Я считаю это незначительным неудобством, хотя иногда это иногда весьма раздражает, но я справляюсь со злыми языками жен проповедников и случайных уродов, желающих доказать мне неправильность моих путей. Как правило, большинство людей в нашем крошечном городке – модели южной добродетели. Мне повезло. Я не столкнулась со злобным преследованием, во всяком случае, с таким, с которым я не смогла бы справиться. Уверена, так было не всегда. Я знаю, мне есть с чем сравнивать.

Внезапно я остановилась посреди тротуара, застигнутая врасплох острым чувством вины за картинку, подкинутую мне предательской памятью. Все случилось прямо здесь, на этом самом месте: я помню старую мисс Кини, идущую в сторону дома с хвостом из целой толпы детей – и я в их числе – швыряющих жестокие колкости в гордо выпрямленную спину.

Но что заставило меня вспомнить о ней сейчас?

Ребенком я сотню раз видела мисс Кини в городе, но никогда не хотела узнать ее. Она была старой, почти такой же старой, как моя бабушка. Я знала, что она носила свитера и забавные шляпы даже летом, и что она пахла резким Pine Sol и лавандой. Я знала, что она одна ездит за покупками в Winn Dixie, возвращаясь с бесконечными коробками апельсиновых creamsicles и банками консервированного тунца. Я знала, что в церкви она сидит одна на самой задней скамье и иногда плачет без видимой причины. Она была эксцентрична, и ее легко было сбросить со счетов.

(прим. переводчика. Pine Sol – средство для чистки деревянных предметов домашнего хозяйства, которое изначально содержало сосновое масло

Winn Dixie – сеть супермаркетов розничной торговли

Creamsicles – брэнд, под которым продаются замороженные десерты – брусок ванильного мороженого на деревянной палочке, покрытый сверху слоем фруктового льда)

На самом деле я ничего о ней не знала, как оказалось.

Как я могла знать тогда, что позже она сыграет столь важную роль в моей жизни, что ее наследство станет моим способом выживания?

История довольно простая. Сестры принадлежали Лоис Кини и Моне Ховертли. Лоис жила в доме слева, Мона – в доме справа. Они были соседками двадцать лет, пока Мона не утонула в один душный июльский полдень в 1963 году. Лоис оставалась одна в своем белом обшитом досками доме еще пятнадцать лет, пока не уступила сердечному приступу. Все это было общедоступной истиной. Ни одна из женщин никогда не была замужем. Город запомнил их как двух сестер-старых дев, у которых было слишком много котов. Мало кто знал, что эти женщины не были сестрами, что они вообще не были родственницами. И они были больше, чем просто соседками, даже больше чем просто хорошими друзьями. У меня были письма, доказывающие это.

Начнем с того, что мисс Ховерти скончалась еще до моего рождения, и я совсем ее не знала. Я слышала старые сплетни, из тех, что рассказывают субботним утром в салоне моей мамочки, что мисс Ховерти была очень красивой, хрупкой, похожей на поэтессу, и что она стойко сопротивлялась многочисленным ухажерам, жертвуя своим возможным браком, чтобы заботиться о больной матери.

Но я очень ясно помню мисс Кини, абсолютно игнорирующую меня и моих друзей девчонок-сорванцов, хромающую вниз по главной улице на еженедельное посещение Дома красоты Шарлин – салона моей матери. Я заходила внутрь следом за ней и через ряды фенов наблюдала, как она сидела совершенно прямо – будто шомпол – скрестив ноги в лодыжках, в то время как мама кружила рядом с ножницами в руке. В отличие от других болтливых клиентов, мисс Кини никогда не говорила ничего кроме «как обычно, пожалуйста, Шарлин». Она никогда не съеживалась, никогда не показывала ни малейшего намека на замкнутость или робость. Ее гордый пристальный взгляд, когда она направляла его на меня, всегда был тревожным и умным, ее проницательные глаза под тяжелыми веками были кристально синими. Но старая мисс Кини, в сравнении с другими взрослыми, была естественной целью для наших шуток и дразнилок. «Сумасшедшая старая птица», – напевали ей вслед мои друзья. Но я не могла заставить себя назвать ее по имени. В эти неосторожные моменты она всегда выглядела такой грустной, такой задумчивой.

Мне никогда и в голову не приходило попросить ее рассказать свою историю. С чего бы? Я была молода. У меня были свои проблемы. После школы и самого короткого курса в колледже, с которым мама смирилась, я вернулась в Спрингпорт без каких либо мыслей и с еще меньшим интересом к любому занятию. Я делала то, что делает молодежь во всех маленьких городках. Несколько странных рабочих мест – расстановка товаров по полкам в Winn Dixie, сортировка книг в библиотеке, кассир в банке. Свободные дни я проводила, болтаясь в доме моего лучшего друга Джея, помогая ему прорабатывать и планировать его путь в высшую школу. Его отец был полицейским и работал волонтером в пожарной команде, и, полагаю, мы подсознательно подражали ему. Мы с Джеем шатались вокруг пожарного депо, восхищаясь формой и сверкающими пожарными машинами, впитывая странные комбинации беззаботного братства и жестоких посвящений, которые проистекали из тупых мужских шуток. И в то время как Джей, в конечном счете, устремился в полицейский отдел по стопам отца, я не могла решить, что хочу делать со своей жизнью.

Джей продолжил образование в магистратуре. Мы встречались в пожарном депо на субботнюю ночь покера. В одну из суббот, после слишком большого количества выпитого Будвайзера и слишком большого числа проигрышей в покер, парни взяли меня на понт, что я не посмею записаться на обучение пожарным, но я немедленно согласилась, удивив и их, и саму себя.

Я не буду лгать и говорить, что это было легко. Ничто из этого никогда не было легким. Обучение было изнурительным и требовало большей отдачи, чем все, что мне приходилось делать раньше. Но что-то внутри меня не позволило мне бросить это начинание, невзирая на все напряжение и на все препятствия, которые инструкторы изобретали для меня. Я закончила программу с честью, заслужив уважение своих инструкторов, что, хоть это и было менее официальным, нежели диплом Джея, но для меня стало не менее драгоценным.

После обучения я вошла в жизнь станции так, будто занималась этим сотню лет. Строгие требования работы успокаивали меня. Я нуждалась в вызове, который предоставляла мне работа пожарного, в опасности и ожидании. Это помогало мне быть в норме. Более того, я получила возможность доказать всем, что женщины могут делать то же, что и мужчины, а иногда и лучше их.

Мужчины, сначала державшиеся на расстоянии, открылись через некоторое время. После дней и ночей работы плечом к плечу, когда я не стала просить особого отношения, парни преодолели свою сдержанность и приняли меня. Чувство общности, которое я нашла там, было неожиданным бонусом. Работа стала наркотиком для меня. Это была совершенная ниша. Здоровый выход для моей кипящей энергии и хорошая доля необходимой дисциплины. К большому всеобщему удивлению, и моему в том числе, я была весьма хороша в новооткрытой профессии. Достаточно хороша, чтобы действительно превосходить других. Я легко прошла испытательный срок и за эти годы спокойно и быстро продвинулась по службе. Я вернулась в колледж, чтобы получить свою степень, и в глубине души нацелилась на место в высших эшелонах, которого ни одна женщина еще не получала.

Прошел только год, как я принялась напряженно работать на это, и я получила большое продвижение по службе на пост руководителя, поймала удачу за хвост, так что я начала подыскивать себе новый дом. До сих пор квартиры меня вполне устраивали. Но я решила, что первая женщина-начальник пожарной охраны в графстве может позволить себе хороший дом подальше от вездесущих городских матрон. Уединенность была основным критерием. Как и старая мисс Кини, я никому не выдавала свои тайны. Я не ходила на свидания. Я в этом не нуждалась. То, что мне было нужно, я получала от женщин на одну ночь. Термин «длительные» отсутствовал в моем словаре.

Оба дома и прилегающие к ним участки на берегу озера были выставлены на продажу с того дня, как умерла мисс Кини. Казалось, ни один риелтор не сможет их продать.