— Не знаю, не знаю. — С. положил руки на толстые бедра и наклонился вперед. — Я хочу сказать, почему бы это: потому что у нас теперь все наладилось или потому что она меня боится?

Я обезоруживающе улыбнулся, как бы спрашивая, какая женщина может перед ним устоять.

Это шатание взад-вперед продолжалось еще долго, я был бессмысленно мил и приятен, как вдруг С. перебил меня:

— Знаете, док, вы говорите как моя бывшая подружка, Энни. Что бы я ни сказал, она все время соглашалась. В конце концов я стал сам себе противоречить, только бы посмотреть, как она будет выкручиваться.

К сожалению, в тот день моя обходительность не помогла и Т., которая заявила, что ее пятнадцатилетняя дочь то ли беременна, то ли никогда не забеременеет. А бедный 3. совершенно растерялся из-за моей шумной радости, с которой я встретил его рассказ о скучном субботнем чаепитии.

В ту субботу у Алекса должен был состояться футбольный матч на поле Риджфилдской начальной школы. Раньше я будил его по субботам, но последние два года он вставал сам, чтобы смотреть мультфильмы по утрам. Футбол придумала Джейн. После завтрака я проследил, как он надевал свою черно-желтую футболку и шорты — их команда называлась «Стрекозы» — и копался с бутсами. Скажем прямо, вид у Алекса был неспортивный, он был не то чтобы увалень или слабак, просто слегка заторможенный и мечтательный. Если б ему предложили выбрать между чтением на диване и мячом, Алекс предпочел бы книгу. Вот почему мама, действуя из лучших побуждений, отдала его в футбольную команду, чем надеялась сделать его поактивнее. На самом деле он стал только угрюмее.

Поскольку Джейн не относилась к футбольным мамашам, за дело взялся я, отвозил Алекса за семь кварталов на игру и ходил вдоль боковой линии, крича: «Давай, Алекс!» Когда мы пришли на поле, тренер, бывший спортсмен и муж той полной женщины, которую я видел в день открытых дверей, помахал мне рукой. Его звали Горди, он уже стоял на десятиметровой линии, а подле него лежала громадная спортивная сумка «Адидас», набитая мячами и формами, насосом, аптечкой и всеми самыми необходимыми после игры вещами. Его жена-домохозяйка, по всей вероятности, хозяйничала дома. Умница.

— Привет, Алекс! — Горди улыбнулся ему, потом снова обратил внимание на трех «стрекоз», которые вели мяч к воротам: — Давайте, ребята, работайте в команде.

Он решил помуштровать ребят, велел им пасовать друг другу и забивать мяч в сетку. Алекс неохотно присоединился к ним, как будто экономя силы на игру. У «Стрекоз» не было настоящих матчей, в отличие, как видно, от других команд, только такие разминки. Насколько я понял, Горди планировал вывести свою интернет-компанию на публичный фондовый рынок и не хотел чересчур напрягаться и брать лишнюю общественную нагрузку. Его сын, светловолосая знаменитость по имени Марк, умел вести мяч и забивать ловко и точно, тогда как остальные игроки команды играли, мягко говоря, неровно. Признаться, «Стрекозы» были не самой успешной командой в округе, но в соответствии с истинным духом современного нетребовательного воспитания это как бы не имело значения.

Ага, черта с два. В книге у Джерри была глава о пригородном спорте, которую он назвал «Театр притворства». Алекс не особенно выкладывался в игре, поскольку в команде было четырнадцать мальчишек и его не каждый раз выпускали на поле. Но некоторые матери и большинство отцов вели себя так, будто все свое состояние поставили на результат матча. Еще одна женщина, которую я помнил с дня открытых дверей, бывшая модель в обтягивающих штанишках и ретробосоножках, яростно расхаживала туда-сюда вдоль поля с таким видом, будто хочет лично накостылять всей команде противников. Из ее уст вырывались скорее ругательства, чем слова ободрения, причем столь витиеватые, что мне еще не доводилось таких слышать. Самым мягким из них было «баранья башка». Ее звали «мама Хуана». Папа Хуана никогда не появлялся на поле, хотя иногда появлялась бабушка, дама в стиле Барбары Буш с телосложением полузащитника из команды по американскому футболу. Что-то во внешности мамы выдавало мать-одиночку, что и подтвердилось, когда я спросил бабушку о родственниках Хуана по отцовской линии.

— У Хуана нет отца, — она расправила плечи, — постановлением суда.

В тот день бабушки на стадионе не было, но была мама Хуана и проделывала дыры в травяном покрытии своими толстыми семисантиметровыми каблуками. У дальних ворот стоял мужчина в серых брюках, он мялся с ноги на ногу и хрустел суставами пальцев.

«Стрекозы» играли с «Жалом» из Пайнвудской школы, которые смотрелись более подготовленными, чем команда хозяев: небрежно пасовали друг другу на своей половине поля, что явно было результатом тренировки, которым команда Алекса еще пыталась овладеть. Глядя, как Алекс трусцой пробегает перед воротами, я вспомнил, как сам играл в футбол мальчишкой. В игре ничего особенно не изменилось — то же беспорядочное беганье туда-сюда по полю, — но мы и мечтать не могли о такой экипировке, как у теперешних команд. Сейчас даже трава казалась зеленее, в отличие от нашего поля, которое мы звали Старой Лысиной.

Мои родители никогда особенно не поощряли мои занятия спортом. Отец занимался банковскими операциями, а матери больше нравилось вывозить меня в город. Мы ходили в Музей естественной истории или на бродвейский мюзикл. У нас дома были записи во всех исполнительских составах, а к десяти годам я выучил наизусть слова к «Парням и куклам». У меня бывали приступы астмы, они прекратились в подростковом возрасте, но оставили след в моем характере. Мне нравятся книги, и спортом я никогда особенно не увлекался. Алекс рос похожим на меня, в том числе он страдал от моих умеренно сильных аллергий. Мы оба проводили много времени в помещениях, особенно в библиотеке, где все библиотекари уже знали Алекса по имени.

Я глянул на часы. Игра начиналась в девять, но арбитр, старшеклассник по имени Даг, еще не появлялся. Мама Хуана выхватила из сумки сотовый телефон и предложила устроить ему разнос. Но ни у кого не было номера, никто даже не знал его фамилии. Все пожимали плечами. В конце концов Горди подскочил ко мне:

— Эй, Майкл, вы же когда-то играли, так?

— Ну да…

— Слушайте, по-моему, Даг уже не появится. А ребята ждут. — Он наклонил голову. — Будете нашим арбитром?

Я отступил назад, как новобранец, не желающий быть добровольцем.

— Мм… даже не знаю…

— Давайте, это же просто дети. Правила вы знаете. А свисток и секундомер у меня в сумке.

Я посмотрел на обе команды и на всех родителей, топтавшихся вокруг поля. Я увидел Алекса, мою «стрекозу», как он храбро бежал за мечом и темно-русая челка падала ему на глаза. Я вспомнил, что решил быть славным парнем.

Через десять минут я трусил за грязным мячом вместе с двумя десятками ребятишек, которые выстроились в ряд, словно парашютные стропы. Главное действие разворачивалось примерно следующим образом: седьмой номер «Жала», крупный мальчишка телосложением с десятилетнего, низкой дугой отправил мяч вперед, мяч остановил Марк, сын Горди, второй номер «Стрекоз». После чего мяч вылетел за пределы поля. Я свистнул в свисток и, изобразив свою улыбку славного парня, махнул рукой вдоль поля. «Вбрасывает „Жало“». Мяч отскочил от головы пятого номера «Жала» и полетел через поле. За мячом бросился летучий клин мальчишек, но седьмой номер «Жала» всех обогнал, до ужаса напугав нашего вратаря, и удар в левый верхний угол открыл счет. Сын Горди Марк в раздражении пнул штангу ворот. Мама Хуана топнула ногой по дерну и обругала кого-то дурнем.

Вся игра шла примерно в этом стиле. К концу тайма у меня уже не хватало дыхания бегать за мячом, но важный статус поддерживал мои силы. В тот единственный раз, когда мяч подкатился к Алексу, не знаю, о чем он думал, заснул, что ли, но он нагнулся и спокойно поднял мяч. Мой резкий освист вывел его из ступора.

— Нарушение! — крикнул папа. — Штрафной удар «Жала».

Алекс выронил мяч, словно он был горячий, и я не забуду его взгляд, будто его предали.