— Не обижай ее больше!

И он снова остался в одиночестве. Один на один с дрянными мыслями.

Позвонил сестре, посоветовался, что и как лучше готовить. Вика была в шоке, но потом все же отказала в помощи, поржала, когда он объяснил где сейчас находится, назвала идиотом и пожелала удачи.

Золотая у него сестра. И приободрить вроде смогла, и опустить ниже плинтуса тоже. Как только Шах ее терпит?

Хотя, конечно, еще вопрос: кто там и кого терпит. Но любят друг друга точно.

Вот и он тоже. Будет любить, а значит, и терпеть, ждать. Но не покорно.

Он Соню обидел, сильно.

А теперь решил, что она ему нужна, что он может сделать ее счастливой. Со стороны его поведение может выглядеть не очень красиво, неправильно. Но Максим постарается донести до Сони свою мысль и свою правду: он дурак, испугался чего-то и ушел, но любил ее, скучал, тосковал и думать о ней запрещал. Он не знал, что у нее горе, что ей помощь и поддержка нужна, потому что, если б знал, — плевать на страхи, гордость, — он бы у нее в ногах ползал, чтобы только позволила ему остаться и помочь ей пережить, чтобы не один на один со своим горем оставалась.

Максим сам не так давно попрощался с женщиной, которая заменила ему мать. Он знает каково это. Как душат эмоции: гнев, злость, обида. И не веришь, что это на самом деле случилось, ждешь, что сейчас кто-то скажет: «Ага, поверили? Да?», и все встанет на свои места.

Правда, Макс был не один, не закрывался от людей. Миша рядом, Руслан, Вика. Все они одинаково ощущали чувство потери, нуждались в поддержке друг друга.

И позволили друг другу помочь, облегчить боль. Поэтому справились, не слетели с катушек.

А Соня…, если Эля говорит, что закрылась, замкнулась в своем горе, то ей встряска нужна, чтоб очнулась, выдохнула и задышала уже нормально, полной грудью, выдыхая и отпуская боль наружу, а не копила ее внутри.

Послышался звук открываемого замка, потом хлопнула входная дверь и зазвучал голос Сони.

— Слава, пару секунд, я громкую включу, а то неудобно говорить.

Максим весь подобрался, подошел ближе к коридору и занял выжидательную позицию. Да, некрасиво, что он собирается подслушивать, но на войне, как на войне, он будет использовать все, что может принести пользу в его деле, даже подслушивание разговоров по телефону.

Послышался тяжёлый вздох, что-то грохнулось на пол.

— Соня, ты там жива? — голос ее непосредственного начальства Максим узнал, но пока ничего страшного не услышал, хоть в душе и заворочалась ревность, — этот Вячеслав всегда на Соню смотрел далеко не как коллега и друг.

— Да, сумка свалилась, нормально все, не напрягайся.

— Какие новости?

— Вытащу я твоего Корзухина, никуда не денусь, завтра будем составлять ходатайство о досрочном слушанье дела.

— Ты ее нашла?

— Лучше б не находила. Затюканный подросток, боящийся своей матери. Девочку нужно готовить к даче показаний и перекрестному допросу, но боюсь, что этим дело не завершится.

— Твою мать! Думаешь очную ставку проведут?

— Они ведь тоже ее искали, Слава, и не зря. Девчонка такого может рассказать, что нам всем гарантировано еще как минимум две-три недели на первых полосах всех газет страны. Ее никто не воспринимал всерьез, при ней говорили все, и даже подумать не могли, что девчонка сбежит, как только ее отчима упекут в СИЗО. Стоит ей открыть рот и полетят головы, понимаешь?

— Где она сейчас?

— Я сняла номер на свое имя, оставила с ней Прокофьева. Но это ненадолго, — ей страшно, и общество незнакомого молодого мужчины ей не слишком понравится, не хочу ее пугать. Заберу к себе, только надо продуктами затариться, а то мне ребенка кормить нечем.

— Сонька, как же он так влип? Вроде ж умный мужик, такие дела проворачивал, — раздосадованно протянул мужчина на том конце связи.

— Мне откуда знать? Я делаю все, что могу, Слава, ты знаешь. Но у этого дела такой резонанс, и, если мы сейчас не подсуетимся, от этой грязи твой друг уже не отмоется даже, если его оправдают.

— Соня, я тебя очень прошу, не нагнетай. Ты справишься!

Соня почему-то молчала, не говорила ничего.

И тут Максим с ее взглядом встретился. Она тихо подошла, он и не услышал. Босиком по холодному полу шлепала, и не была удивлена его присутствию.

Блин, ботинки ж его в шкафу стоят.

Она их сразу, должно быть, заметила, потому так долго по телефону именно в прихожей говорила, готовилась с ним лицом к лицу встретиться.

Окатила его ледяным равнодушием. Ни злости от того, что он здесь. Ни гнева на сестру, что промолчала. Ничего. Абсолютно.

На том конце связи тоже молчали некоторое время, а потом снова заговорили.

— Сонь, ты там?

Она очнулась, будто ото сна, вздрогнула всем телом, дернулась.

— Да, я здесь. Здесь.

А смотрела на него. Впилась своим взглядом, будто всю душу увидеть хотела. И он смотрел.

Соскучился. До одури ее хотел вот такую: уставшую, хмурую, слабую. Он ее любил любую. И такую тоже.

Осталось только ее саму в этом убедить.

— Ты в порядке? — раздался из динамика вкрадчивый голос.

Почему она не выключила громкую связь? Почему позволяет ему слушать?

— Соня?!

— Я… да, в норме, Слава, я ж сказала, не напрягайся.

Мужчина замолчал снова, а они так и продолжали смотреть друг на друга, практически не отрываясь.

— Переезжай ко мне! Тебе не нужно оставаться одной, переезжай ко мне, Сонь!

— Что?

Соня ошарашенно уставилась на свой телефон и чуть было не выронила тот, но Максим успел перехватить ее руку и сжать со всей силы. Она поморщилась, но ничего не сказала. Девушка пыталась осмыслить то, что услышала от своего друга и босса. Нет, Слава иногда вел себя немного странно, переходил границы, но…, господи боже, что происходит?

На Максима в этот момент было страшно смотреть. Лицо от ярости перекосилось, желваки на скулах ходуном ходили, зубы сжаты. Одна рука держит руку девушки, вторая побелела от того, с какой силой тот ее сжал.

— Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, ты мне безумно дорога. И… я не буду ни на чем настаивать, Сонь, просто буду рядом, и все. Не могу смотреть как ты свою жизнь гробишь. Нужно, чтоб кто-то рядом был…, и я… я тебя…

Тут у Макса не выдержало терпение.

— Вячеслав, спасибо за заботу о Соне, но у нее есть я! — рыкнул он в трубку и сбросил входящий звонок.

Соня секунду переваривала произошедшее, а потом аж покраснела вся от злости.

— Ты совсем охренел?! С какого перепугу ты решил, что имеешь право на такие вещи?

Она буквально заорала и чуть ли не с кулаками на него набросилась. И слезы в глазах заблестели.

— С такого права, что я тебя люблю!

Соня не успела его послать, что-то крикнуть. Она даже вдохнуть воздуха не успела.

Ее губы обожгли злым поцелуем. Смяли сопротивление и нагло приоткрыли рот, властным касанием влажного языка.

Ей не дали отстраниться, перехватили руки, завели за спину.

Максим целовал ее яростно, жадно. Покусывал губы, заглаживал собственную ярость на ее губах, языком.

Целовал шею, ключицы. Возвращался к губам. Целовал ее щечки, подбородок. Все, до чего мог дотянуться.

И когда первый стон сорвался с ее губ, больше ждать не стал. Подхватил ее под округлую упругую попу, заставил обнять его ногами за пояс и понес свою долгожданную ношу в спальню, где предметно показывал с добрый час на что у него есть права…, а у нее нет.