— Что же тебя расстроило? У тебя что-то болит?
Луиза покачала головой и все никак не могла заговорить.
— Слава богу. Твоя мать так обеспокоена, она совсем напугала нас.
— О! Я не смогу сказать этого маме!
Вивиан устроилась удобнее на кровати и тихо попросила:
— Тогда скажи мне. И посмотрим, что можно сделать.
Луиза сняла чепчик и начала вертеть его в руках.
— Думаю, ты, наверно, почти догадываешься, что я, несмотря на твой добрый совет… не могла выбросить из головы барона де Ронсея. Я пыталась отвлечься, но у меня ничего не получилось. И чем больше он устраивал так, чтобы я осталась с ним наедине, тем больше запутывалась. — Она печально взглянула на Вивиан: — Не волнуйся — моя добродетель не пострадала, но моя жизнь лежит в развалинах. Два дня назад в одном доме я разговаривала с людьми, которые тебе не понравились бы, — я отправилась туда лишь в надежде увидеться с ним. Это были так называемые его друзья, а одна из дам, злобное существо, шепнула мне, что барон дрался на дуэли в то утро из-за одной женщины, что он ранен и скоро умрет.
Вивиан вздрогнула, а Луиза продолжила:
— Я чуть не упала в обморок. Дама заметила это и рассмеялась, но больше не стала ничего рассказывать. Я ушла, стараясь сохранить спокойствие, но когда мы вместе с мамой сели в экипаж, со мной случился приступ — я задыхалась и плакала. Мама не понимала, что происходит. Когда мы вернулись домой, мне удалось сделать вид, будто я пришла в себя, ибо могла думать лишь о том, что мне надо обязательно увидеть его.
— Ты хочешь сказать, что дуэль состоялась из-за тебя?
— Да нет же. Эта женщина дала мне ясно понять, что он спутался с какой-то певицей из Итальянской оперы, а другой джентльмен из-за нее вызвал его на дуэль. А мне все равно так хочется увидеть его! Мне невыносимо думать, что он лежит беспомощный и в нем угасает жизнь. Поэтому я придумала план. Я умолила маму вывезти меня подышать свежим воздухом. Когда мы пересекли реку, я сказала, что хочу посетить большой перчаточный магазин. Ты знаешь, он находится как раз напротив его дома. Мама отвлеклась на что-то, а я сказала, что загляну в соседний магазин и возьму с собой Беренис. Мама не возражала. На улице я велела Беренис подождать меня, сказав, что загляну к бедной подруге, общения с которой мама не одобряет, и отнесу ей немного денег. Беренис не должна ни словом обмолвиться об этом, а я долго не задержусь. Беренис хорошо поняла меня и пришла в восторг от моей благотворительности. — У нее задрожали губы. — Как легко обмануть некоторых людей!
— И никто не видел, как ты вошла в дом?
— Нет, я надела вуаль, которую хранила в кармане, и накинула на голову капюшон. Я вошла через кухню и серебром заплатила за то, чтобы меня провели к барону. Слуги так охотно выполнили мою просьбу, будто они все проделывают это не в первый раз. Даже моя элегантная одежда, видно, не удивила их и не помешала бросать на меня бесстыдные взгляды, однако деньги они взяли.
Она умолкла, но, видя озабоченное лицо Вивиан, продолжила:
— Представить трудно, как я могла быть столь нахальной. Когда лакей открыл дверь, я чуть не умерла от страха. Из меня никогда не получится настоящая интриганка — я сумела лишь вымолвить: «Месье де Ронсей», и он холодно взглянул на меня, приглашая войти. Стоило мне только переступить порог, как я услышала мужские голоса и пьяный смех. Я не могла понять, как можно вести себя так, когда дома лежит раненый барон. Лакей нахмурился, провел меня в небольшую гостевую и просил подождать. Он даже не спросил моего имени.
— Что говорит о том, в какого рода доме он работает, — сухо заметила Вивиан.
— Лакей вошел в большую комнату, и за той дверью снова раздался хохот. Я в испуге подумала, что мужчины сейчас ринутся ко мне, и укрылась в соседней комнате. И тут я услышала голос барона — он смеялся! В панели была щель, я заглянула в нее и увидела его — он растянулся на шезлонге с бокалом в руке. Его волосы были распущены, но, если не считать этого, он был прекрасно одет, казался свежим и полным здоровья. Барон велел остальным успокоиться, и лакей сообщил, что прибыла какая-то женщина и ждет его. Один из мужчин сказал: «Все же ты своего добился — спорю, это та самая итальянская дива». Все громко заговорили, но барон вскочил и велел им замолчать. Он мгновение стоял, не зная, что делать, затем сорвал с себя фрак и бросил его на пол, расстегнул кружева на шее и сбросил ботинки. Облокотившись на плечо лакея, он сказал остальным: «Ни звука до второго пришествия. Молчать, пока я не позволю вам говорить».
— Значит, он распустил слух об этой дуэли! И собирался встретить тебя вот так, считая, что ты…
— Да, — с горечью откликнулась Луиза, — считая, что я и есть потерявшая голову девка из оперы.
— Почему ты не ушла сразу?
— Я была вне себя от гнева. Никогда в своей жизни я так не злилась. Мне нужно было встретиться с ним, поэтому я быстро вернулась в гостевую. Я стояла в дальнем конце, когда барон вошел, всем телом опираясь на слугу и еле передвигая ноги. Он ухватился обеими руками за спинку кресла, отпустил слугу и притворно слабым голосом сказал: «Мадемуазель, я не могу принять вас должным образом. Друзья говорят, что я поправлюсь, но у меня совсем нет сил».
— Луиза, как это отвратительно! Ты уже дважды оказывалась в его власти. Разве ты этого не понимаешь?
— Барон внимательно глядел на меня, но я надеялась, что в вуали он меня не узнает. Он сказал: «Я подумал, что самой большой честью для меня будет либо убить, либо умереть за вас. Я даже не надеялся, что ангел, вдохновивший меня, так близко подойдет ко мне» — и протянул ко мне руку. Но он и меня называл «ангелом»! Это было уже слишком: я собралась покинуть комнату.
— Наконец-то!
— Однако барон преградил мне дорогу, обнял меня за талию и стянул капюшон с моего лица. Его ждало такое потрясение, что он выругался: «Черт подери — это вы!» Я пыталась изо всех сил вырваться, но он еще крепче прижал меня к себе и рукой крепко зажал мне рот. Он спросил, знает ли еще кто-нибудь, что я здесь, и я отрицательно покачала головой. «Маленькая идиотка, хочешь, чтобы меня и в самом деле убили?»
— Ты напугала его. Отлично!
— Он шипел на меня, выясняя, узнал ли меня кто-нибудь, когда я поднималась по лестнице. Затем велел немедленно уходить и умолял никому ничего не говорить и дать самому решить, где и когда мы будем встречаться.
— Боже милостивый, даже после того, как он обманул и оскорбил тебя, обошелся с тобой хуже, чем с уличной девкой, он смеет говорить о новых встречах!
— Я ответила, что с этого мгновения забуду о том, что он существует на белом свете. Ему было наплевать на мои чувства — ему не терпелось побыстрее выпроводить меня. Когда я снова скрыла лицо вуалью и надела капюшон, он, провожая меня к лестнице, пригрозил: «Скажете хоть одно слово обо мне — и все узнают о том, как вы вели себя сегодня».
— И ты невредимой покинула этот дом и вернулась к матери?
— Да. С тех пор я не могу прийти в себя. Мне становится дурно всякий раз, когда я думаю о происшедшем.
— Странно, но я ничего не слышала об этой дуэли, — удивилась Вивиан.
— Видишь, мы с тобой все узнаем последними, поэтому в тот же вечер я решила выйти из дома, хотя чувствовала себя скорее мертвой, чем живой, и узнать, о чем говорят люди. Кто-то действительно сказал, что барон де Ронсей поправляется и уже устраивает в своей спальне вечеринки для близких друзей. — Она состроила отчаянную гримасу и бросила свой чепчик на край стеганого покрывала. — Может быть, девицу из оперы уже пригласили, и она удостоилась более теплой встречи, чем я? Клянусь, я больше никуда не хочу идти и не желаю ни с кем встречаться. За исключением тебя. Ты единственный человек на этой земле, кто понимает меня.
— Луиза, ты не должна вот так прятаться от всех, — сказала Вивиан. — Он не посмеет распускать слухи.
— Ты права. Он слишком боится мужчин нашего семейства, чтобы сказать кому-то о том, как я скомпрометировала себя. Но если бы он сбил меня с ног, когда я его увидела, и то мне было бы не столь больно.