Джорди Риверс

Карерасы

Военное кладбище на севере Италии этим весенним утром выглядело безлюдным. Молодая зеленая трава пестрела ровными серыми прямоугольниками мемориальных плит. Под раскидистым дубом двое мужчин закапывали свежую могилу. Священник уже произнес речь и стоял сейчас рядом с Кэтрин. Та, не отрываясь, наблюдала за тем, как перемешанная с песком земля падала на крышку светлого букового гроба. Почему, когда закапывают любимых людей, не хочется пропустить ни мгновения, запечатлевая в своей памяти все до единого моменты? Потому что вы еще находитесь в одном мире, и толща земли не разделяет вас навсегда? Будто этим можно кого-нибудь удержать.

Компанией молодой женщины на похоронах мужа являлись двое могильщиков и священник, своим темным скромным одеянием будто предсказывающий ей будущее. Скудная компания. Но Кэтрин была рада этим людям. Выбирать не приходилось. Друзья, родные, или даже знакомые у четы Карерас отсутствовали. И Кэтрин уже в который раз пожалела об этом. Ей, конечно, нравилась их с Анхелем кочевая жизнь. Они останавливались в милом отельчике какого-нибудь неприметного европейского городишки. Обживали, сначала свой номер, потом улицу и окрестности, затем город. И когда уже место становилось родным, двигались дальше. Анхель говорил, что отец оставил ему немалое наследство после смерти, и денег им хватит до конца жизни.

Кэтрин обладала прекрасной интуицией. И вот уже несколько месяцев та твердила ей, что конец этой жизни близок. Чувство было преотвратным. Таким, перед которым свою беспомощность обнажают самые стойкие оптимистические убеждения. Потому что от себя не убежишь. Убежать вообще сложно от чего бы то ни было. Гораздо правильнее развернуться и встретить опасность лицом к лицу. Кэтрин обязательно учтет это на будущее.

Если оно у нее появится.

А сейчас она стояла на кладбище совершенно потерянная и убитая горем. Оглушенная им. Черты ее красивого лица потеряли свою дерзкую насмешливую резкость, стерлись в непрекращающихся рыданиях. Глаза опухли и покраснели. А слезы все не прекращали бежать по воспаленным от частых промоканий платком щекам.

То неведомое, отчего они с Анхелем пытались убежать, настигло их. И точным выстрелом в сердце мужа положило конец прекрасному, беззаботному, полному любви существованию. Их бегству.

Кэтрин не заметила, как священник ушел. Возможно, он даже попрощался. Не заметила молодая женщина, как и двое могильщиков оставили ее.

Весь недолгий процесс завершила плоская плита из серого камня. Имя. Даты. Несколько слов. Все.

Одиночество также гналось за ними с самого начала их с Анхелем семейной жизни. Отставало на пару недель. Кэтрин всегда чувствовала его неспешное размеренное дыхание в спину. Поэтому спешили именно они с Анхелем. Все успеть. Везде побывать. И они немало успели.

Кэтрин глубоко и прерывисто вздохнула. Она не имела ни малейшего понятия о том, что будет делать дальше. Не имела ни малейшего понятия даже о том, как она сможет заставить себя уйти с кладбища. Уйти оттуда, где лежал Анхель. Ее смелый, веселый, вечно тянущий ее за руку вверх по выложенной булыжником кривой улочке, Анхель.

Рядом кто-то сдержанно кашлянул. Кэтрин не сразу поняла, что звук предназначался ей, а поняв, медленно подняла голову. Ее лицо не выразило ни единой эмоции, кроме тех, что уже третьи сутки были начертаны на нем тяжелой скорбью. Мужчина, возникший из ниоткуда, кивнул головой, будто именной такой реакции ожидал, и произнес:

– Меня зовут Джон Хантер. Я представитель семьи Карерас. И здесь, чтобы доставить Вас в Испанию, где родные мужа ожидают Вашего прибытия.

Тон его был сухим. Господин Хантер старательно сдерживал пренебрежение, готовое вот-вот отобразиться на его широком высокомерном лице.

Кэтрин смотрела сквозь него, едва ли слыша его слова.

– Родные Анхеля ждут Вас. Вы должны следовать за мной.

– У Анхеля не было семьи, – наконец, ответила Кэтрин.

– Была, – настаивал Хантер. – И вы поедете со мной, потому что у нас тело Анхеля.

– Что Вы имеете ввиду?

– Похороны пройдут завтра, как только Вы ступите на порог дома Карерасов в Фосе.

Выражение полного безразличия к судьбе Кэтрин, неведомым образом органично сочетающееся со следами брезгливости к ней самой, все же действовали убедительно. Кэтрин поверила Хантеру. Не совсем поняла, о чем шла речь, но поверила.

– Кто же тогда здесь?

– Восковая фигура. Подмена была произведена в последний момент.

Мужчина указал рукой в сторону стоящего вдалеке автомобиля. Рука его была краснокожая. Из-под белоснежной манжеты выглядывали белесые густые волосы.

– Прошу в лимузин.

Кэтрин проследила взглядом его жест.

Она поедет с Хантером. Потому что это единственная ниточка, связующая ее с жизнью. Других вариантов развития событий у нее не было. Ее никто не ждал. Она ни к кому не рвалась. Поэтому она поедет с Хантером. За телом своего мужа. Это то, что она должна была сделать. Похоронить его. Еще раз.

– Дайте мне минуту проститься, – попросила она Хантера.

– С кем? – искренне удивился он.

Это было не его дело, но Кэтрин все же ответила:

– Со всем, что было до.

***

– Это была плохая идея! Повторюсь еще раз!

Ранним утром семья Карерасов сосредоточилась за овальным столом в кабинете для совещаний. Опущенные жалюзи скрывали бьющий в окна яркий солнечный свет, позволяя собравшимся смотреть друг другу в глаза. И каждый из Карерасов во всю этим пользовался, буравя собеседника взглядом. Во главе стола сидела красивая молодая женщина. Ее спокойная, чуть расслабленная поза, внимательный цепкий взгляд наблюдателя, сомкнутые кончиками пальцев руки, говорили о том, что она уже приняла решение. Но некоторые все же не могли не выразить своего недовольства.

Больше других говорил молодой мужчина. Черноволосый, с апломбом собственного превосходства.

– Очень плохая! – повторил он, закидывая ногу на ногу таким образом, что в горизонтальной плоскости его колено, щиколотка и бедро образовывали треугольник.

– Диего, мы слышали твое мнение, дай высказаться остальным, – остановила его Райан.

Голос ее звучал устало. Поведение младшего из Карерасов всегда утомляло молодую женщину. А ведь еще только утро.

– Зачем, Райан? Чтобы ты в который раз сделала по-своему? – еще более возмущенным тоном спросил Диего, вскакивая со стула.

– Мама? – спросила Райан, обращаясь к сидящей за столом слева от нее чудаковатого вида пожилой женщине с большой кудрявой собакой на руках, оставив, таким образом, вопрос Диего без ответа. Но на риторические вопросы ответов и не требуется, так ведь?

Женщина подняла на дочь большие необыкновенного бирюзового цвета глаза. В них как всегда читалось предельное удивление. Как будто она вошла в комнату позже всех, и теперь не совсем понимает, о чем речь.

– Я поддержу любое твое решение, дочка. Это в том числе.

При всей оторванности от общей канвы событий женщина, привыкшая к уважению всех своих детей и послушанию большинства из них, произносила слова степенно, зная, что к ней прислушаются.

Диего досадливо отвернулся к окну. Вынув руку из карманов, он нетерпеливо оттянул вниз узкую горизонтальную полосу жалюзи, чтобы посмотреть на улицу. Луч света тут же ударил ему в глаза, и он зажмурился.

– Это решение может быть очень опрометчивым для всех нас, – вступил в разговор другой мужчина.

Ему было лет тридцать на вид. Также черноволосый и кареглазый, как и Диего, он являл собою полную противоположность импульсивному Карерасу. Райан пасмурно посмотрела на Сета Станнера. Оставить без внимания позицию зятя представлялось куда более сложным, нежели игнорировать высказывания младшего брата.

– Сет, меньше всего я хочу спорить с тобой.

Диего хмыкнул при этих словах. Меган не сдержала довольной улыбки. Ей очень льстило, что Райан прислушивалась к ее мужу. Потому что после смерти их отца, Карлоса, Райан взяла управление жизнью семьи в свои руки. И решения принимались ею практически в единоличном порядке.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: