Одним словом, бздели.

***

И было отчего. Уже в 1941 году четверть миллиона подсоветских белых людей были готовы сражаться под знаком свастики.

К концу 1942 года, при участии эмигрантов, возникла семитысячная Русская народная национальная армия (РННА) с царскими знаками различия.

Осенью того же начинает формирование Русской освободительной армии (РОА) генерал Власов.

Тогда же на Брянщине возникает Русская освободительная народная армия (РОНА) под командованием Б. Каминского, ставшая позднее одной из двух русских дивизий СС.

Решительно встали на сторону немцев истинно-православные христиане (катакомбники). "В тех местах, где ИПХ были посильнее, они часто уничтожали (еще до прихода немцев) всю советскую администрацию, быстро открывали закрытый храм и встречали освободителей колокольным звоном, если, конечно сохранялись колокола. Таких случаев известно очень много в Брянской области и, особенно, на казачьих территориях…" "Известно, что очень многие ИПХ вступили в местную полицию… из них же были сформированы охранные батальоны (в том числе и в Латвии), удачно боровшиеся с партизанами и НКВДешными диверсантами" ("Русское православие" №1 (15), 1999). Уже в 41-м году многие русские "катакомбники" сражались и в боевых частях Вермахта. Немало ИПХ было в бригаде СС Дирливангера, в дивизиях СС "Бранденбург" и "Рутения", в казачьих частях. "Всем известны ожесточенные бои за Орел и Курск в 1943 г., однако, почти нигде не указывается, что на немецкой стороне весьма самоотверженно сражались русские части… В обороне Орла участвовали почти все боеспособные ИПХ из местных жителей… Не менее страшные бои развернулись за Курск, где поддержка немцам местного русского населения оказалась еще более сильной, – видимо, вследствие действий карательных органов НКВД на Орловщине… Схимонах Леонтий (Мымриков) (†1989) рассказывал, как проходили богослужения в русских частях перед началом битвы на т.н. "курской дуге". Некоторые присутствовавшие при сем немцы (по-видимому, из репатриантов), говорили, что как будто погрузились в средневековье…" (там же).

"Что русские против нас вправду есть и что они бьются круче всяких эсэсовцев, мы отведали вскоре, – вспоминает А. Солженицын. – В июле 1943 под Орлом взвод русских в немецкой форме защищал, например, Собакинские выселки. Они бились с таким отчаянием, будто эти выселки построили сами. Одного загнали в погреб, к нему тогда бросали ручные гранаты, он замолкал; но едва совались спуститься – он снова сек автоматом. Лишь когда ухнули туда противотанковую гранату, узнали: еще в погребе у него была яма, и в ней он перепрятывался от разрыва противопехотных гранат. Надо представить себе степень оглушенности, контузии и безнадежности, в которой он продолжал сражаться.

Защищали они, например, и несбиваемый днепровский плацдарм южнее Турска, там две недели шли безуспешные бои за сотни метров, и бои свирепые, и морозы такие же (декабрь 1943)".

"Поведение этих людей, – продолжает Солженицын, – с нашей пропагандной топорностью объяснялось: 1) предательством (биологическим? текущим в крови?) (да! Биологическое, расовое "власовство" – А.Ш.) и 2) трусостью. Вот уж только не трусостью! Трус ищет, где есть поблажка, снисхождение. А во "власовские" (условно говоря – А.Ш.) отряды вермахта их могла привести только крайность, запредельное отчаяние, невозможность дальше тянуть под большевистским режимом да презрение к собственной сохранности… В нашем плену их расстреливали, едва только слышали первое разборчивое русское слово изо рта…

Эта война вообще нам открыла, что хуже всего на земле быть русским (выделено мной – А.Ш.).

Я со стыдом вспоминаю, как при освоении (то есть, разграбе) бобруйского котла я шел по шоссе среди разбитых и поваленных немецких автомашин, рассыпанной трофейной роскоши – и из низинки… услышал вопль о помощи: "Господин капитан! Господин капитан!" Это чисто по-русски кричал мне о защите пеший в немецких брюках, выше пояса нагой, уже весь искровавленный – на лице, груди, плечах, спине, – а сержант-особист, сидя на лошади, погонял его перед собою кнутом и наседанием лошади. Он полосовал его по голому телу кнутом, не давая оборачиваться, не давая звать на помощь, гнал его и бил, вызывая из кожи новые красные ссадины…

Эта картина навсегда передо мною осталась. Это ведь – почти символ Архипелага, его на обложку книги можно помещать" ("Архипелаг ГУЛАГ").

В еще большей мере это символ Проекта. Вот против чего бились русские под "знаменем Одина": против векового татарского кнута – за Русь, за Европу, за достоинство белого человека.

Наиболее полно этот порыв воплотился в феномене Локотского автономного округа и Казачьем движении.

"Шумел сурово брянский лес…" (Локотская Русь)

Земли, на котором расположен поселок Локоть Брасовского района Орловской (ныне – Брянской) области до 1917 года принадлежали императорской фамилии. Таким образом, (подчеркнем это) брасовские крестьяне не знали крепостничества. Для них, людей с нормальной психологией белых хозяев, "коллективизация стала не "вторым изданием" крепостного права, а "первым", явилось причиной скрытого недовольства новой властью, вылившегося наружу, когда сама эта власть оказалась висящей на волоске" ("Материалы по истории РОД").

В конце сентября 1941 г. германские войска подошли к Орловщине и Брянщине. НКВД сообщало, что "эвакуируемые семьи партийного и советского актива провожались под свист и недвусмысленные угрозы со стороны распоясавшейся антисоветчины, а часть сотрудников учреждений упорно избегала под различными предлогами эвакуации" (там же).

Сразу после бегства иудо-большевистских властей крестьяне делили колхозные поля и создавали отряды самообороны. 4 октября 1941 г. в Локоть вошли германские части – пробил час К. Воскобойника и Б. Каминского, ставших вождями русского освободительного движения на Орловско-Брянской земле.

Константин Воскобойник родился в 1895 г. на Киевщине в семье железнодорожника. Год учился в Московском университете, в 1916-м ушел добровольцем на фронт. В 1919-20 гг. служил у красных, был ранен, а в 1921 году, насмотревшись на "прелести" совдепа, вступил в один из отрядов повстанческой армии Антонова. После подавления восстания скрывался, жил, учился и работал по подложным документам, в 30-х гг. отбыл заключение в лагерях и в 38-м обосновался в Локте, где работал преподавателем физики в Брасовском лесохимтехникуме.

Бронислав Каминский, друг и соратник Воскобойника, родился в 1899 году. По отцу он был поляк, по матери – немец. Служил в красной армии, куда ушел добровольцем, после демобилизации учился в Петроградском химико-технологическом институте и работал на заводе "Республика". В 1935 году его исключили из ВКП(б) за критическое отношение к коллективизации, а в 37-м арестовали по обвинению в принадлежности к "Трудовой крестьянской партии". В 1941 году отправлен на поселение в Локоть, где вплоть до прихода немцев работал инженером на местном спиртзаводе.

Воскобойник был назначен немцами главой местного самоуправления и народной милиции, а Каминский – его заместителем. Уже 25 ноября был опубликован манифест основанной ими Народной социалистической партии "ВИКИНГ", провозглашавший упразднение "коммунистического и колхозного строя", наделение крестьян земельными участками с правом вечного и наследственного пользования и обмена, но без права продажи, право частной собственности при сохранении в руках государства основных средств производства, а также "беспощадное уничтожение евреев, бывших комиссарами".