И, конечно, ни в коем случае нельзя позволять мелиораторам ради скорейшего выполнения плана набрасываться на любой увлажненный участок. Должны существовать строгие карты природопользования. Есть почвы, на которых после осушки все равно ничего не будет расти. Есть болота, которые надо беречь пуще глаза ради сохранения речек…

П.: Момент, возможно, самый существенный в нашей беседе. Огромные сложности взаимоотношений с природой, мне кажется, настоятельно требуют создания государственного органа с высокими полномочиями для регулирования этих отношений. Одна из главных проблем — ведомственный подход к природопользованию.

Каждое ведомство, как говорится, «молотит свою копну» и старается намолотить возможно больше, частенько латая за счет природы свои просчеты… Я говорю о необходимости создания Государственного комитета по охране природы.

Вопрос этот не новый, но многие чувствуют: жизнь требует его разрешения…

К.: Полностью, Василий Михайлович, разделяю ваши соображения. Скажу больше, работа в Комитете по проблемам Десны дает мне возможность наглядно судить, насколько важны и просто необходимы координация и контроль сложнейших и многообразных отношений в природопользовании. Ведомства, мы должны это понимать, такого «регулировщика» примут без энтузиазма — гораздо спокойнее жить, когда никто не кладет тебе на плечо руку и не говорит: «Так нельзя, это будет иметь такие-то последствия, это противоречит закону». Но это как раз то, что крайне необходимо. Это в конечном итоге будет иметь и другую хорошую сторону — будет приучать к дисциплине, к рачительному и экономному хозяйствованию. Я за комитет. И, как говорится, двумя руками.

П.: Михаил Константинович, наша беседа будет опубликована в молодежной газете. Скажите свое мнение об участии комсомольцев в делах природопользования.

К.: У нас в области молодежь делает много хороших дел. На Брянщине родилась идея создания школьных лесничеств. (Сейчас их более семидесяти.) Молодежь участвует в посадке лесов и кустарников над оврагами, контролирует работу очистных сооружений. Думаю, в силу особых условий брянские комсомольцы — не в последних рядах молодых борцов за охрану природы. Но, если говорить откровенно, комсомол, мне кажется, не нашел еще своего места в этой работе. И я, по правде сказать, не вижу в этом его вины. Дела охраны природы сложны, запутанны, нередко противоречивы и, скажем честно, пока что неважно организованы.

Я уверен, создание комитета, о котором шла речь, помогло бы многое упорядочить, прояснить, заставить нас действовать энергичней.

Не сомневаюсь, и комсомол нашел бы свое место в важнейшем патриотическом деле.

Я рад этому разговору для молодежи. Река жизни неумолимо течет. И мы, старшее поколение, должны будем передать руль и весла в молодые руки. Очень важно, чтобы гребцы и кормчие вырастали у нас людьми грамотными, понимающими: высшая ценность для человека — благополучие его Отечества. А основа этого благополучия — наш труд и богатства нашей земли: ее недра, почвы, леса и воздух. Разумно расходовать и беречь все это — важнейшая наша забота повсюду: на Десне, Волге, Днепре, Енисее, на всех малых и больших речках, у всех родников и ключей.

 _{Фото автора. Брянск. 17 октября 1976 г.}

Удивительно много людей отозвалось на очерк «Ночлег на мельнице» («Комсомольская правда», 1 сентября). Несложное исследование писем обнаруживает причину необычного интереса к древнейшему и некогда по всей земле распространенному агрегату. «Вы, правда, как будто мамонта отыскали, — пишет Виктор Степанович Стрельченко из Калуги. — Я считал: только во сне можно это теперь увидеть. И вдруг — наяву. Да еще и работает».

Простецкое в сравнении с нынешними гигантскими железобетонными плотинами на больших реках, почти игрушечное сооружение в сопоставлении с мощью силовых установок нашего века, одинокая брянская мельница вдруг напомнила нам об истории, о годах, когда повсюду не пар и бензин вертели колеса, а ветер и воды маленьких речек.

Никто не скажет, когда и где приспособили воду крутить жернова (во всех странах водяная мельница являлась частью народной жизни), но многие помнят, как мельницы исчезали. Паровой движок, а потом электричество на глазах одного или двух поколений сделали ненужными, почти смешными водяные колеса.

И вот теперь поток писем с радостным возгласом по поводу того, что где-то старинное колесо вертится. Таков феномен жизненных превращений. Я помню: прогоняя лошадей из ночного, мы увидели мотоцикл и бежали за ним, пока не зашлось сердце. Теперь ребятишки с таким же любопытством собираются вокруг лошади. Контрасты нового и старого помогают нам чувствовать глубину и движение времени, помогают верно оценивать достижения нынешних дней. «Будущим летом повезу своих ребятишек на эту брянскую мельницу, — пишет инженер-конструктор из Волгограда Валерий Корсун. — Да и сам хочу посмотреть. Много слышал о мельницах от своего деда…»

Мельницы и в давние времена, когда были они повсеместными и обычными, привлекали к себе людей. Подобно парусным кораблям на морях, они были самыми поэтичными сооружениями на суше. Много всего дорогого для человека сходилось у водяной мельницы. Тут размолом зерна завершались труды на полях.

Тут была ярмарка новостей: ожидая своей очереди, люди неторопливо обсуждали течение жизни, веселились и балагурили. В нелегких деревенских трудах дни сенокоса и поездки на мельницу были желанными днями.

Само место у мельницы было радостным: водяная гладь у плотины, склоненные над водой ивы и темные ольхи, стаи гусей и уток, запахи мокрого дерева, свежей теплой муки, скрип деревянной оснастки, фырканье лошадей, говор и шум воды у главного колеса…

Это был мир поэтичный, сообщавший покой и будивший воображение человека. Не случайно многие деревенские чудеса связаны были с мельницей. Русалки в обществе старика Водяного жили именно тут. По ночам, когда жернова утихали, черти собирались на мельницу перекинуться в карты. Народные сказки сохранили для нас ароматную смесь былей и небылиц, происходивших у мельниц.

Да и не только сказки! Литература, музыка, живопись запечатлели романтический мир водяных мельниц. Но интересней всего — живая человеческая память еще хранит этот мир, пусть без русалок и водяных, но все же полный радости и поэзии.

В большинстве писем (они принадлежат людям немолодым) рассказано о том, как мельница и все, что ее окружало, повлияли на их восприятие жизни. Вспоминают читатели Паустовского, который писал, сколь многим обязан он детству и чем была в этом детстве мельница на лесной речке.

В письмах, однако, разговор идет не о поэзии только. «Эти мужицкие деревянные агрегаты не только мололи зерно. Они хлебушек припасали». Читатели размышляют о том, как мельничные запруды регулировали сток речек и как важно сейчас сохранять убегающий по весне сток. «Низкий поклон председателю Верховцу, — пишет Григорий Князев из Сибирского академгородка, — хозяин он настоящий. И важно заметить: именно он, сообразивший, как велика польза земле от плотины с водяной мельницей, является хозяином современным».

Никто из читателей не предлагает сплошь застраивать речки водяными мельницами. Но здравые мысли — уберечь их там, где они еще сохранились, присутствуют во всех письмах.

«Если б я был директором какой-нибудь знаменитой гидроэлектростанции, — пишет Константин Скорино из Харькова, — я бы привез на Волгу, на Днепр или, скажем, на Енисей Купреева Григория Степановича, того самого старика плотника с Брянщины, и поручил бы ему поставить мельницу где-нибудь на речушке вблизи прославленной гидроэлектростанции.

Зерно молол бы задаром и не большой электрической силой, а силой маленькой речки или даже ключа. И велел бы водить на мельницу школьников. А приезжих гостей сам бы водил показывать и громадные турбины, и старинное деревянное колесо. Урок это был бы наглядным и интересным».