Она не задумывалась, что на какое-то время превратилась в монстра, когда напала на него.

- Безусловно! - Маркус развел руками, подтверждая собственную несостоятельность. - И все же почему бы вам не выпить его крови, согласившись остаться с ним навеки, чтобы мы в последствии могли свободно заняться освобождением Темпла и урезонить орден "Серебряной пальмы"?

Он был твердым и решительным и безусловно правым.

- Вы всегда настолько искренни в своих высказываниях?

- Нет. Но я видел достаточно крови, что считаю нелепым пускаться в политесы. В течении последнего месяца у меня не выдалось ни одной спокойной ночи, и я вынужден признать, что в этом мире существует реальное зло. Боюсь, это подпортило мои манеры.

Марика усмехнулась ему, думая о своем.

- Вы мне нравитесь.

Это казалось, обескуражило его.

- Если бы у меня не было необходимости беспокоиться, что вы убьете меня, вы бы мне тоже нравились.

Он указал на дверь торцом винтовки.

- Пойду, скажу другим, что вы проснулись.

Когда он вышел, Марика откинула одеяло и спустила ноги на пол. Она была еще достаточно слаба, но более похожа на себя. К сожалению, на ней была все та же одежда, что и в день нападения.

Бишоп не был в состоянии переодеть ее, А Маркус с Монинеуксом не отважились на подобное. Она их и не осуждала. Ей было странно, что Маркус вообще согласился сидеть возле ее пастели, не важно вооруженный или нет.

Высохшая кровь покрыла коростой ее рубашку, от нее несло потом и застарелой болезнью. Ее коса была спутана, кожа головы зудела. Ей нужно было в ванну. Просто необходимо.

Она не успела, на полпути дверь в комнату распахнулась, и вошел Бишоп.

Увидав его, у нее перехватило дыхание. У него был усталый вид, волосы взъерошены, но он жив и прекрасен.

- Что ты собираешься делать? - Спросил он привычным тоном, опустив коричневую бутылку на столик. Словно ничего и не произошло, словно она и не пыталась убить его.

Марика неожиданно разрыдалась. Она не имела подобной привычки, но после встречи с Бишопом, она делала это все чаще и чаще. Он тут же обнял ее, поглаживая по спине.

- Шшш... Все в порядке, любимая.

- Я так счастлива, видеть тебя, - ответила она, всхлипывая на его груди. - Я так сожалею, что причинила себе боль.

Его теплые надежные руки обняли ее за плечи, ненадолго отстраняя от него. Она вытерла слезы и встретилась с ним взглядом.

- Если бы я потерял тебя, это причинило бы мне боль по-серьезнее, - произнес он и, взгляд его золотисто-зеленых глаз был полон любви настолько, что было трудно выдержать. - Не спорь со мной Марика. Тебе нужна еще порция моей крови для полного выздоровления, и ты сделаешь это.

Она кивнула, вспоминая беседу с Маркусом Греем.

- Я не буду спорить с тобой, Бишоп. Я боюсь снова навредить тебе, но я выполню то, что ты считаешь нужным.

Его темные брови взметнулись в удивлении.

- Выполнишь?

- Выполню. Я не хочу, чтобы тебе пришлось убивать меня, когда я превращусь в Носферату. Я хочу жить - жить с тобой. Я люблю тебя.

На его лице отразилось странное выражение. Дорого бы отдала Марика, чтобы понять, о чем он думал в тот момент.

- Жить. Для меня?

- Для тебя.

Она прикоснулась к его щеке и провела кончиками пальцев, вниз до самой шеки, где размытыми розовыми пятнами сияли доказательства ее насилия над ним. Если бы ни это, ни осталось бы и следа того, что она чуть не убила его.

- С тобой. Ради тебя. Ты примешь меня?

Его ответом был поцелуй - долгий сладкий поцелуй от души к душе, заставляющий ее желать большего.

- Ты станешь моей, - выдохнул он, оторвав от нее губы. - Во всех смыслах этого слова.

Он был таким же усталым и грязным, как и она, но его тело трепетало от предстоящих возможностей. Она же чуть его не убила, как она теперь могла мечтать соединиться с ним?

- Можно, я помоюсь сперва? - Спросила она.

Улыбаясь, Бишоп выпустил ее.

- Конечно. Мне нужно питаться, или Молинеукс будет ворчать. Но сперва... - Он вручил ей бутылку, которую принес с собой.

- Выпей это, пока я налью тебе ванну.

- Что это?

- Кровь. Я доверяю тебе, но лучше подстраховаться, и немного перекусить перед сегодняшним вечером.

***

Бутылка покоилась между коленей, лежащей в ванне Марики, терпеливо ожидая, когда ее откупорят и выпьют.

Ей просто нужно было открыть, поднести к губам и выпить это. Если она сделает это, то будет способна спокойно относиться к тому, что Бишоп предложит ей собственную кровь, и ей не нужно будет волноваться, что она причинит ему вред. Это приближало ее к тому, чтобы стать вампиром, чего она никогда не собиралась делать.

Бишоп сказал, что будет проще, если она подогреет ее. Он предложил ей представить, что это было выдержанное вино.

Ее вовсе не беспокоила, что это была кровь. Она испытывала жажду и пила уже ее раньше. А после противной сущности Армитэджа, это вообще не составляло труда. И как ни странно она не колебалась, становиться ли ей вампиром. Это особо не изменит ее, как она теперь уже знала.

Она бы стала просто более быстрой и выносливой, чтобы сражаться рядом с Бишопом. Она не постареет и не умрет, если ее не убьют, конечно. Ее не беспокоило, что у нее не будет детей, если вампиры не склонны к воспроизводству.

Это было еще одной вещью, о которой она не знала. Она не задумывалась о материнстве на протяжении многих лет. Тогда ей не хотелось передавать по наследству испорченную кровь. А теперь у нее существовали более важные вещи: например как они с Бишопом будут бороться с орденом "Серебряной пальмы"

Нет, кровь в бутылке ее вовсе не беспокоила. Ее беспокоило нечто иное. Кровь являлась жизнью - своеобразным подарком. Когда вампир питался человеческой кровью, он словно бы соединялся с сутью этого человека. Это являлось, очень личным, даже интимным. Момент деликатности и доверия, когда тебе доверяют чью-то жизнь. В бутылке всего этого не было.

Она не знала, чья кровь находится в бутылке, и однажды, глотнувши разрушительную суть, несколько колебалась, прежде чем отхлебнуть теперь.

Однако, если это убережет ее от того, чтобы причинить вред Бишопу, она и не видела смысла откладывать это дальше. Бишоп сам передал ей это, следовательно, он доверял этому исходнику, которым пользовался сам.

Марика достала бутылку из воды откупорила и выпила ее содержимое залпом.

Приятное тепло наполнило ее, растекаясь к конечностям. Пальцы ее слегка покалывало, ум казался более острым и ясным.

- Не так уж и плохо, не так ли?

Она повернула голову и увидела вошедшего в ванну Бишопа. Выражение его лица вселяло надежду. Как долго он наблюдает за ней?

- Проще, чем я ожидала - ответила она.

Он взял у нее пустую бутылку.

- Рад слышать это. Подай мочалку, я потру тебе спину.

Она подала, и он намылил ей спину сладким сандаловым мылом. Оно казалось теплым, когда скользило по ее коже, и его аромат расслаблял, также как и его прикосновение.

- Как себя чувствуешь? - Спросил он, сопровождая перемещение мочалки легкими массажными движениями.

Марика сделала глубокий вдох, когда он сполоснул с нее мыло.

- Взволнованной. Неуклюжей.

Он поцеловал ее во влажное плечо.

- Когда закончишь с ванной, приходи ко мне в спальню.

Возможно, в его предложении и не было ничего чувственного, но тело Марики восприняло его именно так. После того, как он покинул спальню, она быстро закруглилась и отжала с волос воду. Несколько минут спустя, высушив полотенцем волосы, она уже шагала по направлению к его спальни в тонком халате.

Все же предложение Бишопа носило сексуальный характер. Он ждал ее в центре комнаты, блики, отбрасываемые пылающим камином, играли на его обнаженной коже, он был прекрасен. Одного его вида было вполне достаточно, чтобы у нее пересохло во рту, словно вся влага в организме стремительно переместилась значительно ниже.