Змеиная шкура была тонкая и непрочная: часть ее осталась на Динкином заду, а часть — на бревне. Со злости Динка поддала ногой железный противень с фруктами, и они разлетелись по песку. Прикрывая ладонями голый, запачканный смолой зад, она помчалась к лестнице.
— Динка, постой!
— Нет! Не-е-е-т! Хва-а-атит!
Из дневника Дины:
Придя в гостиницу, я разревелась. И обидно мне было, и «змеевика» жаль до слез! Ведь я, торопясь на встречу с этим оболтусом, принарядилась, а он, будто в насмешку, предложил мне подстелить под «змеевик» какую-то драную рогожку. Естественно, я отказалась, и в результате — как он и предупреждал, негодник! — накрепко приклеилась задницей к гоферу. Эх, ладно бы только задом, кожу можно быстро нарастить новую — но «змеевик» мой пропал начисто! А он у меня, между прочим, был не искусственный, а из кожи настоящего морского змея, синий с серебряным отливом, натуральней не бывает! По крайней мере, так уверял меня торговец. Треть годового дохода я за него отдала, о чем ни разу не пожалела до сего дня…
Я выревелась, переоделась и пошла проверять, как идут дела. В гостинице все было в порядке, в ресторане на крыше жизнь только начиналась. Я понемногу успокоилась, и вскоре мне уже стало жалко не столько испорченного драгоценного наряда, сколько бедного Симку: он и вправду, если уж говорить по совести, не был виноват…
Я взяла пластиковую сумку и снова спустилась на берег. Там, конечно, уже никого не было, только сквозь щели затворенных на ночь дверей Ковчега пробивался свет. Я подошла к потухшему костру и собрала в сумку все рассыпанные фрукты, какие мне удалось найти в сумерках. Я решила, что дома подсушу их на кухне, а завтра верну в знак раскаяния Симке. Не просить же мне у него прощения!
Вернувшись в гостиницу, я забросила мешок с влажными, перепачканными в песке фруктами в свой кабинет и занялась делами.
Новых постояльцев сегодня не было, но ресторан уже гремел, музыканты разогревались. Народу из города прилетело немало, ящеры на парковке сидели тесно и все норовили сцепиться между собой, а то и чужого наездника хвостом шибануть. Хорошо еще, что пасти у всех в намордниках, а сами они на цепях: я в окно внимательно их осмотрела. Народ на крыше ел, пил, веселился…
В вечернем костюме (о мой бедный «змеевик», так я в нем своим клиентам и не показалась ни разу!) я прохаживалась время от времени между столиками, спрашивая, всем ли довольны посетители. Это была моя особенная придумка — играть роль этакой хозяйки салона: дескать, вы все мои гости, и я каждому сердечно рада! Поскольку люди в основном друг дружку ненавидят, то даже такая вот показная сердечность действует на всех умиротворяюще. Народ балдеет, а денежки капают…
В середине ночи, когда я уже валилась с ног, в ресторане перестали подавать горячие блюда и на кухне затушили печи. Дальше до утра работал уже только буфет с напитками и легкими закусками. Тогда я взяла из кабинета Симкины сливы и яблоки, прошла на кухню и дверь за собой заперла на ключ. Я промыла фрукты, смыла с них песок и разложит на противни для пирожков. Один задвинула в еще горячий духовой шкаф и села ждать, когда высохнет первая партия фруктов.
Делать мне было нечего, а оставить эти подозрительные фрукты без присмотра было никак нельзя — зайдут, увидят, донесут. Я плотно задвинула шторы на окнах, уселась с ногами в кресло и принялась вспоминать свою жизнь в Альве. Просто так, чтобы заполнить время ожидания…
Альва. Громадный сад, который не обойти и за три дня, всегда благоухающий одновременно цветами и перезревшими фруктами. Мы ходили с корзинками и собирали упавшие фрукты: из них Ноэма варила такие вкусные джемы. Неужели это все были неизмененные фрукты? Они были такие сочные, ароматные, сладкие, и мы их столько поедали за день, что у нас к вечеру животы раздувались… А запахи! Из духового шкафа от разогревшихся фруктов сейчас шел похожий запах… Никогда, никогда не прощу Ною того, что случилось со мной в Альве!
В тот день мы, ребятишки, бегали в саду и отгоняли залетавших туда стрекоз — это была наша обязанность. Запах спелых, особенно палых фруктов привлекал мух, ос и других насекомых, а на них охотились хищные стрекозы. Впрочем, на ходу они и фруктами лакомились, причем хватали с верхушек деревьев самые роскошные спелые плоды. Людей стрекозы боялись и редко на них нападали: стоило на них замахнуться веткой, свистнуть или просто громко крикнуть — они срывались и тут же улетали. Но большие старые стрекозы могли и цапнуть, особенно ребенка. Иногда кто-то из мальчишек хватал молодую стрекозу за хвост, и она поднимала его в воздух. Но надо было вовремя выпустить хвост из рун, а то она могла и унести.
В тот день именно такое со мной и случилось. Под большой яблоней я увидела довольно крупную коричневую стрекозу: она охотилась на ос возле кучки падалиц. Я подкралась к ней и ухватила ее за хвост. Стрекоза мгновенно подняла меня в воздух и начала со страху кружиться над яблоней, так что я ногами цеплялась за верхние сучья и стукалась ими о яблоки; мои босые ступни и голени вмиг оказались исцарапанными в кровь. Сим, увидев это, закричал мне: «Держись крепче, Динка!» и полез на дерево, долез до верхушки и там притаился. Улучив момент, когда стрекоза со мною на хвосте пролетала поблизости, он прыгнул и ухватил ее за хвост выше моих рук. Двойной ноши стрекоза не выдержала и плавно, как осенний лист, опустилась с нами обоими на траву.
Симка разжал мои руки, отшвырнул меня в сторону, а сам выхватил подпору из-под яблони и пошел с нею на стрекозу. И без того ошалевшая крылатая хищница от ярости потеряла всякую осторожность и закружила вокруг него, явно собираясь напасть. Братья закричали ему, чтобы он убегал поскорей: испуганная стрекоза может здорово покусать, а бывало, что они и пальцы у взрослых мужчин отхватывали. Но Симка видел, что я лежу в трех шагах и от страха не могу подняться и убежать, и храбро стоял между мною и стрекозой, размахивая жердью.
И тут мы услышали голос Ноя: он шел между деревьев и звал меня: «Дина! Дина!» Стрекоза, услышав его голос, тотчас, будто опомнившись и устыдившись, рванула в сторону, а Симка отшвырнул жердь и бросился ко мне: «Динка, ты можешь встать и идти? Отец зовет тебя!» Но я испугалась, что Ной рассердится на меня за проказу со стрекозой. «Давай убежим и спрячемся, чтобы старый Ной нас не догнал и не нашел!» — предложила я Симке и попробовала подняться, опираясь на него. Ах, как густы и тенисты были сады Альвы! Стоило нам тогда забраться в колючие сливовые заросли — и нас бы Сам Творец не нашел! Но Симка уже тогда был послушным сыном и прятаться не захотел. «Нет, мы расскажем отцу, что на стрекозе катались, и попросим прощения!» В этом был весь Самка: он ничего не хотел скрывать, но вину за приключение со стрекозой обязательно хотел разделить со мной. Ну вот как такие люди ухитряются в этом мире выживать, а? Может, Ной и прав, что хочет увезти куда-то свое семейство, ведь они все такие, ни к чему не пригодные — ни украсть, ни покараулить.
Но старый Ной искал меня вовсе не для того, чтобы наказывать. Он спокойно выслушал рассказ Симки про стрекозу, а потом сказал: «Ничего, ты правильно поступил, сынок. Если бы ты не нарушил мой запрет приближаться к стрекозам, ты бы не спас Дину. Ты сумел сделать правильный выбор между послушанием букве и духу закона. А у Дины сегодня большая радость — к ней приехала мать!»
Почему то первая моя мысль была о том, что если вдруг выяснится, что у меня и вправду есть своя собственная мать, то сам Ной, Ноэма и все остальные сразу же перестанут меня любить и баловать! Ведь до этого стоило мне чуть-чуть надуться и сказать: «У всех есть мамы, а у меня нет…» — как тут же все кидались меня обнимать и утешать.