! Держи! — Он подобрал свою рубашку и накинул ей на плечи. — Похоже, я каждый раз буду давать тебе напрокат свою рубашку. Джоанна, я хочу, чтобы ты рассказала мне, что чувствуешь. Мне нужно это знать.
Она медленно, надеясь собрать вместе разрозненные мысли, застегивала рубашку.
—Есть причины... Сэм, я не могу о них говорить, но есть причины, почему я не хочу, чтобы все стало серьезно.
—Все и так уже серьезно.
Он прав. Она знала об этом еще до того, как посмотрела ему в глаза и ощутила это.
—Насколько серьезно?
—Надеюсь, ты знаешь. Но я хочу еще раз тебе об этом напомнить.
Она говорила неискренне. Быть искренним так важно и порой так нелегко. Она подумала том, что о многом не смогла бы ему рассказать. А он слишком много не понял бы, даже если бы она и смогла.
—Мне нужно время.
—У меня есть пара часов.
—Прошу тебя.
—Ладно. — Это было непросто, но ведь он сам обещал дать ей время, пусть даже и чувствовал, как оно ускользает.
Он натянул джинсы и тут вспомнил о корзине.
—Чуть не забыл. Я принес тебе подарок. — Сэм подхватил корзину и поставил Джоанне на колени.
Он не собирается давить на нее. Джоанна с благодарностью взглянула на него, а потом и улыбнулась:
—У нас что, пикник?
Она откинула крышку, но вместо холодной курицы увидела крошечного дремлющего котенка. Джоанна вытащила его из корзинки и сразу же влюбилась.
—Ой, Сэм. Он восхитительный! — Она погладила темно-рыжую шерсть на щеке котенка, и он сонно мяукнул.
—Бланш в прошлом месяце родила котят. — Он почесал котенку ушки.
—Бланш? Как Дюбуа[22]?
—Теперь ты понимаешь. Она такая вся увядающая южная красотка, обожающая стравливать местных котов. Вот эту уже отняли у матери; в корзинке еще кошачья еда — тебе хватит на неделю.
Карабкаясь вниз по юбке Джоанны, котенок принялся за одну из пуговиц.
22
Бланш Дюбуа — героиня пьесы Т. Уильямса «Трамвай «Желание»