Вот такими же оборотнями могут стать и самые мирные собаки, заявившиеся стаей в лес…

Однажды я взял с собой в лес маленького пушистого щенка. Щенок всю дорогу жался к моим ногам, трясся при первом же шорохе и жалобно скулил, когда немного отставал от меня на лесной тропе. Но скоро малыш подрос, стал посмелей, научился уходить далеко от избушки и почти тут же принялся, охотиться за коренными жителями леса.

Первой жертвой щенка стали лягушки, но они оказались несъедобными. Маленький охотник оставил лягушек и принялся за мышей. Мыши ловились не так просто, как лягушки, их надо было подолгу сторожить около норок. Щенок, видимо, посчитал эту охоту слишком трудной и с утра пораньше стал уходить в лес.

После каждого такого самостоятельного похода щенок возвращался домой довольным и усталым, укладывался тут же в свой угол спать и наотрез отказывался от любой пищи, которую я ему предлагал. Чем питался этот разбойник в лесу, кого ловил и уничтожал?.. Я проследил тайную дорогу своего маленького друга и с горечью обнаружил, что мой ласковый, послушный щенок стал настоящим хищником, — он отыскивал гнезда дроздов, устроенные низко над землей и разом уничтожал там всех птенцов.

После такого открытия я посадил щенка на цепь, закрыв таким образом все его самостоятельные походы в лес, и стал неприятно догадываться, что же могут сделать в лесу две, а то и три собаки, пришедшие в лесную избушку следом за тем же рыбаком…

Законы личных территорий, известные предкам наших собак, теперь забыты, все три собаки принадлежат одному хозяину, этот человек живет сейчас в лесной избушке, и все, что вокруг избушки, по закону собак — домашних животных, принадлежит теперь им. И стая из трех собак носится по лесу за зайчатами и глухарятами. Такие собаки не щадят ничего, и очень скоро все живое около избушки уничтожается начисто — три хищника, навалившиеся на один небольшой охотничий участок, забывшие правила ведения личного хозяйства в лесу, давно потерявшие всякие естественные связи с лесом, несут смерть…

Я всегда с тревогой слушал лай бродячих собак, носящихся по лесу, не скрывая возмущения, старался объяснять хозяевам таких собак, что псов следует угомонить, усмирить, посадить на цепь, но очень часто вместо согласного ответа слышал: «Волкам можно бегать по лесу, а почему нельзя собакам?»

Волки, постоянно живущие в лесу, никогда не разорят свой лес, как никогда не разорит озеро выдра, облюбовавшая это озеро для жизни. Вспомните мой самый первый рассказ, где я говорил об осенних маршрутах волков. Раз в неделю серые охотники посещали свое летнее хозяйство — только один день в неделю отводился им для охоты на обширной территории, а дальше вся стая перебиралась в новое угодье. Разве можно было сравнивать обширные угодья, принадлежавшие волчьей стае, и небольшой участок леса около таежной избушки, где носились озверевшие псы?

Не могли волки позволить себе разбой и в летнем хозяйстве, когда в логове подрастали волчата. Зная, как ведут себя в лесу собаки, пришедшие сюда с беспечным человеком, я долго не верил, что волк и волчица умеют быть «рассудительными» владельцами своего дома. Но как раз тогда, когда мой щенок совершал разбойные походы к гнездам дроздов, мне и выпал случай понаблюдать за жизнью волчьей семьи.

Логово волков находилось неподалеку от моей избушки. Изредка я выбирался в гости к своим серым соседям и всякий раз удивленно отмечал, что рядом с волчьим логовом преспокойно живут совершенно непуганные выводки рябчиков и глухарей. Почему волки не трогают этих птиц, почему не охотятся здесь, поблизости, а отправляются на охоту в дальние углы леса? Может, боятся выдать то место, где подрастают волчата?.. Возможно, это и так, но это было всего лишь полуответом на вопрос.

Я снова бродил следом за волком и волчицей, находил следы охоты этих животных на дальних болотах за глухарятами и продолжал встречать точно таких же глухарей рядом с логовом. Каждый день я отмечал на своей карте новые охотничьи тропы животных — эти тропы никогда не повторялись изо дня в день, всякий раз они расходились в разные стороны, к разным болотам, вырубкам и лесным полянам. Именно здесь охотились волчица и волк, но и здесь серые охотники не уничтожали всех птиц, будто берегли часть их до следующей весны, чтобы и на следующее лето в этих местах было много глухарей…

Конечно, волки не строили никаких охотничьих планов, у них не было никаких писаных законов и они вовсе не рассуждали так, как я пытался рассуждать за них. Все было гораздо проще. Отыскав на болоте глухариный выводок и добыв из выводка одну, две, много — три птицы, волки оставляли этот выводок в покое и отправлялись на поиски более легкой добычи. Да, после двух, а то и трех нападений мать-глухарка начинала вести себя более осторожно, и теперь подобраться к ней и ее глухарятам было куда трудней, чем в первые дни охоты. Охота за пугаными птицами становилась трудной, малорезультативной, а в логове волчата ждали пищу, и охотничья тропа и волчицы и волка меняла свое направление.

А как бы поступили собаки, пришедшие в лес вместе с тем же рыбаком и отыскавшие вдруг глухариный выводок?.. Первых двух-трех глухарят собаки, возможно, поймали бы так же легко, как и волки. А дальше?.. Оставили бы собаки в покое этих птиц? Вряд ли. Ведь собак вел по охотничьей тропе вовсе не голод — как-никак, а вечером около избушки им в любом случае достанется хоть немного вареной рыбы. Собак вела к глухарям лишь охотничья страсть, которую всячески старался закрепить у своих собак человек. И пусть теперь глухарят нельзя было ловить каждый день, пусть добыча доставалась теперь куда трудней, но собаки продолжали изо дня в день посещать знакомое болото, продолжали охотиться, изводя последних птиц и не чувствуя в случае неудачи угрозы голода. Собаки давно перестали быть охотниками-трудягами, они были теперь лишь орудием добычи в руках человека. Количество и качество этой добычи определял человек, выплачивая своим «вассалам» вознаграждение, не зависящее, как правило, от результата охоты. И теперь «вассалы», забывшие, как прокладываются настоящие охотничьи тропы, удовлетворяли свою страсть, развлекаясь там, где их предки добывали пищу для себя и для своего потомства…

Короткое северное лето подходило к концу, по вечерам все чаще и чаще стали стелиться над озером холодные седые туманы. В это время и обнаружил я, что волчица вдруг оставила свои дальние походы и принялась охотиться около логова… Что же произошло, почему мать волчат изменила своему правилу, почему не пожелала дальше хранить тайну своего гнезда?

Ответить на этот вопрос было не так-то сложно… Непуганые выводки птиц, живших неподалеку от логова, потребовались волчатам. Волчата уже подросли, но уходить далеко на охоту еще не могли, настало время овладевать охотничьим мастерством, и мать стала учить будущих охотников неподалеку от логова.

А может быть, как раз сейчас, когда начались охоты волчат около логова, и случится то, что случается во время охоты собак около таежной избушки — может, тем птицам, что преспокойно жили около волчьего логова, грозит теперь полное уничтожение?.. Нет, этого не происходит: две-три неудачные охоты за глухарями, выводок становится осторожней, а охота соответственно трудней, а объект охоты меняется, прежняя охота не обеспечивает пищей.

Вот так, меняя в случае неудач объекты охоты, прокладывая новые охотничьи тропы, и живут в лесу волки, взимая с леса не очень обременительную дань, а за это неся службу санитара, регулируя количество и качество лесного населения. А разве те же глухари, которых попугали волки, не должны быть благодарны серым охотникам за приобретенный опыт осторожности. Да, выводок глухарей заплатил волкам дань — из шести-восьми глухарят один-два поплатились жизнью, но зато теперь остальные птицы стали более чуткими и другой хищник так легко уже не подберется к ним.

Я уже рассказывал о том, как волки устроили засаду около болота и ждали лосей. Тогда они загнали на болото лесного быка и быстро расправились с ним.