Вот почему мне понравился «Ре-Флекс», грубый аппарат, у которого все детали на виду. Двадцать минут я был счастлив, вкручивая и затягивая болты. Когда я закончил, передо мной стоял блестящий черный каркас, а рядом лежала груда тяжелых резиновых эспандеров различной упругости, от 2 до 50 килограммов. Поролоновая скамья звала меня. «Ну давай, — шептала она, — только пару подходов и, может, скручиваний. Ты же знаешь, малыш, что тебе этого хочется». «Не жмись», — подхватил Сногз.

Я сел на скамью и прицепил эспандер на двадцать килограммов для упражнений на бицепс. Подобно многим мужчинам на четвертом десятке, я когда-то был в приличной спортивной форме. Я даже играл в софтбольной команде в бытность свою клиническим психиатром. Но это было десять лет назад. За прошедшее время я как-то расслабился. Я стал жать вверх на тренажере, и каждый раз, как я опускал руки, в предплечьях появлялось ощущение растягивающейся резиновой ленты. Десять, одиннадцать… двенадцать. Хорошо. Потом я переставил скамью для подъемов торса в положение сидя, римский стул ударил меня прямо под ложечку.

Надо было мне тогда же и остановиться, но мне хотелось попробовать еще одно, последнее упражнение. Я просмотрел список вариантов в брошюре: фронтальная тяга на высоком блоке, жим лежа, приседания, скручивания… Я так и чувствовал, как наливаются мышцы силой, только оттого, что произносил названия упражнений. В итоге я остановился на двенадцати повторах баттерфляем, для чего нужно было выжимать две металлических дуги от плеч до середины груди — как будто хлопая крыльями, если, конечно, ты сделан из литой стали.

На этот раз я почувствовал настоящее напряжение в грудных мышцах. Видимо, я поставил слишком большой вес, и мне с трудом удалось закончить двенадцать повторов. В конце грудь у меня горела огнем. И я понял, что прошло больше времени, чем я рассчитывал. Даже после остановки я продолжал потеть, а переодеться у меня не было времени. Я поковылял в подвал за старым одеялом, из которого мы когда-то делали шалаш для Алекса, и набросил его на «Ре-Флекс», как неровный чехол. В любом случае, большую его часть закрывала японская ширма.

Так куда же я все-таки спешил? По четвергам я ездил в больницу «Маунт-Фейт» в Бронксе, сбегая из постриженных пригородов и обитающих в них воспитанных невротиков. Я включился в программу департамента социальной помощи по выплате материального пособия по нетрудоспособности по причине болезни. По работе я встречался с коллегами по профессии, часто за облупленным переговорным столом в комнате 1236, и мы обсуждали, например, готов ли мистер Гонсалес к тому, чтобы прекратить его медикаментозное лечение. Работа в «Маунт-Фейт» могла мне пригодиться и в тех редких случаях, когда я считал, что кое-кого пора положить в больницу. Ни долгих ожиданий, ни бюрократических проволочек. Я бы ушел из больницы еще полгода назад, чтобы принимать платных пациентов, но мне по-прежнему хотелось ею заниматься. Так что до назначенного на час тридцать приема я успел только съездить во «Все для ремонта» и посмотреть инструменты. Я купил острогубцы, потому что у меня было такое чувство, будто я просто обязан что-то увезти оттуда, и сразу же вернулся.

Поворачивая к дому, я заметил, что кто-то расколошматил наш почтовый ящик, похожий на буханку хлеба из черного металла. Шесток у края тротуара стоял более-менее прямо, но сам ящик задирался вверх, его дверца приоткрылась, как будто какой-то слабоумный глазел на небо. Я собрал почту — счета, каталоги, личное письмо Джейн? — и попытался выпрямить ящик. «Ты должен сделать это ради своих пациентов, — посоветовал Сногз. — У них тоже крыша не в порядке». Я отрывисто кивнул: буду действовать как настоящий мужик.

К пяти часам я распутался со своими пациентами. К шести школьный автобус доставит Алекса с продленки, потом мне надо будет приготовить ужин. Но возможно, готовить ужин — слишком рабское занятие. Кроме того, Джейн вернется, когда он уже остынет. Я направился прямо в кабинет и включил компьютер. У меня оставалось около получаса, и мне нужно было проверить почту. Уж это я могу себе позволить. Моя проблема с экраном волшебным образом самоустранилась, хотя я ничего особенного не делал, во всяком случае, так я сначала подумал. Но на самом деле компьютер стал вести себя непредсказуемо: иногда все мои значки от «Вью Плюс» до корзины выстраивались на рабочем столе в ряд. А иногда у меня перед самым носом всплывали детские ягодицы. И эта картинка появлялась всегда, когда бы я ни пытался выйти в Интернет, как будто она подозревала меня в самом худшем и наказывала заранее. Что же будет на этот раз? Орел? Нет, решка. Я назвал ее трубным гласом Страшного суда. Ладно, пора что-то делать. Отец полез бы в компьютер с отверткой. Я набрал в легкие воздуху и позвонил в техподдержку.

Выслушав автоответчик, я услышал неизбежное объявление: «Все наши сотрудники в настоящий момент заняты. Ваш звонок очень важен для нас. Пожалуйста, не кладите трубку, и вам скоро ответят». Самое жуткое в таких сообщениях, не говоря уж о том, как они раздражают, — это что их всегда записывают одними и теми же словами, как будто ты звонишь в одну и ту же громадную компанию. Наша эпоха — эпоха корпоративных клише.

После музыкальной интерлюдии длиной в семь минут меня соединили с живым человеком.

— Для контроля за качеством обслуживания разговор может записываться.

Отлично — значит, моя деликатная проблема может приобрести большую известность, чем я рассчитываю.

— Здравствуйте, меня зовут Фил. Чем я могу вам помочь? — представился мне какой-то приятный компьютерщик из Юты.

Я объяснил свою проблему как можно короче и лаконичнее. Наступила пауза, во время которой Фил листал справочник или полировал ногти, или что там они делают в Юте, чтобы потянуть время.

— Вы пробовали выключить и перезагрузить компьютер?

— Да.

— И рисунок снова появляется?

— Да, да, да.

— Ну что же, это может быть вирус. Что там изображено?

— Похоже на… — Нет. Лучше б я не звонил. Нет, погодите. — Это, хм, похоже на две розовые планеты. Бок о бок.

— Ого, никогда не слышал ни о чем подобном. Вы не хотите загрузить нашу последнюю антивирусную программу?

— Я не могу ничего загрузить, потому что у меня все зависло.

— Ах да.

Все-таки у него есть мозги. Отказавшись приобрести новый жесткий диск, я заплатил за доставку через «Федерал Экспресс» специального чистящего диска, который должен устранить это безобразие. Я отключил компьютер и пошел на кухню. Проклиная всех на свете педерастов, я принялся резать тушеное мясо.

За несколько минут до шести я услышал, как у нашего дома затормозила машина. Я выглянул в окно и увидел, что из микроавтобуса вылезает Алекс без рюкзака. О чем он только думает? К счастью, изнутри высунулась рука и передала ему рюкзак. Алекс взял его, но не оглянулся поблагодарить того, кто был в машине, и повесил рюкзак на плечо за одну лямку, словно кривобокий портфель. И пошел с ним мимо нашего дома, как уже было в прошлый раз. Микроавтобус отъехал. Черт возьми, Алекс прошел уже полквартала, когда я выбежал из дома, размахивая ножом.

— Алекс! Куда это ты направляешься?

Он удивленно посмотрел на меня, или не удивленно, а лукаво.

— Папа?

— Собственной персоной.

— Наш дом передвинули, что ли? Такое впечатление, что он стоит не на своем месте.

— Хм. — Я отвел его на нашу дорожку, тащил за лямку рюкзака, как воздушный шарик. — Дом там, где твое сердце, — провозгласил я у нашей двери.

Где-то в подвале лежит салфетка, на которой крестиком вышито это изречение. Ее вышила мама Джейн, она до сих пор живет в Норуоке, хотя уже постарела, и сердце у нее уже не то, что было раньше. Она редко к нам приезжает.

— Я знаю, — сказал Алекс. — Ты говорил. Но это не настоящий дом, а просто здание.

— Чтобы здание стало настоящим домом, надо прожить в нем много лет…

— Да знаю я, знаю! Перестань, папа. — Он бросил рюкзак на коврик и направился к телевизору. По дороге с него сползла куртка. — И все равно я думаю, что дом передвинулся.