Глава 5 Часть 1

****

За два дня можно очень многое успеть сделать, если не лениться и поднять свою *опу с насиженного места. Такую истину Диме с детства втолковывали отец и брат. Да что там какие-то два дня? За два часа можно такого наворотить, что потом на всю жизнь хватит, чтоб дерьмо разгребать чайной ложечкой, естественно.

Но, все же, два дня были продуктивными.

И не только, в плане проверки безопасности зданий, установления наружки вокруг дома Шраймана, или, лучше, это место резиденцией назвать? Да, резиденция как-то более солидно звучит.

Ну вот не вязался у нее в голове Шрайман и дом, дом и Шрайман.

Дима никак не могла его понять, уловить его логику, стиль мышления.

Он хороший же человек, как-то это ощущается ею. Но и все, на этом. Больше ничего.

Загадка.

А загадка эта, в данной ситуации и в данный момент, для нее большая роскошь, которую она не может позволить ни себе, ни ему.

Стояла возле главных ворот и ждала мужиков.

Последняя проверка и все, завтра в поле. Завтра кто-то остается в резиденции, кто-то едет в аэропорт, а она с Васей и водителем Гавром, как он просил себя называть, сопровождают его величество в офис, на работу.

Так думают все. Но, будет по-другому.

Кимура поедет за младшим Шрайманом и возьмет пару ребят. Пять человек остаются в доме, пять патрулируют периметр, остальные будут под руководством Романа заниматься тем, что им прикажут.

Об этом будет известно только завтра.

Никому не верить тяжело, но специфика профессии и прошлого опыта накладывает свои коррективы, что ж поделаешь.

Из домика охраны вышли восемь человек, каждый получил новую высокочастотную рацию и навигатор в наладоннике, Ромка подробно объяснил, что нужно делать и как чем пользоваться.

— Готовы? — на морозе голос у нее звучал немного хрипло, но ее поняли и без слов, — Отлично. Вася, вы втроем, на запад, — Вася кивнул, забрал свою группу и отошел, — Слава, ты и Денис, — юг, но сильно не петляйте, на обратном пути можешь хоть, как зайцы на прицеле у деда Мазая, а туда, — по прямой.

— Ясно, — два похожих между собой, но не являющихся кровными родственниками мужчины кивнули, не сговариваясь.

— Отлично, — она хлопнула в ладоши, дыхнула на них горячим воздухом и растерла. Погода неожиданно стало резко минусовой, а в минус двенадцать особо много и не постоишь, и не побегаешь, — Я на север, Гавр, ты прокатишься на восток, проверь те, что на выезде стоят, окей?

Не слишком многословный этот парень, хмурый, недовольный, но все же и кивнул, и пошел к машине.

Водитель он был крутой, тут не поспоришь, курсы экстремального вождения ему не даром дались. Машина, под его руками пела, а не ехала. Это был его единственный плюс.

Замкнутые люди непредсказуемы. Люди замкнутые, и при этом, вечно недовольные, опасны вдвойне, а, если учесть, что Гавр одиночка по жизни, из детдома, после армии и до сих пор к его годам не обзавелся какими-то дружескими связями…,в общем, она будет за ним приглядывать, тем более, что он будет у нее под носом теперь, постоянно.

Нажала кнопку на рации и вышла в общий эфир.

«Первый, прием! Как слышно?»

«Второй, прием! Слышно нормально. Готовы?»

«Стартуем, так что можешь начинать все настраивать.»

«Васек, ты где такую красоту взял?»

Послышались смешки, замаскированные под кашель, никто под горячую руку этому бугаю попасть не хотел, Дима и сама едва от смеха сдержалась, когда это безобразие увидела.

Как-то она упустила момент, сколько его сыну лет, но видимо, не сильно много, раз такие шапки своему папке отдает.

Голубенькая. Такой нежный-нежный оттенок, теплая шерсть и яркий помпон на макушке.

«Махмедыч, завидуй молча!»

Снова послышались смешки, на лицах у бывалых вояк засияли искренние улыбки.

— Все ребятки, погнали!

****

Сегодня утром Ромашка и первая смена вышли на пробежку, а заодно помогли расставить камеры по периметру и датчики движения в лесу.

Перед ней и остальными сейчас стояла другая задача. Помочь Ромке все это дело правильно настроить, чтоб каждый раз не реагировать на проскочившую по дереву белку с орешком, зажатым между зубами.

Все разбежались по заданному маршруту: туда — по прямой, если возможно, а обратно петлять, как только в голову взбредет.

Она давно так не бегала. Чтобы одна, в лесу и в снегу.

Эта тишина предзакатная, мороз пощипывает щеки, нос и коленки, и снег под ногами хрустит, заводя свою особую песню.

Сердце стучало равномерно, дыхание не сбивалось. Все это давно отточено. Заучено. Ее тело знает, что делать. Ноги сами бегут, руки сами двигают и кажется, что и сердце само по себе стучит, разгоняя кровь по телу.

Иногда хотелось, чтобы само. Перестать ощущать себя живой. Чтоб чистый автоматизм и никаких эмоций, ощущений, лишних мыслей.

Но она человек, к сожалению. Она так и не научилась не чувствовать…, а очень бы хотелось.

Тоска. Черная, беспросветная, обжигающая была в душе. В голове.

Заполнила все ее существо. И клубилась там. Множилась. Росла. Пожирала, как та черная дыра все, что видела на своем пути.

И где-то, в подсознании, была мысль: «Вернись домой! Вернись домой…, тебя там ждут, тебя там примут. И не надо будет больше никого ловить, ни за кем гоняться. Остановись и вернись!»

Дима от этой мысли отмахивалась. Становилась глухой к голосу разума, который говорил почему-то немного хриплым, но приятным мужским баритоном.

Она не может вернуться. Ей нельзя отступать сейчас. Она подобралась слишком близко к концу той сложной комбинации, автором которой не являлась она сама. Теперь уже поздно отступать, иначе Дима потеряет даже то, чего не имеет.

И как бы сердце не рвалось, как бы самой не хотелось сейчас сесть на самолет и улететь, — нельзя. И этот голос в голове может дальше звать, просить, приказывать. Она его не послушает больше. Не поддастся на уговоры и останется глуха к аргументам.

Два года назад она пришла в себя, в больнице. С переломанными руками, ногами, ребрами. Про тупые травмы живота и разорванную селезенку лучше вообще промолчать. Но она пришла в себя и даже говорить не могла от боли во всем теле. Только глазами глупо хлопала и вращала по сторонам, искала что-то или кого-то.

И уже тогда, валяясь на больничной койке закралась мысль, что все…, все события в ее жизни, которые привели ее в тот злополучный день, не были случайными, а продуманными какой-то мерзкой сволочью, которая пытается сжить со свету всю ее семью.

С первого взгляда может показаться, что у нее началась паранойя, и уж она была бы просто счастлива, если бы это было на самом деле так. Тогда можно было б успокоиться и прекратить вглядываться в каждого человека в своем окружении, выискивая хитроумного врага.

Но это была не паранойя, это была реальность. Ее жизнь. Которую кто-то медленно и уверенно уничтожал, шаг за шагом.

В двадцать, Дима прекратила искать своего брата и отца. Отчаялась. Опустила руки. У нее было пару зацепок, но все они вели в тупик. Никто, спустя такое количество лет, не мог узнать ни Руслана, ни ее отца. У нее, конечно, оставалась надежда, но она постепенно угасла.

Потом завертелись непонятки с Сургутом, попытка его убийства, к счастью, неудачная, и у нее сорвало башню от осознания, что она могла и его потерять безвозвратно.

Бурный роман. Чувства, за которыми никого не видишь, кроме него. Только он. Везде. Во всем.

И неминуемая катастрофа, отобравшая все, что было, и то, чего не случилось.

Дима только в больнице смогла все проанализировать до конца. Сопоставить каждое слово и каждое движение тех мразей.

Садистское наслаждение читалось у той падали в глазах. Это наслаждение и боль ей в кошмарах снились.

Этим людям дали гарантии: они могут делать все, что им хочется с ней, а им за это ничего не будет.

Дураки, поверили. Зря.

Она теперь тоже умеет, пытками развязать язык, так, что человек начнет каяться даже в том, чего не делал никогда, лишь бы она прекратила и сделала все быстро.

Легче, правда, не стало, и удовольствия она не получила, даже капельки удовлетворения не вышло найти в душе.

Ни-че-го.

Пусто там стало.

Тоска только пожирала. Или, лучше сказать, сжирала ее заживо.

Тоска по дому.

Вопрос только: где он теперь, — ее дом?