Конечно, были труппы, которые по праву могли опровергнуть эту устоявшуюся годами истину. Большой Драматический, Молодежный… Но попасть в эти заслуженные коллективы было очень непросто, а если туда и брали выпускников театральных вузов, то либо по протекции, либо на третьестепенные роли. Согласитесь — не очень-то приятно годами изображать на сцене прислугу или человека из толпы.
Были еще малюсенькие роли на съемочных площадках «Ленфильма». Возможно, еще несколько лет назад такая перспектива не могла бы испугать Анастасию, однако теперь, с упадком кинематографа, когда на «Ленфильме» снимали одну-две картины в год, такое начало творческой жизни сулило весьма туманные перспективы в будущем.
Было еще увлечение фотографией. Несколько лет назад на день рождения отец подарил ей хороший японский фотоаппарат «Никон», и Анастасия потихоньку начала снимать — просто так, для себя, друзей, знакомых, детей. Она очень любила детские лица. В них было столько чистоты, открытости, наивного изумления миром. Кто-то из знакомых, кому Настя подарила свои снимки, показал их известному фотохудожнику, который вел факультативный курс фотографии в Ленинградском институте театра, музыки и кино.
После этого три раза в неделю Анастасия стала посещать курсы и здесь же, в институте, познакомилась с Никитой Шиловым. Он был на год старше ее и занимался на первом курсе сценарного отделения. Их встреча произошла при довольно забавных обстоятельствах.
Никита со своим приятелем Сергеем Лисичкиным, который учился на актерском, показывал своему педагогу, известному драматургу Владимирову, первую сцену той самой пьесы, которая в дальнейшем принесла ему известность. Анастасия перепутала двери и вместо учебной аудитории попала за кулисы. Никита и Сергей обсуждали первую сцену из его пьесы. Владимиров сидел в зале.
— Я хочу увидеть настоящие чувства, — с пафосом говорил он. — Истинный драматург должен делать так, чтобы зритель ощутил его мысль кожей. Никита, что у тебя главное в этой сцене? Что является здесь лейтмотивом?
Шилов едва только собирался открыть рот, чтобы ответить, когда на сцену неожиданно вышла симпатичная светловолосая девушка в голубых джинсах.
— Что это такое? — возмущенно закричал Владимиров. — У нас здесь занятия. Что вам нужно?
Услышав окрик, Анастасия испуганно замерла и пробормотала:
— Я… я только… я просто…
— Ну что, что? — разнервничался Владимиров. — Почему каждый раз происходит какая-нибудь ерунда? По сцене шляются посторонние. Кто вас сюда пустил?
— Я… Я… — пролепетала Анастасия. — Я перепутала двери. Извините…
Пока она топталась на месте, Никита и Сергей прыснули от смеха. Густо покраснев, Настя, наконец, развернулась и зашагала к выходу.
Владимиров хлопнул в ладоши.
— Ладно, начинаем. Сергей, пожалуйста, давай монолог главного героя. Только помни о том, что мы должны слышать каждое твое слово. Это очень важно в сценическом искусстве. Ты должен говорить четко и разборчиво. Самый последний зритель в самом дальнем углу — вот твоя цель, вот к кому ты обращаешься и вот кем должен быть услышан.
Спускаясь со сцены в маленький зрительный зал, Никита обратил внимание, что девушка, заглянувшая сюда по ошибке, задержалась у боковой двери и внимательно посмотрела на него.
Вот такой и была их первая встреча. Через несколько дней они увиделись в студенческой столовой. Настя сидела у окна со своей подругой, а Никита и Сергей — в противоположном углу зала. Ей стоило лишь один раз взглянуть на Шилова, как тот перехватил ее взгляд. Никита под столом тут же пнул Лисичкина ногой.
— Серега, она на меня смотрит.
— Кто — она?
— Та девчонка, которая перепутала двери и вышла на сцену, когда мы репетировали.
Его друг оглянулся. Настя тут же отвела взгляд.
— Нет, — добродушно улыбнулся Лисичкин, — ты ошибаешься, она на тебя не смотрит.
— Я говорю — смотрит.
— Да успокойся, что ты так возбудился?
— Но ведь девчонка симпатичная…
— Ну и что?
— Как — что? Она на меня еще в зрительном зале смотрела. Я ее сразу запомнил.
Лисичкин оглянулся и несколько высокомерно посмотрел на Анастасию. Сергей был высоким темноволосым красавцем, который считал, что все женщины должны сами падать к его ногам, а потому относился к ним без особого уважения. По крайней мере, так считали окружающие. Повернувшись к Никите, Сергей скептически покачал головой.
— Да ты бы посмотрел на нее внимательнее. Не такая уж она и симпатичная.
— Как это? — не понял Никита. — Смотри, ноги какие, прямо от шеи начинаются.
— Ну и что — ноги? — насмешливо протянул Лисичкин. — Мало ли девчонок с красивыми ногами? Лицо у нее слишком простое. Утонченности в нем не видно.
— Интересно, что ты понимаешь под словом «утонченность»? Объясни, пожалуйста.
— Она какая-то слишком румяная. Напоминает мордашку из модного журнала.
— А по-твоему, — парировал Никита, — у молодой девчонки должна быть болезненная физиономия?
Но Лисичкин упрямился.
— Она тебе не пара.
— Почему же?
— Ты — талантливый драматург, у тебя большое будущее, зачем тебе связываться с какой-то бабой? Вот поставишь свою пьесу, добьешься успеха, они тебе сами на шею вешаться будут. Может, она недотрога какая-нибудь? Свяжешься с такой, потом сам рад не будешь.
— Ты же сам сказал, что она слишком просто выглядит, — съязвил Никита. — Нет, я должен с ней познакомиться. Она же смотрит на нас, пошли.
Он встал из-за стола и потащил за руку сопротивлявшегося Сергея.
— Пошли, она хочет с нами познакомиться, — Никита ни минуты не сомневался в правильности своих слов.
Анастасия потом и сама долго не могла понять, чем же привлек ее этот странный рыжеволосый парень, которого она впервые увидела на институтской сцене. Наверное, в его глазах было что-то такое, чем он сильно отличался от сверстников. В нем горело то самое живое любопытство, которое она больше всего ценила в людях.
Но кроме любопытства и интереса к жизни, Настя увидела и глубоко затаившуюся тоску, жажду общения. «Наверное, он одинок, хотя вряд ли сразу признается в этом…» Анастасия, как и подавляющее большинство девушек в этом возрасте, была уверена в том, что сверстники почти не заслуживают ее внимания. Никита в этом смысле как нельзя лучше подходил ей — он был старше, но не настолько, чтобы при возможном тесном общении между ними ощущалась разница в возрасте.
Когда Никита подошел к ее столу, она почувствовала, как сердце ее, помимо воли, начинает биться все быстрее и быстрее. «Успокойся, — говорила она сама себе, — ты ведь уже знакомилась с парнями в школе. А этот — так себе, ничего особенного. Да еще и рыжий…»
Она постаралась сделать безразличное лицо, но руки ее мелко дрожали.
— Привет, — широко улыбаясь, сказал Никита.
— Привет, — ответила Анастасия.
— Меня зовут Никита, Никита Шилов, — представился он. — Терпеть не могу общественную жизнь.
Настя рассмеялась. Если он и пытался вести себя как опытный обольститель, то был для этого слишком искренен.
— Вот как? А почему?
— Я пишу пьесы.
— О чем?
— О личной жизни, конечно, — засмеялся Никита. — Разве еще о чем-нибудь стоит писать?
Он показал на Лисичкина.
— А это…
— Сергей, — представился тот.
— Да, Сергей, он любит рок-н-ролл и даже чем-то там занимается в рок-клубе.
Рок-н-роллом Анастасия никогда особенно не интересовалась, а потому никакого восторга не выразила.
— Меня зовут Настя, а это моя подруга Маша. Вот она как раз любит рок-н-ролл.
После взаимного обмена улыбками и кивками молодые люди умолкли. Разговор угас.
— Э… — протянул Никита, — вы уже закончили или еще нет? Может, мы к вам присоединимся?
Настя нерешительно посмотрела на подругу, которая с обожанием поедала взглядом Лисичкина.
— Я не знаю… Маше пора домой, а я иду на занятия.
— На какие занятия? — поинтересовался Никита.
Настя смутилась.