— За исключением слова «незаконнорожденный». У нас никто его не употребляет. Артур мой сын, и точка!

Фуше положил на стол листок, содержание которого он только что прочел вслух.

— Прошу вас, давайте вернемся к тому, что вас привело в Париж и... сюда...

— Мне нужно было повидаться с моим банкиром.

— Господином Лекульте дю Моле, я знаю. И вы остановились в гостинице «Курляндия». И это совершенно естественно. Вот только куда менее естественно то, что утром вы отправились к гражданину Кормье. Он не банкир и не коммерсант...

— Мы когда-то познакомились с ним при трагических обстоятельствах. Мне захотелось вновь его увидеть...

Бросив все остальные дела! Или это случилось из-за содержания вот этого письма? И ваше неотложное желание увидеть нынче вечером госпожу Аткинс, роялистского агента, если на то пошло, также связано с содержанием вот этого второго послания, впрочем, мало чем отличающимся от содержания первого письма.

Из ящика стола Фуше достал два одинаково сложенных листа бумаги, которые он сам сунул под нос своему пленнику. Тому хватило одного взгляда, чтобы узнать письма, которые по поручению бальи повез в Париж интендант Морель. Более того, из-за присущей ему склонности к рисовке и из-за уверенности в чувствах адресатов старик подписал оба письма полным именем, подвергая тем самым себя серьезной опасности. И текст, впрочем, в обоих письмах был почти одинаковым.

«Вы были не правы, монсеньор, когда скрыли от меня, что в вашем предприятии вас сопровождает девушка. И вы еще более были не правы, когда увезли ее при тех обстоятельствах, о которых мне только что сообщили. Когда речь идет о написании Истории, не стоит в качестве предисловия использовать скандальную историю любви. Со своей стороны, я бы никогда не согласился помочь вам, если бы знал, что Элизабет Т. ждала вас с вашими спутниками в гостинице в Алансоне. И вам это отлично известно. А теперь я прошу вас простить вашего старого слугу, если он осмеливается говорить с вами на языке мудрости и твердости. Говорю вам, вы плохо начинаете. Отправьте к отцу это шестнадцатилетнее дитя. Храбрость ее мне известна, но ей нечего делать в этой ситуации, она годится только для мужчин. Отправьте ее, повторяю вам, пока ее отец не нашел вас, потому что его гнев может привести к вашей гибели. Он разыскивает вас. Нынче вечером он у меня, и хотя я ничего не сказал ему о вашем визите, но вы можете не сомневаться в том, что он не отступится. Это суровый охотник сейчас он ненавидит вас и может быть безжалостным. Не стоит его недооценивать, как и мнение того, кто до последнего своего дня останется вашим самым верным слугой и кто просит Господа взять вас под Его защиту. Сен-Совер».

К подписи был добавлен восьмиконечный крест, по которой Гийом с нежностью провел пальцем. Несчастный старик, так жестоко лишившийся всего, что у него было самого дорогого! Королевский флот потерпел поражение практически у него на глазах. Священный Орден, которому он посвятил жизнь, потерял свое суверенное в прошлом могущество из-за притязаний военных. У него оставался только этот принц, на которого он возложил все свои надежды и который оказался в большей степени печальным отпрыском Людовика XV, короля, окруженного женщинами, чем сыном разумного Людовика XVI. Неужели бальи Сен-Соверу, разбитому параличом и впавшему почти в полную нищету, придется закончить свои дни в тюрьме? Гийом не испытывал больше к нему неприязни, как это было в Монтрувре. Теперь ему хотелось защитить бальи, насколько это представлялось возможным в ситуации, в которой оказался он сам.

— Могу ли я спросить вас, как эти письма попали в ваше распоряжение, господин министр? И не говорите мне, что вы таковым более не являетесь: ваше могущество, пусть и скрытое в данный момент, мне представляется неизменным.

— Я уже говорил вам, что вы умны. Более того, у меня нет никаких причин не отвечать вам, тем более что мы с вами стоим по одну сторону баррикад.

Фуше закашлялся, достал коробочку, вынул из нее две пилюли и проглотил их, запив небольшим количеством воды, потом прочистил горло.

— С тех пор как генерал Бонапарт стал пожизненным консулом и страна кажется спокойной, он уверен — и некоторые специально взращивали в нем эту уверенность, — что ему больше не стоит опасаться заговорщиков всех мастей, мишенью для которых он был.

— Отсюда и отмена вашей должности...

— Которую сочли ненужной и даже оскорбительной для большинства французов. На самом деле никогда еще опасность не была столь велика, особенно после возобновления войны с Англией, когда Питт отпустил вожжи для заговорщиков-эмигрантов, которых держал в узде после подписания Амьенского мира.

— Почему вы не сказали об этом Первому консулу?

— Я довольствовался тем, что довел до его сведения следующее. По моему мнению, «воздух полон кинжалов». Он, должно быть, решил, что я набиваю себе цену и пытаюсь вызвать у него сожаление. Не получив ответа, я не стал настаивать, но решил следить в оба, насколько для меня это возможно, чтобы он не заплатил слишком дорого за свою глупость, которую его заставили совершить... Я хочу, чтобы он остался в живых, даже если он должен стать императором, хотя это и противоречит моим республиканским убеждениям.

— И что же?

— До меня дошли некие сведения с другого берега Ла-Манша. Министерство иностранных дел Англии выпустило на волю самого опасного врага Бонапарта... и моего спокойствия. Жорж Кадудаль — в своем роде чистый герой, потому что он неподкупен, — наверное, уже во Франции. Я жду каждый день известия о том, что он высадился на берег. Поэтому и решил установить наблюдение за некоторыми людьми, которые могли бы оказать ему помощь. Ваш друг Кормье из их числа. Рядом с его домом мы взяли того человека, который привез эти письма. Они стали для меня самым большим сюрпризом за всю мою карьеру. Я искал агента принцев, но должен вам признаться, совершенно не ожидал возвращения дитя Тампля, чей след был давно потерян.

— Вы не усомнились в том, что это он?

— Ни на минуту! Именно потому, что он появился из ниоткуда, в отличие от двух и или трех других, которые пытались выдавать себя за него и о которых мне практически все известно. Впрочем, будут и другие. Но этот настоящий, я в этом уверен. И он мне нужен!

— Что вы с ним сделаете?

— Не думаю, что вас это касается! Вам довольно знать, что мы охотимся на одну и ту же дичь. Возможно, в таком случае мы могли бы сотрудничать?

Тремэн нахмурился. Это слово ему не нравилось, и еще меньше энтузиазма вызывала идея обменяться рукопожатием с тем, чьи руки были в крови расстрелянных в Лионе. Гийом ненавидел Луи Шарля за то, что он сделал, но предложение помочь палачу вызывало у него отвращение. Но ему хватило ума подобрать правильные слова.

— Я не представляю, чем бы я мог вам помочь. У меня мало шансов на успех, тогда как у вас благодаря многочисленной агентуре их должно быть достаточно.

— Ни одного, если речь идет о том, кто вернулся! Его след почти остыл, прошло уже десять лет. Те, кто участвовал в похищении, либо умерли, либо притихли. Может быть, остался лишь только этот? — добавил Фуше, постучав пальцем по восьмиконечному кресту.

— А госпожа Аткинс? — поторопился напомнить Гийом, которому не хотелось, чтобы разговор слишком часто возвращался к старому бальи. Он мысленно пытался определить, как сможет его защитить.

— О, эта дама живее всех живых. Судя по последним новостям, она находилась у себя на родине в своем поместье Кеттеринхэм. Добавлю, что она уже очень давно не живет на улице Турнон. Сведения господина де Сен- Совера устарели.

— Но они тем не менее позволили вам устроить там нечто вроде мышеловки, куда я и попался. Полагаю, эта Ленорман одна из ваших?

Фуше улыбнулся и впервые настолько широко открыл глаза, что его собеседник успел заметить их красивый голубой цвет.

— Она забавная. Иногда она предсказывает странные вещи и... правильные! Должен признаться, что на этот раз я ожидал поймать более крупную дичь, но встреча с вами оказалась приятной компенсацией. Если я говорю, что вы мне нужны, — Фуше неожиданно сменил тон, — то прежде всего потому, что не представляю, как выглядит ваша дочь.