В фантазиях он протягивал руки и ласкал животы и ягодицы мальчиков, а иногда неразвитые пенисы. Но это ставило его в тупик: в половине случаев ему хотелось засунуть голову между их невинных бедер, проникнуть внутрь или просто гладить. В другое время ему хотелось быть этими мальчиками, носить эластичные шорты и тенниски размером с игрушечного бумажного змея и весело бежать на перемену. Даже вернувшись на работу, он по выходным возвращался на детские площадки. Джеффри больше не приходил, но вместо него появился Билли: хрупкий мальчик с бледным телом, похожий на какое-то морское существо, выброшенное на берег. Билли крепко зажмуривался, поднимал руки и расставлял ноги, как будто ждал, что сейчас его подхватит ветер и унесет вверх. Человек в серых брюках воображал себя ураганом листьев, порывом бело-голубого воздуха, обдувающим пах Билли, спину и нежную шею. Но он никогда не пытался к нему подойти, даже когда старшая сестра Билли убежала, чтобы поиграть с друзьями. Он все еще был ребенком, который сидел на задней парте и молчал.

Все изменилось с появлением Бобби, неуклюжего, приземистого мальчика, который подошел прямо к тому месту, где сидел человек в серых брюках и делал вид, что читает журнал. Он постучал человеку по плечу: «Эй, мистер, подтолкните меня на качелях, пожалуйста». Нигде поблизости не было видно родителей Бобби, и человек решил рискнуть. Ровными, размеренными движениями человек отталкивал твердые ягодицы Бобби. Но Бобби резвился, растопыривал руки и смеялся ртом, в котором не хватало зубов, похожим на призывную красную пещерку. Один раз Бобби, раскачиваясь слишком сильно, откинулся назад прямо в руки человека. Человек подхватил его под руки, не дав упасть, но Бобби только расхохотался. В конце концов он вообще сорвался с качелей, и человек оступился на песке, не удержав равновесия под тяжестью 30-килограммового ребенка. Человек упал, Бобби приземлился ему на грудь, перебив ему дыхание. Пока он лежал, полуоглушенный-полувосторженный, небо перед его глазами загораживали последние рывки пляшущих качелей и живот мальчика в полосатой рубашке, и он знал, что хочет сделать. Джинсовая ширинка Бобби находилась в нескольких сантиметрах от его носа. К счастью или к несчастью, в ту минуту вернулась сестра Бобби, извинилась и увела его. Человек вернулся домой, в свою пустую квартиру, и в ту ночь мастурбировал трижды.

Он представлял себе, как бы он привел Бобби к себе на вечер, воображал, как бы они вместе купались в ванне, словно отец и сын. Как бы он вверх-вниз и кругами водил куском мыла. Может, от таблетки перкодана под видом конфетки мальчик стал бы податливее. Всплыло слабое воспоминание об отце… его сильные руки, которые держали его, пропахшее виски дыхание и голос: «Не шевелись». Но человек заблокировал то, чем оканчивались эти эпизоды. Теперь он вернулся на работу и не мог ходить на детские площадки в самое людное время. Но то, что он не может там бывать, было для него невыносимо. В то время он работал младшим программистом. В офисе у него дергались руки, он делал опечатки, его глаза смотрели внутрь себя. Он ездил в парк в обеденные перерывы, растягивая их, а иногда по утрам, но Бобби видел лишь однажды. Он играл в мяч с сестрой и ее друзьями. А потом в один прекрасный день он опять смог ходить на площадку, к чему так стремился, потому что его отпустили с работы.

Он несколько раз пробовал с деланым равнодушием спрашивать мальчиков на качелях, не нужно ли их подтолкнуть. Кое-кто соглашался. Но одна мамаша увела сына, а папаша недобро посмотрел на него, и в следующий раз, наблюдая за качелями, он заметил патрульную машину, остановившуюся у сеточной ограды. Ему нужна была новая работа, новая жизнь, но еще он знал, что может случиться. Через несколько недель он нашел работу по обработке данных в страховой компании. Он переехал на расстояние тридцати километров в квартиру, очень похожую на ту, которую оставил. Он старался держаться подальше от объектов своего желания, но из-за этого оно становилось только сильнее. Единственное, что ему помогало, — это мертвящая рутина, когда каждый его шаг был запланирован заранее. Куда и когда ходить за одними и теми же продуктами, что надевать в каждый день недели. Повторяющиеся схемы поддерживали и успокаивали его. Приступы отошли на задний план, за несколько лет его лишь пару раз неожиданно схватывали судороги. Ему казалось, что они совпадают со взлетами сексуальной активности.

Временами он вырывался на волю. Он нашел в городе книжный магазин с эротической литературой и разделом будто специально для него. Когда Интернет начал распространять свои щупальца по компьютерным сетям, человек нашел несколько порнографических сайтов и чатов и группу поддержки. Там отыскались и другие, такие же как он, они предлагали фотографии, одежду и еще много всякой всячины. Умея управлять виртуальной реальностью, он мог даже воплотить свою мечту о том, чтобы самому превратиться в нахального девяти-десятилетнего мальчишку по имени Оуэн, которому нравилось сидеть на лице у мужчины. А еще его виртуальная компания давала ему советы, например, как оборудовать мини-тюрьму в ванной и составить план похищения. Новым местом наблюдения для него стали торговые центры по выходным. Ему уже исполнилось тридцать три, и он был готов сделать новый шаг.

Но пока что он прибегал к привычной помощи раз и навсегда заведенного порядка, долгого повторения одной и той же схемы. У него было пять пар одинаковых серых брюк, под которые он надевал хлопчатобумажные трусы, украшенные Атомным Мальчиком с посвященного аниме японского веб-сайта. Он проработал во «Взаимной лояльности» больше года и дошел до должности помощника менеджера, едва познакомившись с несколькими сотрудниками.

Завтрак. Сегодня его пробило на цифру три. Три ложки кофе в кофеварку на три минуты, потом кофеварка тихо пикнула три раза. Он налил дымящийся напиток в свою кружку с Бигбоем[7], влил три порции молока и всыпал три ложки сахара. Потом взял булку с корицей из белого бумажного пакета с надписью «Булочная Прайса», положил ее на середину тарелки и разрезал на три части. Каждый кусок он откусил ровно три раза, каждый раз запивая глотком кофе. Он посмотрел на наручные часы с Денисом-мучителем: без двух минут восемь, — и подождал, пока большая стрелка не окажется на двенадцати. Налил остальной кофе в мини-термос с Флинстоунами и отнес в машину.

Он не знал никого из соседей по комплексу «Сады Фэншо», хотя однажды поздоровался с азиатской женщиной из квартиры № 1. Парень из квартиры № 5, кажется, большую часть дня сидит дома. Поздно ночью он видел в окно, что парень ставит кассеты с гей-порно, а парень заметил, что он смотрит, но на этом их отношения и кончились. Они избегали друг друга.

Выехав на «сентра» с парковки, он прямо проехал через три квартала, потом повернул на Крест-Хилл. По внезапному порыву он подъехал к обочине только посмотреть, лежит ли там еще черная собака. Она еще лежала, но ее покрытая шерстью грудная клетка превратилась в черный плоский коврик, голова — в мягкую массу, из которой торчал фиолетово-бордовый язык. Он затормозил и остановился. Медленно продвигаясь вперед, он еще раз проехал по останкам ради ощущения, которое это ему давало: одновременно и силы, и беспомощности. Он на миг закрыл глаза, чувствуя, как внутри его что-то разбухает и схлопывается. Оставив место происшествия, он не посмотрел в зеркало заднего вида.

Маневрируя сквозь утренний поток машин по дороге в Мамаронек, где находилась корпоративная штаб-квартира «Взаимной лояльности», он вскоре доехал до пандуса, ведущего на парковку Соу-Милл-Ривер. Компания снимала офисы у шоссе 1 в деловом здании, стоявшем наискось к дороге за рвом парковки. В 8:25 он поставил свой «ниссан» на один из трех участков, находившихся на равном удалении от двух входов. Лифт из нержавеющей стали отвез его на Третий этаж, где он прошел мимо новой секретарши по имени Конни, которая выдала ему скупую улыбку. Внутри была одна из тех офисных обстановок, призванных создавать атмосферу взаимодействия и совместной работы, которую человек в серых брюках изо всех сил постарался свести на нет, как только получил бокс для личного пользования. Он воздвиг линию внутренней обороны из баррикады книг и бумаг с опускной решеткой в виде детских воротец, загораживавших вход, которые милостиво терпели как шутку. Табличка с именем — ТЕД САКС — была хитроумно спрятана под электронными часами «Джетсон». Из угла глядел рисунок уличного художника, изображающий ребенка с широко распахнутыми глазами.