Кэт. Только покороче. Мне некогда. (В сторону.) Он, кажется, начинает понимать свою ошибку. Но еще рано полностью выводить его из заблуждения.

Марло. Прошу тебя, малютка, ответь мне на один вопрос. Кто ты такая и что ты делаешь в этом доме?

Кэт. Я родственница хозяев, сэр.

Марло. Как, бедная родственница?

Кэт. Да, сэр; бедная родственница, которая хранит все ключи и следит, чтобы гости не нуждались ни в чем из того, что она может им предоставить.

Марло. Стало быть, ты на роли буфетчицы в этой гостинице?

Кэт. Гостинице?!. Вот те на!.. Да что вас навело на эту мысль? Одно из почтеннейших семейств в графстве содержит гостиницу… Ха-ха-ха! Дом старого мистера Хардкасла — гостиница!

Марло. Дом мистера Хардкасла? Это дом мистера Хардкасла, малютка?

Кэт. Разумеется. А чей же еще?

Марло. Ну вот, все кончено; я был бессовестно обманут. Будь проклята моя глупая голова! Ведь надо мной станет смеяться весь Лондон! Карикатуры на меня будут выставлены во всех книжных лавках! «Dullissimo Maccaroni»! Принять за гостиницу именно этот дом и старого друга моего отца — за ее содержателя! Каким же бесстыдным щенком должен он почитать меня! Каким глупым щенком я кажусь самому себе! Не сойти мне с этого места, дорогая, если я не принял вас за буфетчицу!

Кэт. Боже мой! Боже мой! Надеюсь, в моем поведении не было ничего, что поставило бы меня вровень с подобными женщинами?

Марло. Ничего, дорогая моя, ничего. Но мне суждено было совершать один промах за другим, и по отношению к вам это тоже было неизбежно! Я все видел не так, как надобно, из-за своей глупости. Ваше усердие я принял за самонадеянность, а ваше простодушие за кокетство. Но теперь — конец всему, больше я в этом доме не покажусь.

Кэт. Надеюсь, сэр, что я ничем вам не досадила. Право, мне было бы жаль обидеть джентльмена, который был так обходителен и наговорил мне столько любезностей. Я очень сожалела бы (делает вид, что плачет), если б он оставил этот дом из-за меня. Мне было бы тяжко. Ведь у меня нет никакого состояния, кроме моего доброго имени.

Марло. (в сторону). Клянусь небом, она плачет! Это первый знак нежности, когда-либо выказанный мне скромной женщиной, и он меня трогает! (К мисс Хардкасл.) Простите меня, моя прелесть; вы — единственный член семьи, с которым я расстаюсь неохотно. Но сказать вам по правде, различие между нашим происхождением, состоянием и воспитанием делает невозможным почетный союз между нами; а я и в мыслях не могу позволить себе соблазнить невинное создание, доверившееся моей чести, навлечь позор на ту, чьей, единственной виной было ее необычное очарование!

Кэт. (в сторону). Великодушный человек! Я начинаю восхищаться им. (К Марло.) Ведь мой род не хуже рода мистера Хардкасла; допустим, я бедна, но тот, кто довольствуется тем, что имеет, не сочтет бедность несчастьем. До этой минуты я никогда не думала, как плохо не иметь состояния.

Марло. А почему же это плохо, милое дитя?

Кэт. Потому что это отдаляет меня от того, кому бы я отдала хоть тысячу фунтов, если б я их имела.

Марло (в сторону). Ее простодушие околдовало меня. Если я останусь, я погиб. Надо сделать над собой усилие и расстаться с ней. (К Кэт.) Ваше расположение ко мне, дорогая, весьма меня трогает, и если б я мог жить так, как мне хочется, мой выбор был бы сделан без всяких затруднений. Ho я слишком зависим от мнения света и родительской власти и посему… мне трудно говорить… столь я огорчен… Прощайте. (Уходит.)

Кэт. Я не подозревала и половины его достоинств. Он не уедет, если у меня хватит сил или уменья удержать его. Я по-прежнему буду играть роль до которой я унизила себя, чтобы победить, но зато открою все отцу, который, быть может, насмешкой вынудит его отказаться от принятого решения. (Уходит.)

Входят Тони и мисс Нэвилл.

Тони. Да уж, в следующий раз крадите для себя сами! Я свое дело сделал. Что верно, то верно, драгоценности опять у нее, но она полагает, что это все напутали слуги.

Мисс Нэвилл. Но, дорогой кузен, неужто вы оставите нас в такой беде? Если тетушка заподозрит, что я собираюсь бежать, меня, несомненно, посадят под замок или отошлют к тетке Педигри, а это в десять раз хуже.

Тони. Еще бы, всякая тетка — чертовски скверная штука. Но что я могу поделать? Я достал вам пару лошадей, которые помчатся как на скачках; и уж вы никак не можете сказать, что я не любезничал с вами премило на глазах у матушки. Вот она идет; придется нам еще немножко понежничать, не то она нас заподозрит. (Отходят в сторону и делают вид, что нежно беседуют между собой.)

Входит миссис Хардкасл.

Миссис Хардкасл. Однако ж я изрядно поволновалась. Но мой сын говорит, что все это напутали слуги. И тем не менее я не успокоюсь, покуда они не поженятся; вот тогда я ей отдам ее состояние. Но что это? Милуются, клянусь жизнью! Никогда я еще не видывала Тони таким веселым. А-а, я вас вспугнула, мои голубки? Как! Воркуют, переглядываются, перешептываются? Ах!

Тони. Что до шепота, матушка, мы, конечно, ворчим иногда, самую малость. Но сказать, что мы так уж любим друг друга — нельзя.

Миссис Хардкасл. Милые бранятся — только тешатся, Тони.

Мисс Нэвилл. Кузен Тони обещает почаще оставаться с нами дома. Он больше не будет убегать от нас. Не будете, кузен Тони, правда?

Тони. Экая красотка! Нет, я скорее оставлю свою лошадь одну на водопое, чем вас, когда вы так мило улыбаетесь. Ваш смех так украшает вас!

Мисс Нэвилл. Миленький кузен! Как не восхищаться этим природным юмором, этим славным, широким, красным, бездумным… (похлопала его по щеке)…ах, какое мужественное лицо!

Миссис Хардкасл. Прелестная невинность!

Тони. Да уж, мне всегда нравились карие глазки кузины Кон и ее хорошенькие, похожие на коклюшки, длинные пальчики, которые так и бегают взад и вперед по фортепьянам!

Миссис Хардкасл. Ах, он так сладкоречив, что манит птичку с дерева! Никогда я еще не была столь счастлива. Мой сынок весь в отца, бедного мистера Ламкина, ну точь-в-точь. Драгоценности, дорогая Кон, немедля будут твоими. Ты их получишь. Разве он не чудный мальчик, милочка? Завтра вы поженитесь, и мы отложим его дальнейшее образование, как проповеди доктора Драузи, до более подходящего случая.

Входит Диггори.

Диггори. Где сквайр? У меня письмо для вашей чести.

Тони. Дай его матушке. Она всегда первая читает мои письма.

Диггори. Мне было приказано отдать вам его в собственные руки.

Тони. От кого оно?

Диггори. Пусть ваша честь спросит об этом само письмо.

Тони. Однако ж мне бы хотелось знать. (Вертит письмо в руках и разглядывает его.)

Мисс Нэвилл. Все пропало! Все пропало! Это письмо от Хэстингса. Мне знаком его почерк. Если тетушка прочтет его, мы погибли. Постараюсь отвлечь ее немного, если удастся. (К миссис Хардкасл.) Я не говорила вам, мэдэм, как остроумно ответил сейчас кузен мистеру Марло? Мы так смеялись… Позвольте мне рассказать вам, мэдэм… Отойдемте немного в сторону, он не должен нас слышать. (Они беседуют в стороне.)

Тони (все еще разглядывая письмо). Ну что за чертовы закорючки, в жизни таких не видал. Вот печатные буквы я отлично могу прочесть. Но здесь этакие завитушки и хвостики и черточки, не разберешь, где начало, где конец. «Антони Ламкину, эсквайру». Странно, снаружи я свободно читаю письма, там, где стоит мое имя. А когда распечатаю — сплошная неразбериха. Обидно, очень обидно; ведь внутри-то самые сливки.

Миссис Хардкасл. Ха-ха-ха! Отменно, отменно! Итак, мой мальчик оказался слишком крепким орешком для философа.