— Я все же настаиваю на своей концепции. — Уве Ланна был порядком обижен слишком уж резким возражением старшего друга. — И осмелюсь заметить, что разумность пришельца не доказана, пока не расшифрованы его сигналы.

— Да, в этом главное затруднение. Хочу тебя информировать, Уве Ланна, что нам выделен ротонный прожектор, который, как ты знаешь, изготовлен пока в единственном экземпляре. Сейчас его монтируют на одном из поисковых шаров, которые ты велел подготовить. Полетим вместе, Ланна.

— Я готов, Рина Ронна.

Два разведочных шара покачивались на площади. В одном сидели операторы гравитационной и резонансной защиты, оптики и механики, в другом разместился ротонный прожектор. Ронна сел за пульт управления — он любил водить аэроразведчики и иногда залетал на них даже на территорию рангунов, а это всегда небезопасно. Однажды он побывал в приполюсном хроновороте, что было почти гибельно — Ронна потом оправдывался, что его занесла на полюс разгармонизация двигателя и что он лишь на внешнем витке хроноворота сумел справиться с неполадкой. Объяснение показалось не только убедительным — лишь безумцы способны добровольно устремиться в такие места, — но и внушающим уважение: не впасть в панику вблизи хроноворота и, сохранив ясность мысли, справиться с непростой неполадкой! После этого происшествия Рина Ронну, тогда обычному оператору в дешифраторской, присвоили сразу два новых чина: Брата Дешифратора и Сына Стирателей Различий. Каждый означал почет, но два, да еще столь несхожих, — были равносильны триумфу. Сам Гуннар Гунна почтил Ронну вдохновенной речью: "Наш новый Брат и Сын, — так говорил Вещий Старец, — не только прекрасно видит и глубоко оценивает непорядок, что доказывает дарование Дешифратора, но еще прекрасней ликвидирует непорядок, а это бесценное качество настоящего Стирателя Различий". Старейшины без единого возражения присудили соискателю оба звания и ввели его сразу в два чина — случай неординарный.

И, гордясь своим искусством шаровождения, Рина Ронна дал такое расширение объема, что шар не взлетел, а взвился в высоту. Уве Ланна в эту минуту впадал в очередную отрешенность: надо было вымыслить, какими полями лучше испытать пришельца — гравитацией, оптикой, электромагнитными или корпускулярными импульсами, а без большой сосредоточенности это не удавалось.

— Ты порвал цепь моей мысли, — пожаловался Ланна.

— Зато быстрей прибудем, — возразил Ронна. Он не умел так глубоко отдаваться мысли, как Ланна, да и не считал, что всегда нужно настолько погружаться в размышления. Впрочем, таковы все Стиратели Различий: их способности к анализу существенно уступали аналитическому дарованию Различников, умевших безошибочно определять любые несходства и особенности.

Ронна летел впереди с Ланной и оператором ротонного прожектора, второй разведчик с боевыми и поисковыми аппаратами держался позади.

Пришелец покоился на краю поляны среди голубых деревьев с широкими кронами, перекрывавшими половину поляны. Гость из космоса выбрал отличное место для посадки: сквозь чащу к нему не пробраться, а с воздуха его маскировали кроны.

— Облет! — приказал Ронна и опустился ниже, ту же операцию повторил и второй шар. Пришелец был около двухсот пин в длину, около тридцати в ширину и высоту в центре и не более двадцати по краям: почти идеальный эллипсоид, несомненно — искусственное сооружение, а не метеорит или космический шатун, осколок некогда разлетевшейся планеты, — стихийные создания природы не обладают совершенной выглаженностью поверхности.

Ланна вдруг ухватил друга за плечо.

— Ронна, он исчезает! Он уходит в небытие.

Пришелец стирался — становился из темного серым, пропадала четкость обводов, зеркальная гладкость поверхности. Огромное материальное тело на глазах превращалось в призрак. И не успел Ронна оправиться от изумления, как на поляне больше ничего не было, кроме оранжевых трав и осенявших их голубых крон.

— Твое суждение, Ланна? — Молодому другу после вступления в чин Конструкторов Различий по праву принадлежала первая оценка.

Ланне захотелось поразмыслить, чтобы дойти до всех дальних причин исчезновения пришельца, но Ронна с таким нетерпением ждал ответа, что пришлось телепатировать лишь предположение:

— Выпал из оптики, но вещественно сохраняется на поляне.

— Сейчас проверим.

Ронна отдал приказ поисковику обвести поляну, где находился пропавший пришелец, гравитационными и электромагнитными щупами. С поисковика известили, что для электромагнитных щупов пришельца не существует, но гравитационные показывают его наличие: он лежит на прежнем месте, в прежней неподвижности, только стал прозрачным для всех электромагнитных волн, включая и оптику. Но вещественности своей не потерял.

— Между прочим, примятая им трава так и не распрямилась, когда он ушел в невидимость, — поделился наблюдением Ланна. — Следовательно, и в оптике кое-что от него видно.

— Вот-вот — полное совершенство в маскировке отсутствует. Теперь поинтересуемся, что находится внутри нашего гостя. Есть у него экран от ротонов? Судя по тому, что гравитационные экраны отсутствуют, вряд ли он обладает защитой от этих почти невещественных частиц.

Ронна встал рядом с ротонным оператором, командуя расходом энергии на возбуждение потока частиц. Длина пути ротонов определялась только их энергией, и Ронна начал с малой, чтобы ротоны только-только достигли поверхности невидимого пришельца. На экране отчетливо вырисовался его силуэт. Ротоны показывали массивное тело, изображение было ярче, чем гравитационное. Ронна увеличил энергию частиц. Теперь они проникали сквозь оболочку и высвечивали внутренность. Сомнений больше не было. На поляне в Голубой Роще лежал космический корабль. Ротоны высветили внутренние помещения, разобщенные перегородками, механизмы, аппараты, ящики, тюки. Ронна то увеличивал, то уменьшал энергию, чтобы отчетливо обрисовать каждый предмет. Корабль казался необитаемым. Ротонный луч пробежал уже половину его, но, кроме мертвых вещей, ничего не обнаружил в помещениях. Потом высветился обширный отсек в конце корабля. В нем передвигалось пять фигур — живые существа, а не автоматы. Еще никогда на Дилоне не видели созданий столь необычных, как те пятеро, что сновали по самому большому помещению корабля.

Они походили на дилонов, но очень отдаленно — одноголовые, двурукие, двуногие... Но на этом сходство кончалось. Руки были так коротки, что не достигали и колен; на кистях виднелось пять пальцев, а не десять, как у дилонов, и пальцы были толсты и негибки. Негибкой была и вся рука, она не удлинялась и не сокращалась — такими руками незнакомцы не могли даже в один оборот обхватывать себя. Ноги были еще топорней рук — правда, как и руки, могли сгибаться посередине, но только в одном месте, а не по всей длине. Всего примитивней была голова: она тоже сидела на шее, но такой короткой и такой негибкой, что ни вздыматься вверх, ни даже поворачиваться назад не могла. Лицо было неприятным: плоскощекое, плосколобое, с невыразительным ртом, с крупным носом, нависающим над губами и двумя глазами, — такими тусклыми, что сразу понималось — эти глаза пассивно принимают внешний свет, но генерировать собственное сияние не способны. А на головах пяти обитателей корабля шапкой лохматились волосы, охватывая всю голову, ни у кого не было и намека на благородную гололобость дилонов. У одного густая шерсть вылезала даже по нижней половине лица. И ни один не имел хвоста — важнейшего элемента хорошо скомпонованной фигуры!

— Плох конструктор, который разрабатывал эти тела, — установил Ронна. — Одни грубые детали — ни гибкости, ни изящества. Даже смотреть неприятно.

И хоть суждение это было скорей обобщенно-синтетическое, а не аналитическое, Уве Ланна, по профессии призванный к анализу, промолчал, показывая, что принимает оценку Стирателя Различий.

Ронна начал детальное высвечивание экипажа корабля с самого лохматого. Этот был крупней и выше всех. Он сидел на особом приспособлении. Над ним, на стене, висело изображение другого мохнатолицего, но еще лохматей и крупноголовей — оба были схожи, как братья. Около мохнача на таком же приспособлении сидело второе существо с фигурой потоньше и головой поменьше. По помещению расхаживал третий, он казался всех моложе. Этот размахивал руками, шевелил губами, раскрывал и прикрывал рот — в пасти виднелись зубы, они выстраивались по одному ряду сверху и снизу, и их было много меньше, чем у дилонов. У стены стоял толстенький коротышка, на полную голову ниже мохнатого. И когда юноша переставал шевелить губами и двигать нижней челюстью, точно такие же операции проделывал коротышка; а когда и он прекращал игру губ и челюстей, в нее снова вступал молодой. Всю боковую стену занимал экран, перед ним на вращающемся сидении поместился пятый обитатель корабля — и на нем Ронна остановил особое внимание. Он выделялся среди уродливых фигур — высокий, стройный, тоже короткорукий, зато с гораздо более гибкими руками, такой же густоволосый, с двумя рожками, торчащими из волос, — у остальных и намека на рожки не было. И глаза пятого выгодно отличались от глаз четырех других — не только принимали свет, но и сами светились, а порой, когда он обращал лицо к коротышке, из них вырывались как бы электрические искры.