«Если это старость — я благословляю…»

Если это старость — я благословляю
Ласковость ее и кротость,
И задумчивую поступь.
Нет былой обостренности
Мыслей и хотений.
Ночью сон спокойней.
Ближе стали дети,
И врагов не стало.
Смотришь — не желая, помнишь — забывая,
И не замышляешь новых дальних странствий
В бездны и на кручи.
Путь иной, синея, манит, неминучий.
И в конце дороги — пелена спадает,
И на перевале — все былое тает,
И в часы заката — солнце проливает
Золото на землю.
Если это старость — я ее приемлю.
1925 Симферополь

НЕОКОНЧЕННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ РАЗНЫХ ЛЕТ

«Холодно, страшно на свете…»

Холодно, страшно на свете.
Нынче весь день я грущу,
Все мне мерещатся дети,
Бедные дети в лесу.
Видится лес мне далекий,
Ели чернеют везде,
Дети бредут одиноко,
Видно, забыли их все.
Скоро уж ночь наступает,
Выхода им не найти!
Между кустов пробираясь,
Плачут тихонько они.
Холодно. Некуда скрыться,
Маленьким страшно одним,
С дикой угрозою ели
 ………………………
1904

«Сквозь мрачность враждебных туч…»

Сквозь мрачность враждебных туч
Один только путь есть вперед:
И познанья стелется луч
Из этого мира в тот.
1911

НЕОКОНЧЕННЫЙ СОНЕТ («Я вижу ложь. Среди ночного бденья…»)

Я вижу ложь. Среди ночного бденья
Слежу бесстрастной, зоркою душой,
Как новые она сцепляет звенья,
И под ее неслышною враждой
Как истина меняет облик свой.
Я вижу грех. Он дышит черным тленьем,
Вползает в тело кольчатой змеей…
Чей нежный голос гаснет в отдаленьи?..

«Я думала, что ничего…»

          Я думала, что ничего,
Что бант на ней был ярко-синий,
И огненный парик, и что она графиня…
          Я думала, что ничего.
Она ко мне подсела ближе
И говорила о Париже — вовне,
          А в глубине
          У всех есть храм.
Сверкало море, реял хохот детский,
Учил их кто-то плавать и грести…
И пахло сладостно духами от Coty,
И лестно было мне быть тоже светской…
Дивясь душой какой-то шутке грубой,
Ища ответа своего…
1913

«Лишь дать зарок последний, тайный…»

Лишь дать зарок последний, тайный
И жить спокойно на виду.
Что мне до горести случайной?
Я завтра в монастырь уйду.
На сердце наложила знак…
Среди житейской мутной страды
Стоит спасительный маяк…
… Есть тайны тонкие, как тени,
Обеты есть, как Божий глас,
И есть слова, и есть виденья,
Что охраняют в жизни нас…
«…И эта женщина, дщерь блуда,
Вошла туда, где Он возлег,
И с алавастровым сосудом
Склонилась у Пречистых ног…»
1921

«Есть мир вещей смиренный и упрямый…»

Есть мир вещей смиренный и упрямый,
Под ликом кротости таящий свой закон.
Неистребимый, беспощадный
И неизменный от времен.
Мы так несхожи. Мне чужда
Их неподкупная душа.
Ни гнев, ни хитрости, ни стих
Не соблазняют малых сих.
Безмолвно, прочно, безусловно
Они живут — и я виновна…
1923–1924

«Там, на земле изборожденной…»

Там, на земле изборожденной,
Мелькнул знакомый ровный след.
Кто смог средь пляски исступленной
Пройти походкой прежних лет?
И там, где слышен неустанно
Невнятный гул, звериный рык,
Раздался музыкой старинной
Простой размеренный язык.
Пусть эти звуки устарели,
И их отвергнул мир, презрев.
Но слаще сладостной свирели
Старинный, медленный напев.
Опять доверием объята,
Душа волнуется слегка,
И верится — заклятье снято,
И к другу тянется рука.

«Из суеты дневной в ночную страду…»

Из суеты дневной в ночную страду
        Вступаю я,
Ни горяча, ни холодна, все та же,
        Все та же я.
Мне на руку легла с немым запретом
Рука незримая — остановись!
Я поняла: не время быть поэтом…
1924–1925

«Давно уже не было острой муки…»

Давно уже не было острой муки,
Не приходил жестокий вожатый,
Не клал мне на плечи тяжкие руки,
Не требовал от меня расплаты.
Но кто ж позовет к себе гостя такого,
Кто сам наденет венец терновый?
Немудрое тело боится страданья,
Но втайне от тела — сердце готово
И просит себе наказанья.
1925

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: