Разведка доложила, что «районное начальство никуда не уходило», а с первого дня «стало работать со своими людьми», что партизанское командование располагается прямо в райцентре, потому почти никто из местного населения в полицию не пошел. Упомянул он об этом и в своей докладной записке, о которой я писал. И добавил: «Вот если бы так во всех районах».

28 июня 1941 года в Пинске нас подняли по тревоге. На двух автомашинах отряд выдвинулся к Рябому мосту через речку Ясельда на тракте Пинск—Логишин. Укрылись в засаде.

Установка была такая: подпускать противника близко, бить только наверняка, чтобы ни один патрон не тратить впустую. Вскоре появились три легких немецких танка. Как потом выяснилось, это был взвод разведки 293-й немецкой дивизии.

Инструктор горкома партии Солохин, который успел послужить в армии и был лучше других знаком с военным делом, связкой из пяти гранат подбил первый танк. Тот завертелся на месте с перебитой гусеницей. Мы сразу открыли огонь по смотровым щелям этого и других танков.

До войны, хочу напомнить современному читателю, нас неплохо учили стрелять в Осоавиахиме – военно-спортивном обществе. И винтовками пользоваться, и пулеметами, и тому, как оказать первую помощь в случае ранения. Потому стреляли мы по немецким машинам довольно успешно. Задымил второй танк и повернул обратно. А экипаж третьего сделал крутой разворот еще метров за триста до моста, не рискнув попасть под неожиданный огонь.

Кто-то из наших взобрался на броню подбитой машины и стал стучать прикладом по люку. Выбрались танкисты. Это были первые плененные нами немцы. У них мы отобрали планшет с картой.

В числе трофеев были автомат, с которым Корж потом не расставался до 1944 года, а также добротная записная книжка в кожаном переплете, с застежкой и даже с замочком.

Записная книжка оказалась совершенно чистой. Лишь на внутренней стороне обложки было написано пожелание какой-то немецкой девушки Марии, видимо, своему другу, отправлявшемуся на войну, фиксировать свои впечатления: «На память от твоей Марии. Пиши о своих переживаниях и хороших, замечательных днях».

Пожелание «писать о своих переживаниях» выполнил… Василий Захарович Корж. В этой записной книжке с 4 июля 1941 года он вел свой дневник. Точнее, делал пометки о том, чем занимался отряд, каковы настроения бойцов, о чем говорилось во время встреч с населением.

На первой странице он записал слова любимой песни: «На закате ходит парень возле дома моего…» Мне эта деталь тоже представляется весьма многозначительной для характеристики нашего командира. Никак не собирался такой человек проигрывать войну.

Той записной книжки Коржу хватило почти на два года. Теперь она хранится в Национальном архиве Республики Беларусь. Ее фотокопия находится у меня дома.

Офицер из подбитого танка, видный парень, как только выбрался из люка, сразу обрушился на нас с громкой бранью. Он долго не мог понять, что с ним произошло, причем тут эти гражданские люди, как они посмели стрелять по его машине.

Притих только после того, как ему «убедительно дали понять», что попал он в серьезные руки. Потом он потребовал передать его военным.

– Это не по правилам, – твердил офицер. – Я гражданским в плен не сдаюсь. Доставьте меня к военному командиру.

На одной из полуторок мы отправили пленных гитлеровцев в Пинск в военную комендатуру.

Таким было наше боевое крещение. И долгое время мы не акцентировали на нем внимание. Короткая стычка – не битва. Теперь я знаю, что тот бой был первым партизанским боем во второй мировой войне.

Прежде я полагал, что это произошло раньше, что это сделали югославские партизаны. Всем известно, что в Югославии тоже было мощное партизанское движение, эту страну гитлеровцы оккупировали еще в апреле 1941 года. Но потом в статье одного из югославских генералов лет через пятьдесят после войны я прочитал, что первый бой партизаны Югославии провели 7 июля. Тогда и подумалось: «Мы-то сделали это 28 июня, на седьмой день войны».

Значит, это у Рябого моста прозвучали первые выстрелы по оккупантам со стороны тех, кого впоследствии все в СССР и не только в СССР стали называть народными мстителями. К сожалению, я теперь остаюсь последним участником того боя.

И до конца своих дней я буду гордиться тем, что в нем участвовал, что эхо этих выстрелов прокатилось по всей стране и стало сигналом к великой и невероятно тяжкой борьбе в тылу врага.

Это были малые сражения, не фронтовые операции. Но в первую неделю войны увидеть растерянность пленного обер-лейтенанта из сожженного танка, до этого победно прошедшего по всей Европе, значило очень много для поднятия нашего морального духа.

Тогда ведь еще не было ни постановления ЦК ВКП(б) «Об организации борьбы в тылу германских войск», ни набатного выступления Сталина: «Братья и сестры!.. Создавайте невыносимые условия для врага, преследуйте и уничтожайте его на каждом шагу».

Потом мы провели десятки, сотни боев, громили мелкие и крупные гарнизоны, пустили под откос почти пять сотен эшелонов, выдержали затяжные блокады и позиционные сражения, которые длились по нескольку недель, как это было на Днепровско-Бугском канале. Но значение боя у Рябого моста ничто в нашем сознании не умалит. Отсчет пошел от него.

Второй бой был потяжелее. Состоялся он 4 июля. Отряду было приказано задержать гитлеровцев на северной окраине Пинска, чтобы дать возможность продлить эвакуацию в городе.

Закрепились у деревни Галево, на трассе, ведущей на Телеханы. Теперь это уже пригород Пинска, а тогда от улицы Первомайской до наших позиций надо было протопать километра четыре. Возле старого сада вырыли окопы, выслали дозоры, расположили в разных точках боевые группы. Сам Корж с двумя группами окопался у имения Заполье.

На рассвете разведка доложила, что движутся три десятка кавалеристов. Это было боевое охранение, и Корж приказал его пропустить. За ними из леса выехали еще примерно два эскадрона конников.

Тогда партизаны, которые были под руководством Коржа, дали залп по голове колонны. Заметались кони, повалились на землю всадники. Немцы шарахнулись в сторону кладбища. А там их дружными залпами встретила наша группа под командой Сергея Корнилова. Он поднял своих людей в атаку, и гитлеровцы показали спины. Через год мы привыкли к тому, что они от нас бегут. А тогда все было впервые. Такой наглости враг явно не ожидал.

В том бою фашисты потеряли два десятка человек. Но силы были все-таки неравные. У нас не было ни одного пулемета и всего один автомат, захваченный в первом бою, но и он был у Коржа, не в нашей группе. Гитлеровцы вскоре опомнились и. крепко прижали нас пулеметным огнем.

Никогда не забуду, как пулеметные очереди, словно бритвой, срезали побеги молодого картофеля, поднимавшиеся из междурядий. Нам, вжимаясь в эти междурядья, пришлось группами отступить к окраине Пинска и занять место в общей цепи бойцов, обороняющих город.

Там дрались взвод милиции и несколько десятков красноармейцев с двумя легкими пушками и одним минометом. Вот и все воинство, защищавшее тогда областной центр.

В том бою мы потеряли трех бойцов. Одним из них был командир нашей молодежной группы Сергей Корнилов, который возглавил атаку и получил несколько пуль. Как недавний военный он смог оценить тяжесть своего положения, потому приказал нам отступать, отдал Ивану Чуклаю бинокль и планшетку.

Мы с Иваном его не послушались. Иван тащил командира от укрытия к укрытию, я прикрывал этот отход. Так добрались до неглубокой канавы, по которой ушли к Пинску.

Тогда же мне пришлось помогать и легко раненному Шае Берковичу, который в придачу разбил очки, а без них он, близорукий, был почти беспомощным. На руках у Чуклая Сергей Корнилов и скончался.

Чуклай вскоре стал всеобщим любимцем отряда и любимцем Коржа, чего Василий Захарович не скрывал. Иван погиб 4 сентября 1942 года во время разгрома гарнизона в местечке Погост. Его именем был назван один из отрядов. Тогда же мы потеряли мудрого Никиту Бондаровца, нашего отрядного комиссара.