— Ну? Что я говорил? — самодовольно заявил Фисбен. — Пришли!

Только тогда Полуэльф обернулся и обвел глазами легендарную Обитель Богов.

— Вообще-то, будь я Богом, я бы вряд ли здесь поселился, — негромко заметил Тассельхоф. И Танис вынужден был с ним согласиться.

Они стояли на краю круглой вмятины посередине горы. И первое, что поразило здесь Таниса, было физически ощутимое чувство заброшенности. Пока они шли по горной тропе, спутников все время окружала хлопотливая жизнь: на деревьях распускались почки, зеленела трава, сквозь грязь и остатки сугробов пробивались цветы. А здесь… Здесь было пусто. Серое дно каменной чаши, абсолютно ровное и гладкое, было безжизненным и бесплодным. Величавые пики, громоздившиеся кругом, казалось, нависали над странной долиной, прямо-таки вдавливая путешественников в крошащийся камень под ногами. А какое здесь было небо! Они еле вспомнили о том, что снаружи шел дождь; над Обителью Богов сияла чистейшая ледяная лазурь — ни солнца, ни птиц, ни облаков. Ни дать ни взять синее немигающее око глядело наземь с высоты…

Содрогнувшись, Танис поскорее отвел глаза и еще раз осмотрел «чашу».

Посередине ее виднелся круг, выложенный из громадных бесформенных валунов. Необработанные камни удивительно точно прилегали один к другому: с того места, где он стоял, Танису никак не удавалось рассмотреть, что же охраняли эти безмолвные стражи. А кроме них, в усыпанной каменной крошкой долине ничего не было видно…

— Как же здесь грустно! — прошептала Тика. — То есть я не то чтобы боюсь — зла здесь, по-моему, никакого нет, только печаль. Если Боги вправду приходят сюда, то, наверное, затем, чтобы поплакать над горестями мира!..

Фисбен обратил на Тику пронизывающий взор и, казалось, собрался что-то сказать, — но не успел.

— Танис! — раздался истошный крик Тассельхофа. — Смотри!..

— Вижу! — И Полуэльф помчался бегом.

По ту сторону чаши смутно виднелись два силуэта — один маленький, другой повыше. Они боролись. По крайней мере, Тассельхофу так показалось.

— Это Берем! — верещал Тас. Его-то острые кендерские глаза ясно их различали. — Ой, кабы он чего над Флинтом не учинил!.. Скорей, Танис!..

Подгоняемый страхом, Полуэльф и так несся со всех ног. И на чем свет стоит костил себя на бегу за то, что допустил подобное, за то, что не присмотрел как следует за Беремом, за то наконец, что не вытряс из него всего того, о чем тот явно недоговаривал… Друзья что-то кричали ему, но Танис не слышал. Он видел только тех двоих, и чем ближе, тем яснее.

Он видел, как гном повалился наземь, а Берем остался стоять над ним.

— Флинт!! — завопил Танис.

Сердце с такой силой колотилось в груди, что глаза подернула багровая пелена. Легкие горели огнем; дышать было нечем. И все-таки Полуэльф знай прибавлял шагу. Вот Берем обернулся к нему. Казалось, он пытался что-то сказать: Танис видел, как шевелились его губы, но слов разобрать не мог из-за бешеного стука в висках. Флинт лежал у ног Берема. Гном не открывал глаз, голова его безжизненно клонилась к плечу, а лицо было пепельно-серым…

— Что ты наделал?! — не своим голосом закричал Танис. — Ты же убил его!..

Горе, ярость, отчаяние и чувство непоправимой вины взорвались в нем не хуже огненных шаров старого мага, наполнив невыносимой болью все его существо. Кровавый туман заметался перед глазами…

Он не помнил, как выхватил меч, — холодная сталь рукояти словно сама собой оказалась в ладони. Мелькнули глаза Берема: в них не было страха, лишь глубокая скорбь. Потом глаза округлились от боли, и тут только Танис понял, что вгоняет меч в податливое человеческое тело.

Клинок вспорол плоть, рассек кости и проскрежетал по скале, к которой Берем прижимался спиной…

Горячая кровь хлынула Танису на руки. Жуткий крик резанул уши. Потом на него навалилась какая-то тяжесть, едва не сбившая его с ног…

Судорожными движениями Танис пытался выдернуть меч, чтобы рубить еще и еще… Чьи-то сильные руки тащили его прочь, но обезумевший Полуэльф вырвался. Когда он наконец высвободил меч, тело Берема сползло наземь. Кровь хлестала из чудовищной раны в груди, чуть-чуть ниже камня, лучившегося зловещим сиянием…

Позади звучал чей-то гулкий бас, слышались женские всхлипывания и пронзительные, тонкие крики, полные горя. Танис в ярости крутанулся — кто смел помешать ему?.. Он увидел рослого мужчину с искаженным горем лицом и заплаканную рыжеволосую девушку. Он не понимал, кто это такие. А потом перед ним появился древний, древний старик. Лицо его было спокойно, а глаза, неподвластные течению лет, — полны печали. Старец чуть улыбнулся Танису и положил руку ему на плечо.

Его прикосновение было словно прохладная вода для сжигаемого лихорадкой. Танис ощутил, как к нему постепенно возвращается разум, а перед глазами рассеивается багровая пелена. Он выронил окровавленный меч и, рыдая, скорчился у ног Фисбена. Старец нагнулся и ласково погладил его по голове.

— Соберись с силами, Танис, — сказал он тихо. — Ты должен попрощаться с другом, ибо ему предстоит долгий путь.

— Флинт!.. — выдохнул Танис.

Фисбен скорбно кивнул, мельком глянув на распростертое тело Берема:

— Пойдем… Здесь тебе все равно больше делать нечего.

Глотая слезы, Танис кое-как поднялся на ноги. Отпихнул с дороги старого мага и пошел, спотыкаясь, туда, где лежал на камнях Флинт. Голова гнома покоилась на коленях у Тассельхофа.

Завидя Полуэльфа. Флинт улыбнулся. Танис повалился подле него на колени и крепко стиснул узловатую руку старейшего своего друга…

— Он чуть не удрал от меня, Танис, — сказал гном и свободной рукой легонько постучал по своей груди: — Берем как раз собирался нырнуть в такую же дыру по ту сторону, когда мое старое сердчишко некстати надумало-таки лопнуть. Наверное, он услышал, как я вскрикнул: он вернулся, подхватил меня на руки и уложил…

— Так значит, он… — Язык почти не слушался Таниса. — Он тебя… Он тебя не…

— Он меня!.. — Удивительно, но Флинт еще сумел фыркнуть. — Он меня! Да он мухи не обидит, Танис! Он же кроткий, точно Тика… — И гном улыбнулся девушке, склонившейся над ним с другой стороны. — Ты уж присмотри за этим здоровым олухом, ладно? — сказал он ей. — Ага, а вот и он…

— Обязательно присмотрю Флинт… — И Тика снова заплакала.

— Ну что? По крайней мере больше не будешь пытаться меня утопить, — проворчал гном, с любовью глядя на Карамона. — А если все-таки разыщешь своего братца, повышиби пыль из его красного балахона… От моего имени… Хорошо?..

Карамон только мотнул головой, не в силах ответить.

— Пойду… Посмотрю, как там Берем… — Выдавил он наконец. Бережно поставил на ноги Тику — и увел девушку прочь.

— Не уходи Флинт!.. Не смей никуда уходить без меня!.. — причитал Тас. — Ты же только и будешь делать один, что влипать во всякие неприятности!..

— Хоть отдохну от тебя, несносного, — пробурчал гном. — Вот что, ты все-таки забери мой шлем… Тот, с плюмажем из гривы грифона… — И на всякий случай он наградил Таниса суровым взглядом, потом вновь посмотрел на плачущего кендера. Вздохнув, Флинт потрепал его по руке. — Ладно, не принимай близко к сердцу, сынок. Я, если разобраться, совсем не плохую жизнь прожил… Какие друзья у меня были… Много я повидал злого, но ведь и доброго тоже… А теперь в мир явилась надежда… Жалко мне от вас уходить. — Тут его быстро тускнеющий взор обратился на Таниса. — Причем именно тогда, когда я вам так нужен… Хорошо хоть, я успел научить тебя всему, что знаю, мальчик мой. Все будет хорошо… Я-то уж знаю… Все… Будет… Хорошо…

Голос его угас, он прикрыл глаза, трудно дыша. Танис крепко держал его за руку. Тассельхоф безутешно уткнулся лицом в плечо старого гнома… Подошел Фисбен и остановился у Флинта в ногах.

Гном открыл глаза еще раз.

— Теперь я знаю, кто ты такой, — тихо сказал он, глядя на Фисбена неожиданно прояснившимися глазами. — Не проводишь меня, а? Хотя бы в начале пути? А то… Чуток боязно одному… Я так долго путешествовал среди друзей, что совсем отвык… От одиночества…