Она с трудом засмеялась. «Сразу видно, что вы ничего не смыслите в обращении с мужчинами».

На миг я онемела и с раздражением размышляла, почему замужние женщины часто принимают такой странный тон. Будто от всего, что им приходится переносить, они получают какое-то удовлетворение высшего порядка. Затем я сказала себе, что, возможно, она права. В конце концов, я полностью потерпела неудачу с мужчиной, за которого вышла замуж, поэтому кто я такая, чтобы давать советы? Все равно они никому не нужны, большинство людей ищут только подтверждения собственным устоявшимся мнениям.

Мы проходили мимо костра в честь Коронации, и я переменила тему. «Думаю, вряд ли теперь его зажгут. Имею в виду, что вряд ли празднования уместны, если что-то случилось с девушками».

Она мрачно сказала: «Все равно ветки мокрые. – А потом вернулась к излюбленной теме, как белка, которая угрюмо лезет крутить привычное колесо. – Но как Гарт мог так себя вести? Следовал за ней, как бездомная собака, превращал меня в дуру с тех пор, как она приехала. О, вы не все видели… Вчера она переключилась на Драри, но в действительности… Я имею в виду, вы, должно быть, заметили. Хорошо говорить, что она не может иначе, а как насчет Гарта? Почему нужно спускать такое ему? У меня чертовски большое желание…»

Я резко спросила: «Вы хотите удержать мужа или нет?»

«Я… Конечно, хочу! Что за глупый вопрос!»

«Тогда оставьте его в покое. Разве вы не знаете, что в браке нет места для гордости? Приходится выбирать. Не сможете вести себя тихо, потеряете мужа. Если же хотите именно его, проглотите гордость и заткнитесь. Это залечится. Все залечивается. Только нужно время и спокойствие. – Она открыла рот, возможно, чтобы поинтересоваться, что я вообще об этом знаю. – Мы отстаем, – сказала я почти резко. – Давайте поспешим». Я отделилась от нее и пошла вперед по уходящей круто вверх дорожке.

Мы уже забрались высоко. Когда мы начали пробираться по оленьим тропинкам по западной стороне самого Блейвена, порывы ветра стали реже и мягче, а у первых каменистых склонов дождь прекратился, причем настолько внезапно, словно завернули кран.

Группа растянулась, цепочкой поднималась по склону. Большинство мужчин несли рюкзаки, несколько человек тащили свернутую кольцами веревку. Продвигаться стало труднее. Тропы становились уже и круче, превратились во впадины шириной в ступню, не более, в вереске, доходившем до колен. И они были ненадежны из-за дождя. Временами приходилось огибать обнаженные скалы. Мы цеплялись за корни и пучки вереска, а ноги скользили и буксовали на узкой полосе грязи.

Над нами огромные утесы южной гряды сверкали черным цветом и круто вздымались из обрывистой каменистой осыпи, словно потрескавшаяся спина морского чудовища из волн. Осыпь устрашала. От подножия отвесных скал на сотни футов рассыпаны камни, скользкие, заросшие и ненадежные из-за скрытых ям и неустойчивых обломков. Казалось, неверный шаг может снести половину горы смертельной лавиной.

Даугал Макре видел альпинистов на полпути вверх по западному склону Блейвена. Гребень горы вздымается над осыпью огромным крутым хребтом зубчатых остроконечных вершин. Больше двух тысяч футов мрачной и голой горной породы подпирают небо, ловят гонимые ветром облака. Я остановилась и посмотрела вверх. Струи разорванного ветром тумана проносились и разбивались об ужасную твердыню. Облака казались клубами дыма. Над штормом, за разгулом несущихся серых туч неясно вырисовывались черные дьявольские вершины, которые раскалывали небо и завивали водоворотами ветры. Блейвен нес свои шторма, как знамя.

С высокой черной долины среди вершин сбегает тоненькая струйка воды. На ужасной и удаленной серой плоской скале едва видно тонкую белую линию, не более. Она кажется неподвижной, только иногда ветер подхватывает ее и заставляет колыхаться, как осеннюю паутину. Эта медленно падающая, почти призрачная линия врезалась столетие за столетием в живую скалу и прорезала глубокую темную трещину ущелья Спутан Дгу – Черный Желоб. Сквозь нее она скользит и мчится и снова скользит, то невидимая, то очень хорошо заметная, но все время увеличивается, становится все громче. Она набирает силы до самой осыпи и шумно исчезает в ущелье, расколовшем основание горы.

И как она вырывается на свободу! В ста футах от основания скалы она извергается, как из водосточной трубы. Узкая струя ревущей воды с шумом несется вниз и преодолевает последние сто футов белой изгибающейся петлей. И затем она исчезает в шумных глубинах ущелья, прогрызшего осыпь.

К краю этого ущелья медленно пробивалась поисковая группа. Временами кто-то кричал, но единственным ответом было карканье потревоженного ворона, который взлетал с утеса, громко вопя среди передразнивающего эха.

С помощью рук я пробиралась среди мокрых скал. Ботинки скользили по вязким пучкам травы и буйным зарослям. Воздух вырывался из груди со свистом, мокрое лицо горело от напряжения, несмотря на удары холодного влажного ветра. Мужчины неуклонно продвигались вперед с удивительной скоростью. Я задыхалась и карабкалась следом, изредка поднимала глаза на угрожающие черные отвесные скалы, которые вздымались неумолимо и беспощадно. Внизу слева, на дне ущелья, вода журчала, ревела и кружилась водоворотами в дьявольских выбоинах. Настоящая демоническая расщелина, черная трещина глубиной в семьдесят футов, распоровшая склон. С кривых черных стен на фантасмагорическое скопление валунов и бурлящей воды падали камни.

В первый раз я осознала, что где-то среди диких безжалостных скал и сумбурно волнующейся воды лежат две мертвые молодые женщины. Или, в лучшем случае, живые и покалеченные, и не имеющие сил дать о себе знать. Я обнаружила, что повторяю, задыхаясь, упрямым шепотом: «Роберта, Роберта…»

Прямо надо мной был Алистер. Он обернулся, быстро успокаивающе улыбнулся и протянул большую руку, чтобы помочь устоять на склоне. «Не подходите слишком близко к краю, Джанет… Вот так лучше. Если Даугал прав, мы скоро найдем их. Знаете, эти парни из поисковой группы знают здесь каждый дюйм».

«Но… Алистер! – Напряжение не давало говорить в полную силу. – Они не могут быть живы до сих пор. Они, должно быть…»

«Если они серьезно не пострадали от падения и заползли в укрытие, они могли выжить. Ночью было не холодно».

«Вы верите, что их было трое?»

«Даугал Макре не склонен к полетам фантазии».

«Отсутствует кто-нибудь из местных?»

«Сказали, нет».

'Тогда, если их действительно было трое, третий – кто-то из отеля. И тоже никто не отсутствует».

'Точно так», – ответил Алистер озабоченно и неуверенно.

«И раз никто не сообщил о несчастном случае, значит…»

'Точно так, – повторил Алистер. Он передохнул и взял меня за руку. Затем другой рукой он указал наверх и немного направо. – Вот там вчера ночью горел костер», – сказал он, отпустил мою руку и снова занялся подъемом.

Убийство? Снова? Кто, ради Бога, может убить Марион и Роберту? Нелепо. А зачем убивать Гезу Макре, и так страшно? Вообще, между двумя происшествиями нет ничего общего. Исчезновение двух альпинисток, может, нехорошо говорить, что обычно, во всяком случае не связано с фантастическим, почти ритуальным духом другой смерти. Или?.. Когда мы найдем тела… Я отбросила мокрые волосы со лба нетвердой рукой и посмотрела вверх.

Мужчины собрались на краю ущелья, там, где водопад прыгал на последние сто футов с отвесной скалы. Кто-то показывал вниз. Раскручивались веревки. Я протащилась на уступ, постояла и медленно пошла вперед, чтобы присоединиться к ним.

Очень страшно. Никакая сила в мире не заставила бы меня заглянуть за край скалы и посмотреть в невидящие глаза Роберты, увидеть ее перерезанное горло, как у одетой в шелк куклы Марсии, алую кровь, размываемую дождем в розовую лужу среди бурной растительности.