— Алекс! — кричу я, врываясь в туалет боком. — Я вижу, где ты прячешься, так что выходи!

Пара роликов высовывается из-под стенки между кабинками. Я барабаню сбоку. Слышу шум торопливо смываемой воды.

— Это не Алекс, это Джимми, — пищит возмущенный голосок.

Черт. Надо было догадаться — это вообще не Алексовы ролики. Я прошу прощения и неуклюже выезжаю наружу. Так, где же он? Я подъезжаю к праздничному столу, где мама Билли Маккейба только что расставила напитки. Я останавливаюсь, держась за него обеими руками.

— Вы не видели Алекса?

— Нет, — бодро отвечает она, — но все готово. Я собираюсь звать мальчиков за стол.

Я неуклюже подъезжаю к поручню и смотрю, как толпой вваливаются мальчишки. Первым идет именинник Билли Маккейб, рыжеволосый крепыш с видом уже пресыщенного жизнью восьмилетнего старичка. Темноватый блондинчик в футболке с надписью «Школьные гады» едет за ним по пятам, так близко, что чуть не падает. Потом еще семеро мальчиков, из которых я знаю кое-кого по прогулкам в парке. Алекса среди них нет. Я спрашиваю последнего, кто идет с катка, шпингалета с фиолетовым светящимся рисунком на руках, не видел ли он Алекса. Он фиолетово пожимает плечами.

Музыка орет так, что ушам больно. «Будь как я, будь как я, будь как я!..» Уйма мальчишек раскатывает по катку, но я ни черта не вижу, когда у меня в глазах рябит от десятка огней. Единственный способ — это выйти на каток и проехать сквозь всю толпу. Я глубоко вдыхаю, отталкиваюсь от поручня и поворачиваю туда, где мне навстречу несется стремительная стайка детей. Человек пять или шесть, но они постоянно меняют цвет, и среди них нет моего сына.

— Алекс! — кричу я, размахивая руками, как бешеная мельница.

Тед берет Алекса за руку и везет его по пандусу ко входу, как манекен на колесиках. Они проходят мимо будки, толстяк поднимает глаза, замечает, что на мальчике свои ролики, и опять смотрит в телевизор, установленный рядом со стулом. На улице внезапная тишина и отсутствие разноцветных прожекторов бьет их в лицо.

— Ко мне вернулся слух, — изумляется Алекс.

— Ага. Громковато там.

Рука в руке, они — один едет, другой идет — появляются на парковке. Тед смотрит по сторонам в четырех или пяти направлениях, как будто собирается переходить немыслимо сложный перекресток. Вокруг никого нет.

— Пошли. — Он подталкивает Алекса к «сентре» и отпирает дверь у пассажирского сиденья. — Садись.

— А ролики…

— Влезут.

Тед чуть подталкивает Алекса, и он неохотно садится в машину и автоматически пристегивает ремень безопасности. Его ролики чуть прокатываются на коврике под ногами.

— Куда мы поедем?

Тед странно смотрит на свой трофей.

— Домой.

Единственный способ пробраться через толпу, — это ехать задом наперед. Но я мало что вижу. Такое ощущение, что зеркальный шар в центре катка просвечивает мне лоб насквозь. Я нащупываю несколько мальчишечьих тел. Не Алекс, опять не Алекс — черт возьми, куда ты пропал? Если объявишься сейчас, я прощу тебя до следующей недели. Если потом, то ты пожалеешь, что вообще родился на свет. Я уже проехал пол-овала, у меня кружится голова и в глазах пляшут сине-золотые звезды, скачущие по стенам. Нет, эти звезды действительно нарисованы на бетоне, они плывут над полосами американского флага. Музыка бьет мне в уши: «Хочу найти такого, как ты, хочу улететь…»

Новые мальчики, некоторые кричат мне «Эй!» или «Смотрите, куда едете!». Алекс пропал, он едет домой, только чтобы позлить меня, он улетел на луну. Мне нужно выбраться отсюда. Красный-синий-розовый и наоборот. Я сворачиваю левее, направляясь к поручню. Я собираюсь выйти с катка, когда — вввуфф — та девочка налетает прямо на меня. Мы валимся в мешанине рук и ног, мне в рот попадает ее толстое бедро.

— Вы бы лучше смотрели, куда едете, — рявкает она, приподнимаясь.

— Я кое-кого ищу.

Она показывает пальцем на выход:

— Спросите Эла в будке, — и отъезжает.

Ладно, я выхожу с катка, будка прямо передо мной. Я проезжаю мимо, толстяк высовывается из окошка и орет на меня:

— Эй, а ролики?!

Я останавливаюсь в дюйме от его носа.

— Вы не видели маленького мальчика? Синие ролики… серая футболка?..

Мужчина кивает, показывая незажженной сигарой:

— Ну да, он ушел пару минут назад. С каким-то человеком.

— С каким? — Я чуть не хватаю его за грудки. — Куда они пошли?

— Да просто с человеком. Слушайте, я не могу уследить за всеми, кто с кем приходит. Вы хотите, чтоб я вызвал полицию?

— Нет. Да! Как он выглядел?

Он безумно медленно почесывает затылок.

— Не знаю… Кажется, на нем были зеленые носки.

Каток начинает кружиться, ролики выезжают из-под меня. В конце концов я хватаюсь за рубашку толстяка, который протягивает руку к телефону. Я хочу остановить планету, повернуть время вспять, сделать так, чтобы этого никогда не происходило, но я согласен на 911. Приедет полиция, теперь уже скоро.

Когда приезжают полицейские, я уже среди празднующих мальчиков, задаю вопросы, но никто ни черта не знает. Все, что у меня осталось, — это пустые кроссовки Алекса.

— Господи, как ты мог оставить его одного?! — вот первые слова, которые обрушила на меня Джейн.

— Я не мог ничего сделать, понятно? — Я с такой силой прижимал трубку к уху, что оно заболело, и мне захотелось бросить ее под раковину. — Там было темно! Музыка гремела оглушительно.

— Какая еще музыка? — Она помолчала, и я услышал, как у нее в кабинете зазвонил другой телефон. Кажется, звонок пустил ее мысли в другую сторону. — Извини, я не это хотела сказать. Но что говорит полиция? Что они думают, где он может быть?

— Я не знаю. — Гринвудский детектив, с которым я разговаривал, постоянно называл это «предполагаемым похищением». Он и еще один полицейский до сих пор были у нас в доме, обыскивали верхний этаж, — что это за грохот? Я не мог думать, я еле мог говорить, у меня получались только короткие фразы. — Они объявили его в розыск. Собираются искать. Просматривают дом.

Детектив по имени Феррара показался в дверном проеме. Он протянул к трубке мясистую руку.

— Может быть, лучше мне с ней поговорить, сэр.

Я передал ему трубку и слушал, как он повторяет то да, то нет, не приближаясь к цели. Наконец он вернул мне трубку.

Джейн была лаконична.

— Я просто не могу в это поверить… просто не могу. Я… я еду домой сейчас же.

И она повесила трубку. Это было двадцать минут назад. Полиция уехала вскоре после этого, велев мне держаться. Если мне нужно будет по какой-то причине уйти, я должен обязательно оставить кого-то дома для связи и проверять сообщения на автоответчике. Уже было без пятнадцати семь. Я ходил по кухне широкими кругами, наталкиваясь на стулья. Я начинал слышать голоса со странными интонациями, которых никогда не слышал ни от Мартина, ни от Сногза. «Алекс пропал». — «Я знаю». — «Алекса нет». — «Заткнись уже». — «Ты во всем виноват, ты не должен был…» — «Отвали, черт тебя подери». Я опять повернул и крепко врезался в сервант. Черт, где же он?

Полиция задала уйму вопросов, но половина из них мне совсем не понравилась. «Когда вы последний раз его видели или говорили с ним?» «Применял ли похититель силу?» Я рассказал им все, что знал, но, значит, и про мою ссору с Алексом. Я не упоминал этих ужасных слов: «Ты вообще мне не папа!» И все-таки тот тип из билетной кассы подтвердил, что они выходили совершенно спокойно. Полиция даже считала, что Алекс может прятаться где-то в доме, господи боже. Или что он куда-нибудь убежал. Они дали сигнал всем постам, но этот тип явно не шлялся по улицам — я чувствовал это.

Я услышал мотор подъезжающей машины и побежал к передней двери, чтобы посмотреть, но это просто проехал мимо чей-то фургон. Ничья рука не высунулась из окна и не выбросила привязанную к камню записку с требованием выкупа. Не скажу, чтоб я ждал этого. Я смотрел, как эта чертова машина скрывается с глаз. Возможно, мысль о выкупе не приходила мне в голову из-за того извращенца, которого задержали на прошлой неделе. Джейн тоже ни словом не обмолвилась о деньгах. «Ваш сын у нас. Оставьте 100 000 долларов мелкими не помеченными купюрами в парке под третьим дубом, или вы больше никогда не увидите вашего сына». Но мне казалось, что это не запланированный, а случайный увод. Но ведь они уже поймали того типа — или тут действует какое-то правило, типа по одному педофилу на один район пригорода? Я так сильно пнул шкафчик, что дерево треснуло. Придурок, это же совсем другой человек.