Ужинай. Что с твоей командировкой?

СТЕПАН. Послезавтра получаю заграничный паспорт. (Он разбивает яйцо.) Будь добра соль.

КАТЕРИНА (подавая солонку.) Этот ревизор еще не вызывал тебя?

СТЕПАН. И даже личного дела моего не затребовал.

КАТЕРИНА. Какая-то вьюга поднялась вокруг тебя… и в ней хари, хари какие-то!

СТЕПАН. Ничего, она утихнет.

КАТЕРИНА. Ты слишком спокоен, Степан, Я бы ночей не спала на твоем месте. Кричи, в кровь дерись за свое честное имя!.. Слушай, может быть мне самой сходить к нему? Я объясню ему эту клевету. Я тебя давно знаю. Ты никогда ничего лишнего не подписывал, не шумел, был всегда осторожен…

СТЕПАН. Не советую, Катя. Тебе не поверят. Все-таки, ты была женой и Порфирия.

КАТЕРИНА. Ты прав… Эта Карякина была у него?

СТЕПАН. Неизвестно. В глаза бы ему заглянуть! Эти люди не умеют таиться. Но самому туда отправиться — глупо, к себе приглашать — не поедет. Кстати, знаешь, кто этот приезжий контролер? Андрей Данилович Поташов, марфин приятель.

Телефонный звонок, КАТЕРИНА берет трубку.

КАТЕРИНА. Да, только что вернулся. Сейчас подойдет. (Мужу.) Из обкома.

СТЕПАН (у телефона). Слушаю. А, Вася! Давай… Ах, вот как… когда? У нее же на квартире? (Оживляясь.) Я же намекал тебе, что не так просто с Карякиной. Имей в виду, когда-то она была переводчицей в торгпредстве. Уж, конечно, нас, мужицких детей, языкам не обучали. Разумеется!.. А что-нибудь интересное нашли?.. Положил трубку. (Возвращается к столу.) У Карякиной сегодня утром арестован сын. (С упреком.) Яйца опять крутые вышли…

КАТЕРИНА. Зиночка варила. Я сама недавно с работы вернулась. (Степан ест. Катерина села на диван. Над головой у нее карта. Где-то ветерок повыл.) Скажи, Аликанте — это в Испании?

СТЕПАН. Да. Между прочим — родина отличного вина. Кроме того, насколько помнится, там были большие бои. А что?

КАТЕРИНА. Нет, просто так. (Молчание.) А Валька очень похорошела, правда?

Вторично уловив знакомую нотку в ее голосе, СТЕПАН идет к ней.

Не трогай Вальку, Степан. Я прошу тебя. Не порть ей жизни.

СТЕПАН. Что это, ревность?.. Имей юмор, Катя. Уже два года ты не жена мне.

КАТЕРИНА. С тех пор, как узнала, что Порфирий жив. Зачем ты солгал мне тогда, что он убит на границе!

СТЕПАН. Я так… хотел тебя.

КАТЕРИНА. Хоте-ел… Меня любили только раз, и этот человек далеко. (Отводя его руку.) Не надо.

СТЕПАН. Ты сегодня такая же, какой я тебя увидел в первый раз. Все равно, Катя… Порфирий не вернется. Это прочнее плиты могильной. (Тихо.) Приходи ко мне сегодня ночью. И похороним его еще раз!

Она отрицательно качает головой. Стук в прихожей. Они прислушиваются. Жена уходит, задернув за собой занавеску. СТЕПАН с улыбкой поднимает с полу шаль Марфы. Слышен голос КАТЕРИНЫ: «Раздевайтесь, Степан будет очень рад». Она возвращается.

КАТЕРИНА. Там к тебе твой клоп пришел. Ну, Лопотухин.

СТЕПАН. Но сегодня только тридцатое!

КАТЕРИНА. Ничего не знаю. Я выйду, Степан. Мне гадко его видеть. (Она уходит.)

СТЕПАН (вдогонку ей). Настрой Марфу на воспоминанья о Поташове!

Она ушла. СТЕПАН успевает взять с подоконника и поставить на стол початую бутылку водки. Рюмка — Марфы Касьяновны. В складках занавески появляется оплывшее, белесое лицо Лопотухина. У него высокий двуярусный лоб, мало волос, крупное и сырое тело. Без единого слова он обводит комнату взглядом.

ЛОПОТУХИН. Чемоданов не видать. Значит наврали.

Он входит, кидает в кресло шубу с огромным, клочковатого меха, воротником. Шапку торчмя ставит на стол. СТЕПАН неподвижен.

Там шубка валькина на вешалке висит. Вальки боюсь… ходить к тебе запретила. (Он садится, потягивает из дивана торчащую пружину, подмигивает.) Умница, ты даже из карандаша выстрелишь. И на эту кривую штуку ты надеешься подцепить Поташова?.. Что это у тебя, водка? Так и знал.

СТЕПАН молчит, скрестив руки на груди.

То, о чем ты молчишь, давно известно мне. Скоро заграницу уплываешь!

СТЕПАН. Паспорт будет готов недели через три.

ЛОПОТУХИН. Х-ха, притворяется, что водку пьет. (Нюхая рюмку.) Фу… рюмка лекарством пахнет. Хо-хо, и бутылка та же, что в прошлый раз.

СТЕПАН. Бутылка другая.

ЛОПОТУХИН. Все врешь! Я на ярлыке в прошлый раз отметку сделал. Для меня держишь, мошенник? Точи его, точи, подрубай Лопотухина!

СТЕПАН (спокойно, убирая бутылку). Если вас, Никон Васильевич, ежедневно поить серной кислотой, то может быть через полгода…

ЛОПОТУХИН (мешая кашель со смехом). Х-хо, слову место! (Про бутылку.) Отдай сюда. Я, брат, медный. (Ударив себя в грудь.) Слышишь, гудит, как колокол. У меня мамаша была — калоши на сорок пятый номер носила. Что ты сказал?.. ничего? То-то. (Держа рюмку на весу, он обливает ее водкой, брезгливо нюхает и берет стакан.) И надолго едешь?

СТЕПАН. Месяца на два… если вообще поездки не отменят.

ЛОПОТУХИН. Я бы тебя не пустил. Тихий, цепкий, жадный… одному, скажем, только габардиновых штанов для счастья нехватает, а тебе и мира мало. Тут тебе корешки пустить некуда, а там приволье, в масть попадешь.

СТЕПАН. Смотрите, я раскаюсь в моей доброте к вам, Никон Васильевич.

ЛОПОТУХИН (забавляясь). Честолюб, Сарданапал… а молодые-то и обскакали Сарданапала. Но Порфишка потверже тебя будет. (Он выпил водку, взял яйцо, содрогнулся почему-то и откатил прочь. Яйцо упало на пол.) А как же… я?

СТЕПАН. Вы получите за два месяца вперед, Никон Васильевич.

ЛОПОТУХИН. Три!

СТЕПАН. Жена доплатит вам, если я запоздаю на неделю.

ЛОПОТУХИН. Не скупись, проповедник!.. И привезешь мне халат турецкий с лиловыми кистями. Запиши!… Во-вторых, бинокль, большой.

СТЕПАН. Бинокль-то вам зачем, Никон Васильевич?

ЛОПОТУХИН. В окна люблю по ночам глядеть. Такие спектакли бывают… х-ха! Ну, и Вальке… чулочки. Мало ценишь меня. (Оглянувшись.) У Карякиной-то сын взят. И знаешь, как это я его ухитрился?..

СТЕПАН молчит.

Письмо ему послал. Такое. Кому надо, те прочтут. А места подо всеми склизкие… Поинтересуйся, идол, смысл-то в этом какой!

СТЕПАН. Мне это совсем не интересно, Никон Васильевич!

ЛОПОТУХИН. Домичек ее наискосок стоит. Зашел давеча — одна сидит, седая, растрепанная. Ну, обрадовалась мне. Я, кричит, отомщу им. Я ничего не скажу им про Сыроварова. Смекаешь теперь? (И, посмеявшись, он наливает себе в стакан.)

СТЕПАН. А подлые вы вещи творите… если только не выдумываете их в пьяном виде, Лопотухин.

Отодвинув стакан, ЛОПОТУХИН смеется и так же внезапно умолкает.

Что будет, если они узнают о ваших проделках?

ЛОПОТУХИН. Ну, все врешь… откуда им узнать?