Гладиатор сжала челюсть, отказываясь отвечать.

Завоеватель зарычала и грубо тряхнула раба.

- Послушай меня, девочка. Ты можешь играть в эти игры с молчанием с кем захочешь, но я-то знаю, что у тебя есть язык. Когда я задаю вопрос, ты отвечаешь мне, и отвечаешь правдиво. Какой генерал купил тебя и послал на Арену?

Женщина напряглась и неохотно ответила.

- Гай Юлий...

- ...Цезарь, – прошипела Завоеватель. Ее пальцы глубже врезались в горло, на котором еще не сошли синяки от цепи. – Как долго ты служила ему?

- Два, возможно три лета.

- В какой роли?

Жар омыл молодое лицо.

- Как его гладиатор.

- И это все?

Неуверенность гладиатора выдала ее.

- Ясно. Как еще ты обслуживала его?

Раб сжала зубы.

- Ты уже знаешь.

- Скажи это.

- Зачем? – Тихий голос дрожал.

- Мне любопытно. Как часто он удостаивал тебя своей постели? Ты приятно проводила время? Или была соучастницей? Тебе нравилось то, что он с тобой делал?

Гладиатор зарычала и схватила темный треугольник между ног воина, наполовину скрытый под халатом.

- А тебе?

От гнева в ее глазах и жара ее прикосновения у Завоевателя перехватило дыхание. Она стояла, разрываясь между желанием убить гладиатора на месте, и желанием окончить то, что эта рука начала между ее бедрами.

Цвет сошел с лица гладиатора, когда она поняла, что сделала. Она с трудом сглотнула, неуверенная и безмолвная.

Стук в дверь заставил их обеих вздрогнуть, прерывая контакт. Завоеватель запахнула халат.

- Входи.

Солдат со шрамом вошел и формально поклонился.

- Вы посылали за мной?

Завоеватель все еще чувствовала, как пылают ее щеки, и отвернулась, прежде чем мужчина успел это заметить.

- Проводи Леопарда в помещения для рабов. Передай управителю, что ей не должны назначать никаких обязанностей, только кровать для сна и чистая туника. Я пошлю за ней, когда потребуются ее услуги. – Завоеватель подняла с пола ошейник, наручники и цепь, держа их перед гладиатором. – Заковать тебя или нет? В моем дворце рабы ходят в одном ошейнике; только арестанты скованы. Кто ты?

Она не ждала, что женщина даст ответ перед аудиторией. После долгого момента раздумий, она надела на Леопарда ошейник и защелкнула наручники на запястьях.

- Веди себя хорошо и, возможно, я изменю свое мнение.

19 Discipula Medici

Ученик целителя

Жажда.

Несколько раз она просыпалась в тускло освещенной комнате, выныривая из глубин странных сновидений, когда холодный воздух касался ее кожи, а жар под кожей дела ее язык сухим и распухшим. Временами она могла бы сказать, что больна, но эти моменты ясности плавно сливались с памятью и иллюзиями. Просыпаясь, она не могла сказать, день сейчас или ночь, могла только чувствовать какую-то активность, когда достаточно приходила в себя, чтобы беспокоиться об этом.

Время шло неумолимо, и ее немногие воспоминания смешивались с вызванными лихорадкой фантазиями. Охранник, который часто приходил, чтобы посидеть у ее постели превращался в гигантского угрожающего гладиатора, чье лицо скрывалось за разрезанной шрамом маской греческой трагедии, и они тут же начинали поединок за благосклонность Рима. Мальчик, который вошел, чтобы вылить ночной горшок превращался в Цезаря, великолепного в прекрасных белых с золотом одеждах. Жестом он приказал кровати подняться, превращая ее в охранников, которые удерживали раба за локти, пока он отрезал ей язык. Морщинистый целитель с омерзительным напитком и похожими на шипы пальцами тыкал ее в шею, и ей оставалось только лежать, скрючившись, и поддаваться панике, пока он – теперь она, превратившись в Завоевателя – низко нагнулась к рабу, шепча нежные утешительные слова о том, что эта пытка была для пользы Греции. Бесплотные руки скользили по горящей коже, избавляя от одного вида жара, спрятанного под нею, прохладным облегчением, и зажигали другой жар, который было труднее погасить. Яркие синие глаза поддерживали ее, пока кончики пальцев убирали пропитанные потом волосы со лба, ласкали ее щеку. Она не могла даже поднять руку в ответ, но мягкое прикосновение было тенью, скрывающей от пламенеющего летнего солнца; она прижалась лицом к великолепно-прохладной руке, выдавила единственное слово, о котором могла думать – “Зена” – с трудом шевеля распухшим и несговорчивым языком. Но у женщины, которая отскочила прочь, были желтые волосы, не черные. Тогда она снова погрузилась в жаркий мрак.

Она проснулась, мокрая от пота и обезвоженная, но настороженная. Все тело болело, но не в ее природе было лежать неподвижно. С усилием она стащила ноги с постели, выпрямилась и огляделась. Гладиатор не узнала эту длинную комнату, заставленную кроватями. Это определенно были не помещения для рабов, где она заснула под бдительным наблюдением солдата со шрамом. Не считая нескольких спящих и двоих людей, сидящих в дальнем углу, помещение было пустынно. Ее это устраивало; она нуждалась в ночном горшке. Она присела на корточки и сделала свое дело, пораженная тем, что в ее теле оставалась еще какая-то жидкость. Неплохо было бы найти воду. Вода бы смыла мерзкий налет с языка и заставила затихнуть барабаны, стучащие в голове.

Усилие, и она встала и подошла, кренясь при каждом шаге, к бадье, стоящей у дверей комнаты. Влага приятно коснулась растрескавшихся губ и улеглась в желудке, не угрожая рвануться обратно. Оперевшись локтями о края бадьи, гладиатор плеснула воды на лицо, вылила немного на затылок, откуда жидкость скатилась на плечи и спину, еще попила.

Это помогло. Чувствуя себя более сильной и более храброй, она подошла к дверному проему и выглянула в коридор. Пусто. Дневной свет падал со стороны ступеней в дальнем конце коридора, обещая свежий воздух и избавление от запахов болезни и людей. Она не видела засовов, на ней не было цепей. Дрожащие ноги понесли ее вперед почти против ее согласия.

- Стой!

Застигнутая врасплох, она прижалась к стене.

Охранник пробежал мимо нее, чтобы блокировать путь к лестнице. Мужчина стоял на расстоянии вытянутой руки, и она могла ясно видеть рваный шрам, который спускался по его лбу, пересекал переносицу и стягивал щеку перед тем, как исчезнуть за линией подбородка. Это выглядело не менее угрожающим, чем в ее снах, но мягкая сдержанность, написанная на его лице, умерила ее беспокойство.

- Ты вернешься в больницу. У меня приказ – не выпускать тебя из виду.

Гладиатор смотрела мимо солдата, упиваясь легким светом, падающим вниз на ступени, вдыхая слегка соленый воздух, чувствуя его прохладу на коже. Она снова перевела взгляд на охранника, в глазах был вопрос.

- Нет. Ты не можешь покинуть лазарет незакованной.

Она протянула вперед запястья, более чем желая сменять цепи на дыхание свободы.

- Нет, абсолютно нет. Никоим образом.

Она вздохнула. Так близко. Но Шрам не сделал попытки увести ее обратно в больницу. Колени дрожали, гладиатор оперлась о стену, откинула голову назад, позволяя себе закрыть глаза. Со стороны лестницы долетали звуки. Мужчина кричал конюшему мальчику, чтобы тот увел его лошадь. Женщина рассказывала товаркам историю за работой. Металл стучал о металл в неровном стакатто танца мечей. Слова – больше не запретные в ее жизни – пришли непрошенными, притягивая к себе мысли и сплетаясь с ними в сцены, чтобы стать историей. Раб тряхнула головой, чтобы выкинуть это прочь, но воображаемые картины уже вползли в ее усталое сознание. Рассказы о героях, аристократах и богах сплетались в потертый гобелен вокруг загадочной Королевы Воинов.

Воспоминания явились как всегда непрошенными. Женщина отшвырнула их прочь, но этот упрямый шепот проскользнул из темноты удушливой ночи.

- Она поможет нам.

Замерев неподвижно, он медленно со свистом выдохнул. И затем соскользнул с нее, настроение было разрушено.

- Габриель, они – ее офицеры. Она послала их сюда. Все, что они делают, они делают от ее имени.

- Она никогда бы не приказала калечить невинную девушку...