Молодой человек галопом скакал к Шато де Мирандола, августовское солнце отражалось в его волосах и скользило по стройным ногам скакуна. В этот жаркий день казалось, что среди деревьев и пастбищ, дремавших вдоль серебристого притока Луары, нет других живых существ, кроме него и коня, пока тот стрелой несся к исполненному строгой элегантности шато семнадцатого века, возвышавшемуся среди английских садов, прудов и фонтанов.

Большие железные ворота были открыты, и всадник почти не сбавил скорость, когда копыта коня оказались на главном подъезде и стали размётывать гравий в растущие по обе стороны цветы. Он углублялся в классически упорядоченный пейзаж, ибо ни один создатель этого живописного вида не пытался уподобить Мирандолу природе. Среди царившего кругом покоя страсть к переменам жила лишь в громко стучавшем сердце всадника и в голове юной хозяйки шато, которая в это мгновение бодро шагала по паркетному полу своего салона на верхнем этаже.

Проскакав через мост над пустым рвом, всадник нетерпеливо огляделся, но не увидел никого во внутреннем дворе. Он резко остановил скакуна на мостовой, внимательно осмотрел ряды верхних окон и тут же заметил голубое платье и белые руки, которые уже открывали задвижки.

— Вивиан!

Его голос долетел до нее как раз в тот момент, когда она открыла створки и вышла на узкий балкон. Черные локоны обвили лицо, когда она наклонилась, чтобы посмотреть на него, а руки вцепились в ограду.

— В чем дело? В Луни что-нибудь стряслось?

— Все в порядке! Я привез тебе самые лучшие новости — они столь изумительны, что я всю дорогу повторял их про себя.

Он широко улыбнулся ей. Конь никак не мог устоять на месте, и его копыта звенели на булыжной мостовой.

Она с облегчением улыбнулась ему в ответ:

— Тогда выкладывай.

— Американцы сделали это! В прошлом месяце они решились и подписали Декларацию. Они учредили Соединенные Штаты!

Вивиан вскрикнула:

— Значит, все ее подписали? Как ты это узнал?

— От Лафайета — кто-то из Лондона прислал ему экземпляр Декларации. Он говорит, что Конгресс…

— Погоди! Я сейчас спущусь.

Через минуту она уже сбегала, держа подол платья высоко над лодыжками, по главной лестнице, занимавшей два пролета. К счастью, такое отсутствие манер имела право комментировать лишь ее двоюродная бабушка Онорина, которая как раз в этот момент дремала в своей комнате, расположенной в восточном крыле.

Спустившись вниз, Вивиан опустила подол и поправила кружева у кончиков плеч, однако не поправила волосы, обрамлявшие раскрасневшиеся щеки и горевшие глаза. Девушка остановилась в вестибюле.

Когда мажордом распахнул большие застекленные двери, Виктор де Луни передал ему перчатки и стек и приблизился к Вивиан. Он взял руку девушки и склонился над ней:

— Мадемуазель де Шерси.

— Месье де Луни, — произнесла она. — Какой приятный сюрприз. Тетя сейчас не может вас принять. Прошу вас, проходите в салон. — И, как обычно, тут же перешла с официального обращения на приятельское: — О боже, ты прискакал без шляпы. Что за спешка!

— Мне не терпелось быстрее сообщить тебе эту новость. — Он достал из нагрудного кармана охотничьей куртки два сложенных листа бумаги. — Я привез тебе письмо Лафайета.

— Спасибо, но давай оставим его на потом.

Она положила послание на секретер, стоявший у дверей, вошла в салон и повернулась к своему другу. Свет, проникавший сюда сквозь высокие окна, оживлял просторное помещение и выгодно оттенял сухощавое, сильное тело юноши, его искрящиеся карие глаза, здоровый цвет кожи, раскрасневшейся после стремительной езды.

— Я так рада, что ты сначала приехал ко мне! — сказала Вивиан. — Неужели все тринадцать колоний пришли к согласию?

— Да. Теперь это государство — Соединенные Штаты Америки. Сейчас ясно, что это значит: единый фронт в войне. Если Лафайет придет им на помощь, то он точно знает, на что идет. По крайней мере, у них общая цель.

— И чьи подписи стоят под Декларацией? Всех великих людей, о которых мы все время слышим? Бенджамина Франклина, Томаса Джефферсона?

— Да. Джефферсон составил этот документ, затем его рассматривал Конгресс. Формулировки просто замечательные. Вот увидишь. Некоторые фразы я уже выучил наизусть!

Девушка села в позолоченное кресло, стоявшее рядом с окнами, и жестом пригласила друга сесть напротив.

— Это все, что им необходимо. Декларация посеет страх в сердцах английских солдат. Теперь они находятся на американской земле как захватчики и, должно быть, ожидают, что их сбросят в море.

— Чем быстрее, тем лучше. Но ведь силы неравные.

— Эта Декларация все меняет! — решительно сказала Вивиан. — Она не прибавит американцам мушкетов, зато мир получил новое государство. И как знать, другие могут оказать Соединенным Штатам помощь. — Девушка помолчала и посмотрела в окно, из которого открывался вид на узкую террасу перед освещенной солнцем зеркальной гладью пруда. — Этим государством может оказаться Франция, — пробормотала она, тихо выразив их совместное желание.

— После этой Декларации Лафайет стал решительнее прежнего. Он говорит… — Увидев, что Вивиан смотрит в окно, Виктор умолк.

Однако ее мысли витали не столь далеко, как ему казалось, ибо она рассмеялась и повернулась к нему:

— Сегодня такой чудесный день, нечего сидеть взаперти. Идем, прогуляемся вместе.

Виктор сам открыл двери на террасу, ибо слуг поблизости не оказалось, и, преодолев три маленькие ступени, оба оказались на гравиевой дорожке.

— Где весь народ?

— Везде, — ответила Вивиан, махнув рукой, — мы с бабушкой велели им привести в порядок Мирандолу к возвращению Узурпатора. Конечно, если бы я узнала об этом раньше, то можно было бы лучше подготовиться.

— Как ты сказала, кто возвращается?

Она остановилась у зеркальной глади большого каменного бассейна, который тянулся до самого начала дорожки, окаймленной статуями, и коснулась пальцами воды.

— Слава богу, хоть сад выглядит прелестно. — Девушка посмотрела на кедры-близнецы, позади которых открывался вид на склон парка, окаймленную кустарником речку и раскинувшуюся за ней широкую долину. Раскидистые ветви деревьев тихо покачивались. — Скоро поднимется ветер, и жара спадет. Пойдем прямо к озеру.

— Хорошо. Что случилось? Тебя что-то беспокоит?

Шурша юбками по траве, Вивиан шла по лужайке к дорожке, начинавшейся у каштановой рощи на восточном склоне. Виктор подумал, что если бы он был таким же, как Лафайет, то начал бы приставать к ней с вопросами, не нужен ли ей платок, или зонтик, или более удобные туфли. Однако Вивиан обладала поразительной способностью верить в собственные силы и часто воспринимала так называемое джентльменское поведение как покушение на свои права.

— Я должна как можно лучше использовать сегодняшний и завтрашний день. Может случиться так, что они окажутся моими последними днями свободы на этой земле.

Виктор настороженно взглянул на нее. Его так и подмывало сказать, какие перед ней открылись перспективы: после смерти отца она заправляла в Мирандоле, и двоюродная бабушка, хотя и строгая, все же не была Горгоной.

— Вивиан, я не вижу, чтобы сейчас кто-то ограничивал твою свободу!

Она повернулась к нему, ее большие карие глаза сверкали, одной рукой она уперлась в узкую талию и подала красивые плечи немного назад, будто бросая юноше вызов.

— На этой неделе приезжает мой дядя — он даже не счел нужным уточнить, в какой именно день это произойдет. Надеюсь, что не раньше пятницы, ибо его письмо я получила только что. Все эти месяцы после смерти дорогого папы он называет себя графом де Мирандолой и явится сюда, чтобы завладеть имением.

— Странно. Мне казалось, что этого человека мы больше никогда не увидим. Даже когда его назвали наследником, мне и в голову не приходило, что он может в самом деле сюда вернуться. Сначала ведь так и было, правда? Он был ранен и лежал в канадской больнице.