Первым, что мне бросилось в глаза, когда мы с Дойленом отправили Лиса обихаживать лошадок и вошли в трапезную залу, была шумная компания по левую руку от двери. Никогда не любила такие громкие посиделки, ни в качестве участницы, ни в качестве свидетеля, потому спокойно прошла бы мимо, если бы не заметила среди пирующих Керена и его среднего брата. Энгит, в отличие от старшего, никакого удовольствия от посиделки не испытывал, сидел в уголке, зажавшись и хмуро глядя в полную до краёв кружку. Он-то нас первым и заметил.

— Отец! — парень явно обрадовался. — Отец, скажите ему, я не буду пить со всеми!

— Эй, малый, ты чего? — загоготали «весёлые ребята» за столом, пытаясь поймать его за полы кафтана. Парень извернулся ужом, проскочил в узенький проход между скамьёй и стенкой и подбежал к отцу.

— Где Инген? — первым делом поинтересовался дорогой сосед.

— Там, наверху, с сестрицей Ирой. Керен её опять побил и велел тут не показываться, а я…

— Так… — и куда подевалось моё недомогание вместе с усталостью? — Дойлен, можно, я его прибью?

— Это моя привилегия, — Дойлен процедил это сквозь стиснутые зубы: ни разу ещё не видела его в такой ярости. — Эй, сынок! — он повысил голос, да так, что притихли все присутствующие. — Вижу, ты тут веселишься. Не скажешь папаше, по какому поводу?

— Отмечаем мою женитьбу, отец, — Керен, видимо, был пьян как раз в той степени, когда море по колено и горы по…ниже пояса. Иначе откуда бы взялась эта лихая наглинка в голосе и взгляде. — Присоединяйся. Ведь это ты устроил мой брак, тебе и честь должно воздать… И вы, дорогая тётушка, присаживайтесь, выпейте, с друзьями моими познакомьтесь, — это уже мне. — Не всё же вам отца развлекать, в таком деле разнообразие, говорят, весьма полезно… Х-хах!

Ох, ты ж, господи… Между нами и тем столом было метров шесть не очень-то свободного пространства. Как? Каким чудом Дойлен в одно мгновение преодолел их? Керена как ветром унесло на соседний стол, слава богу, пустовавший, и за нижнюю челюсть он держался, и кровью сплюнул. Дружки его, попытавшиеся спьяну заступиться, получили пару увесистых затрещин и затихли. А я почувствовала, как испуганный Энгит схватил меня за руку. Лишь на миг я вспомнила о «сидоре», прижатом к боку: только бы не выронить…

— Засранец, — процедил Дойлен. Взгляд его был так ощутимо тяжёл, что, казалось, только им он и придавил непутёвого сына к грубой столешнице. — Почуял вольницу, и давай чудить, так? Об одну женщину кулаки чешешь, другую языком своим грязным поганишь. Я тебя такому не учил.

— Столичная мода, — огрызнулся Керен, поднимаясь на локте. Видимо, удар отца оказался недостаточно сильным для отрезвления. — Ты отстал от жизни, отец.

— Может, и отстал, — последовал ответ. Ой… Когда дорогой союзник начинает говорить таким безмятежным тоном, у меня мороз по коже. — Может, надо было по столичной моде лупить тебя с тех пор, как ты научился сопли подбирать. Глядишь, через битую задницу в голову немножко ума бы вошло. Теперь придётся рожу твою кривую выравнивать…

— Дойлен! — испуганно вскрикнула я, поняв, что сейчас он начнёт превращать сына в фарш. — Остановись!

— Отец! — одновременно с моим прозвучал другой женский крик. С лестницы, спотыкаясь о длинный подол, бегом бежала Ирка. Да… Когда я уезжала, у неё был один синяк на скуле. Сейчас к нему присоединились ещё два или три собрата по всему лицу, губа разбита и глаза на мокром месте. Тем не менее Ирочка парой прыжков преодолела расстояние от лестницы до своего благоверного и заслонила его от отцовского гнева. — Пожалуйста, не надо, отец! Мы сами разберёмся, правда…

— Давай, защищай этого говнюка, своего мужа! — озлился Дойлен. По-моему, скорее от бессилия, чем от выходки сыночка. — Он тебя отлупит посильнее! Дура!.. Стана, идём!

Мне было до того неуютно, что даже в голову не пришло возмутиться его приказным тоном. Я подтолкнула Энгита к лестнице и засеменила за ним. Скорее, убраться отсюда… Но, видимо, судьбе не было угодно, чтобы мы покинули трапезную без нового приключения.

— Кер, — я видела, как Ирка, хлюпая носом, вытирает платочком кровь с разбитых губ мужа. — Кер, милый, пойдём… Я тебе отвар приготовлю… Ну, пойдём…

— Отвяжись, дура! — прошипел Керен и зло двинул её кулаком по рёбрам.

Именно этого мне не хватало, чтобы проснулся мой «динозавр», хлестнул хвостищем по прутьям клетки, именуемой самообладанием, и трубно взревел. Короткое заклинание — и в грудь Керена воткнулась крошечная молния. Старший сын Дойлена сдавленно всхрипнул: эта штука действовала не хуже электрошокера. Собственно, это и был его магический аналог. Ирка вскрикнула, но вмешиваться не стала. Побоялась.

— На беззащитных отыгрываешься, сссссволочь? — злобно шипела я — или мой внутренний «ящер»? — А вот так — нравитссссся? — ещё одна молния-шокер. — Приятно быть беззащщщщитным, да? Будешшшшь теперь знать!

— Стана! — я опять не заметила, как Дойлен буквально слетел с лестницы, отпихнув среднего сына, и схватил меня за локоть. — Оставь дурака! Это его жена, пусть сами промеж собой разбираются!

— Ещё раз тронешь её — убью! — я бросила эти слова Керену в лицо, как ругательство. — Плевать на всё!.. Слышишь, подонок?! Я тебя везде достану!

Видимо, я сумела произвести нужное впечатление: Керен, как сын ведьмака и ведьмы, имел представление о колдовстве, и мозгов у него хватило, чтобы сделать должные выводы. Если отец никогда не решился бы применить магию против сына, даже против такого негодного, то мне терять нечего. Применила сейчас и не постесняюсь применить в будущем.

— Прекрати, — Дойлен пребольно дёрнул меня за локоть. — А ты, сопляк, — это Керену, едва-едва сумевшему восстановить дыхание после моих магических атак, — собирайся, поедешь к матери. Жену с собой возьмёшь. И если я узнаю, что ты продолжаешь её лупить — а я это узнаю, поверь — срежу шкуру с твоей спины и ремней наделаю!.. Всё, я сказал!

И с силой потянул меня к лестнице. Впрочем, я уже достаточно пришла в себя, чтобы оценить обстановку. Приятели Керена, до сих пор не влезавшие в наш междусобойчик, нехорошо зашевелились, прочие гости начали тихонечко отодвигаться подальше, чтобы не попасть под раздачу. Перепуганная Ирка зашептала что-то мужу на ухо, и тот отнёсся к её словам с гораздо большим вниманием, чем раньше. Во всяком случае, они пошли следом за нами, в свою комнату.

Наверху у дверей нас встретил подозрительно шмыгавший носом Инген, сразу бросившийся к отцу. Мы не стали торчать у всех на виду, вошли в свою комнату и прикрыли дверь. Бледный Энгит не знал, куда деть руки, и почему-то чувствовал себя виноватым и постоянно косился в сторону окна.

— Отец, я… — прошептал он. — Я никогда так не сделаю… клянусь…

Дойлен притянул сына к себе, потрепал его лохматую голову. И посмотрел на меня… Вот что значит не иметь детей. До меня только сейчас дошло, какое это горе для отца — вырастить сына-мерзавца. Для нормального отца, конечно, не для такого же негодяя, как сынок. Он наверняка думает-гадает, когда в его любимом первенце произошла злая перемена и что могло послужить тому причиной. Ему сейчас нет дела до меня.

Нет, ошибаюсь. Есть.

Один-единственный взгляд, прочитавший по моему лицу всё, о чём я думала. И молчаливая благодарность в ответ.

Узнав, что Ульса куда-то уехал и будет дома только поздно вечером, мы решили без нужды нос наружу не высовывать. Обедали и ужинали в комнате, от греха подальше, вполголоса обсуждая планы на ближайшее будущее. Затем Дойлен пошёл вниз распорядиться насчёт лошадей и фургона, а мне досталась работа потруднее — уложить мелких спать. Энгит хотел было поупрямиться, но я напомнила, что завтра он опять будет полдня зевать от недосыпа. Парень поворчал, больше для порядку, чем из вредности, но подчинился и полез под одеяло. Младший присоединился к нему, и через десять минут оба уснули.

— Дрыхнут? — Дойлен вошёл в комнату и запер дверь, стараясь не шуметь.

— Третьи сны видят, — шёпотом доложила я. — Давай сферу тишины поставлю.