Господин Эксон протянул через стол свою большую гладкую руку с цепкими волосатыми пальцами, руку преуспевающего дельца, и профессор вложил в его руку свою, нервную сухую руку ученого…

Береговую полосу города Зиттина занимают товарные пристани, доки, судовые мастерские.

Море мелькает далеко на горизонте голубой лазурной полоской. У берега светлая морская вода покрыта поблескивающими пятнами грязного отработанного масла.

Портовый Пригород начинался сразу же за служебными постройками. Там стояли почерневшие от дыма и времени двух- и трехэтажные дома, полуразрушенные хибарки, между которыми извивались грязные мощеные улины и еще более грязные и еще более узкие переулки.

В Портовом Пригороде жила рабочая беднота, грузчики, рабочие без квалификации, безработные матросы.

Жили здесь также и жулики, и бандиты всех специальностей и мастей. Народ это был отчаянный, жил своими законами, и ценность человеческой жизни зависела от многих случайностей.

Часто, когда отлив уносил в море мусор и пятна смазочного масла, когда обнажались бетонные устои береговых построек, на илистом дне обнаруживался труп, с обломком горелого колосника, засунутого за пояс штанов.

Это никого не удивляло, и никто не торопился сообщать о таком событии в полицию. Чтобы позвонить в полицейское управление, нужно было идти к автомату и спустить в него никелевую монету, а такую роскошь мало кто мог позволить себе. Поэтому мертвеца чаще всего просто отталкивали багром подальше в море, там его доедали крабы или волны выбрасывали где-нибудь в другом месте. По вечерам здесь не было ни оживленной людской толпы, ни ярких рекламных витрин, ни лакированного потока автомобилей. Одинокие прохожие осторожно брели по темным пустым улицам. Даже лихие шоферы легковых такси избегали ночью ездить по улицам Пригорода.

Здесь легко можно было поломать рессору, провалившись в плохо закрытый люк канализации, а то и получить из-за угла булыжник в ветровое стекло, — так, ни за что ни про что: отчаянный народ жил в Пригороде.

Главная улица Зиттина бульваром пересекала город и Портовый Пригород.

Но, подходя к Пригороду, щеголеватый асфальт бульвара как бы останавливался, боясь запачкать свою чистую поверхность грязью портовых переулков. Дальше улицу продолжала изрытая булыжная мостовая.

Здесь, на стыке асфальта с булыжной мостовой, стояло небольшое здание с квадратными окнами. Над окнами укреплены стеклянные буквы. Плохо заметные днем, сейчас, в окружающей темноте, они светились мягким розоватым светом и можно было прочитать: «Рабочее кафе». Ниже, на оконных стеклах белилами написано: «Всегда свежее пиво!» Длинная белая машина с потушенными фонарями тихо проскользнула под окнами кафе. Прошелестев шинами по булыжнику мостовой, она круто развернулась и остановилась на противоположной стороне улицы, у темной неосвещенной стены какого-то склада.

Тихое ворчание мотора замолкло. Из машины никто не вышел. Только с той стороны, с которой было видно крыльцо «Рабочего кафе», шевельнулась и слегка приподнялась шторка, закрывающая стекло кабины.

Белая машина походила в темноте на огромного притаившегося зверя.

Откуда-то из темноты Пригорода, в полосе света, падающего из окон кафе, появилась растрепанная мужская фигура. Она остановилась у крыльца и несколько раз качнулась из стороны в сторону.

Мужчина был пьян, однако не настолько, чтобы не хотеть выпить еще чего-нибудь Ноги его плохо слушались; но глаза еще могли прочитать надпись на окнах кафе. Качнувшись несколько раз. он, наконец, сдвинулся с места, поднялся на низкое крыльцо и толкнул плечом дверь.

Обстановка кафе проста и даже примитивна: крашеные стены, серый цементный пол. столики, покрытые пластмассовыми клеенками. Справа, почти рядом с дверью — высокий оцинкованный прилавок За прилавком стеклянный шкаф с бутылками и холодными закусками.

Между шкафом и прилавком поместился буфетчик: толстый, заросший бурой щетиной.

За исключением бурой щетины, внешность буфетчика ничем не примечательна. Некоторую оригинальность его облику придавала укрепленная на левом ухе черная эбонитовая крышечка — усилитель звука для глухих. От чашечки вниз к карману, где полагалось лежать батарейке усилителя, спускался разноцветный плетеный электрошнур.

Сунув руку в карман и перебирая толстыми пальцами концы шнура, буфетчик стоял, прислонившись к сточке.

Маленькие глазки его утонули в лохматых надбровьях, и не сразу можно было разобрать, куда они глядят Поглядывал он в сторону углового столика, за которым сидело четверо мужчин, судя по костюмам, — рабочих завода судовых дизелей.

Перед рабочими на столике лежала газета, маленькая, напечатанная неровным сбитым шрифтом. Она ничуть не походила на солидные издания правительственных газет, но, очевидно, в ней напечатано что-то интересное, что заставило рабочих после тяжелой смены собраться здесь за столиком кафе.

Газету читал вполголоса рабочий в темно-синем комбинезоне электрика. Вероятно, он уже не раз читал эту статью, последние строчки он произнес на память, глядя не в газету, а на своих молчаливых слушателей.

— «Дело будущего мира в наших руках!» Верная статья, нашим хозяевам невыгодна мирная политика. Ничто не дает им столько денег, сколько они загребают на военных заказах.

— Послушай, Марти, — обратился к читавшему газету другой рабочий, — но при чем тут мы? Ведь наш завод теперь не работает на войну.

— Ты в этом уверен? — спросил Марти. Он сложил газету и наклонился вперед над столом с видом человека, который собирается сказать что-то секретное. Головы рабочих с готовностью приблизились к нему. Однако Марти оглянулся ни буфетчика и выпрямился.

— Признаться, я никогда не видел у буфетчиков приличных рож, — заметил он. — Но физиономия этого мне особенно не нравится.

— Так он же глухой, как пень! — сказал кто-то.

— Кто его знает, — продолжал Марти. — Помните, как у нас сорвалась стачка в прошлом году. Я до сих пор не могу понять, как полиция могла о ней пронюхать. Пожалуй, друзья, нам лучше поговорить на улице.

В это время открылась входная дверь. На пороге появился мужчина в мятом костюме, галстуке, висевшем поверх пиджака. Ухватившись за дверной косяк, он прищурился от яркого электрического света.

— А, Марти! — закричал он, увидев рабочего в синем комбинезоне. — Здравствуй, Марти!

Он улыбнулся, сверкая стальными зубами, и с подчеркнутой, обычной у пьяных, осторожностью попытался пройти между столиками.

— Это Тим Баркет, из конструкторского отдела завода, — сказал Марти, — но сегодня он пьян более обычного.

Тим Баркет, по очереди натыкаясь на все стулья, наконец добрался до их угла.

— Ты опять напился, Тим! — сказал укоризненно Марти. — Да, опять, — задорно согласился Тим Баркет, валясь на первый попавшийся стул. Его язык хотя и заплетался, но все же слушался лучше, чем ноги. — Хорошее слово «опять». Опять — это значит повторение, а по… повторить может только тот, у кого есть деньги. У нас теперь у всех есть деньги. Господин Эксон дает нам заработать. Не правда ли, ребята? Не косись на меня, Марти. Могу я поговорить в хорошей компании… Что вы тут делаете? Ага, вижу, читаете газету. И я читал. Читал… Очень умная статья.

— Ты бы шел домой, Тим!

— Подожди, Марти, — отмахнулся Тим Баркет. — О чем я говорил? Да, о статье. Очень умная статья, она заставила меня задуматься. А когда я задумываюсь, я всегда… всегда напиваюсь. И вы думаете, почему? Послушайте-ка, ребята. Я был на войне, у меня не хватает половины зубов, — он ткнул пальцем в плохо зашитый шрам на подбородке, — но зато во мне осколков сидит больше, чем в нынешней колбасе шпеку. И вот я думаю, может быть, на том танке, который угостил меня снарядом, стоял мотор, сделанный вашими руками. А?… Может быть! — ответил он за всех утвердительно. Так как же так? Вот мы с вами… мы с вами сейчас тоже делаем моторы. И с нашей помощью кому-нибудь опять будут выбивать зубы?…