«Грамота каждому нужна», — говорили крестьяне села Волова и благодарили устроителей «воскресных школ». Редкие случаи насмешек со стороны молодых парней, какими иногда встречали идущих из школы невест, смущавшие учениц, прекратились вместе с успехами девушек в чтении и других науках…

«Крестьяне более всего убеждаются в правоте не рассуждениями, а живыми примерами из действительной, окружающей жизни, — писал заведующий Непрядвенской воскресной школой Н. Глаголев, — только этим можно объяснить факт, что во вновь открытую школу поступило для обучения только 25 девиц, или 1/8 часть всех взрослых неграмотных девушек Непрядвы… Как оказалось после, некоторые крестьяне не вполне осознали пользу учения своих дочерей и ждали — какие благие плоды принесут те, можно сказать, «героини», решившиеся, вопреки установившемуся обычаю, учиться грамоте, уже будучи взрослыми»…

Все же предубеждение крестьян обучению грамоте взрослых девушек можно считать разрушенным. Нечего и говорить, что сами «героини» всюду относились к школе с увлечением и любовью.

Более подробные сведения об указанных воскресных школах помещены в «Докладе Богородицкой уездной земской управы о доставлении всему населению уезда общедоступного начального образования и отчете о воскресных школах».

В Ярославле, на Большой Ярославской мануфактуре, несколько лет назад возникло учреждение, слабое и неустойчивое, выросшее из случайностей, но которое следовало бы отметить как светлый симптом настоящего и, может быть, симпатичный образец для будущего.

Возле фабрики, в том предместье, где живет многотысячное рабочее население, стоит старинная Предтеченская церковь. Настоятелем при ней находится отец Федор Успенский, обладающий большой энергией. Его духовную паству составляет фабричный люд, с которым он проводит всю свою повседневную жизнь.

Как-то случайно несколько взрослых фабричных девушек обратились к отцу Федору с просьбой позаниматься с ними Законом Божьим, так как они не только забыли то, что учили в школе, но плохо помнят даже грамоту.

Начались уроки в свободные от фабричной работы часы, причем девушки выказали столько охоты и прилежания, что приезжавший на занятия Ярославский архиерей отметил, через год обучения, их знания лучше приходских учеников…

Но не только изучение Закона Божия оказалось важным в этом начинании.

Дружба, возникшая среди добровольных учениц, не могла заглохнуть и с окончанием лекций. Простые фабричные работницы захотели образовать «братство» с целью взаимной нравственной поддержки, лучшего устройства своей жизни, с тем, чтобы иметь возможность сообща оказывать помощь там, где один человек бессилен.

Среди однообразного, одурманивающего фабричного труда, ужасов пьянства и разгула, где жертвами становятся дети и более слабые женщины, это «женское братство» выросло странным цветком, внесшим благоухание доброй женской души туда, где так нужна и благотворна всякая помощь. Это «братство» хлопотало о том, чтобы получить официальное название «миссии фабричных сестер милосердия», но духовные власти нашли в слове «миссия» что-то сектантское и дали ему какое-то другое название.

Бедные работницы мануфактуры, уделяя крохи от своего малого заработка, наняли сообща квартирку, куда поместили маленьких детей, взятых от пьянствующих матерей. Они сами ухаживали за детьми, устроили поочередное дежурство, и вскоре присоединили к этому приюту ясли, куда фабричные женщины в часы своей работы стали отдавать детей…

Узнав об инициативе работниц, посторонние люди начали принимать участие в жизни этого небывалого учреждения. Первоначальная малая квартира обратилась потом в отдельный двухэтажный домик, очень чисто и аккуратно содержимый.

«Фабричные сестры» воспитывают покинутых детей и делают, что могут, дабы спасти своих подруг — колеблющихся и ступающих на наклонную плоскость. Сам факт возникновения «фабричных сестер милосердия» имеет некоторое значение. У нас так много говорят о разлагающем влиянии, вносимом фабрикой в окружающее ее рабочее население, что проявление в той же среде элементов отпора и нравственной стойкости должно быть очень важно. Следовало бы и на других фабриках лелеять возрастание подобного рода «братств» и «миссий». Хотя искусственным путем трудно создать такое учреждение и ожидать от него жизненности.

На одном из воскресных собраний — «собеседований» фабричных работниц мне удалось присутствовать. Проводил его худой, сутулый, сгорбленный настоятель Федор Успенский, сидя за маленьким столом в классной комнате приюта. На партах, тесно прижавшись друг к другу, сидело множество старых и молодых бледных фабричных женщин, с лицами в резких морщинах, изможденных детьми и работой в фабричных камерах, насыщенных пылью от хлопков ваты, под неумолчный грохот машин и станков. Лица молодых девушек, сутуловатых, преждевременно состарившихся в монотонной работе, тоже были усталые, серые. Только у маленьких приютских детей, ползавших по полу, сидевших на коленях у женщин, передававшихся ими с рук на руки, были свежие, румяные лица.

Когда священник закончил чтение отрывка из Евангелия, начался перекрестный разговор по поводу разных неурядиц, происшедших в некоторых фабричных семьях:

— Ну, что Симониха?

— Да все убивается. «Ен» приходит домой, шумит, все на пол бросает!

Мы Симонихе говорили, потерпи, дескать, лаской обойдись с «Ним». Вы бы, батюшка, «Его» успокоили…

— У Харитоновны мальчишка расхворался, помочь бы надо.

— А Лукина загуляла. На работу не ходит, детей своих забросила.

Ребятишки по улице бегают голодные, чумазые, надо бы их в приют поместить…

«Фабричные сестры» совместно обсуждали меры, какие надо бы проделать: с кем поговорить, за кого попросить перед «Конторой» фабрики, у кого подежурить, и тому подобное.

Русь еще не оскудела людьми, занятыми созидательной работой, которые, как пчелы, строят одну ячейку за другой в громадном улье нашей народной жизни. Эти «созидатели» отыскивают и поддерживают прочные и здоровые основы народной жизни, которые никому не удастся расшатать до тех пор, пока будет стоять русское государство.

И те люди, которые смиренно работают, веря в свои идеалы, заслуживают большего общественного внимания, так как они оставляют заветы будущего и передают свет новым поколениям, при которых тем придется жить и работать.

«Созидатели» при жизни никогда не пользуются ни поклонением, ни шумным успехом, но это — общая участь всех искренних и плодотворных деятелей, заботящихся о чужом, а не личном благе и поэтому оставивших попечение о собственной рекламе и личных выгодах.

Одним из самых замечательных современных русских деятелей, знатоков всей глубины русской жизни народной и «учителей века», является профессор и сельский учитель — Сергей Александрович Рачинский[20].

Племянник поэта Боратынского, друг первых славянофилов и преемник их по своим убеждениям и деятельности, С. А. Рачинский принадлежит по рождению к стародворянской части русского общества. После обширной научной подготовки в России и за границей он был 9 лет профессором ботаники в Московском Университете.

Приезжая в свободное время в свое родовое Татево (Бельского уезда Смоленской губернии), Рачинский заинтересовался народной школой в своем имении. Первым же его наблюдением было то, что народная школа страдает некоторым коренным недостатком, который состоит в чем-то более важном, чем неудовлетворительные приемы преподавания. Рачинский бросил университетскую деятельность, оставил все привычки и городские удобства и переселился в школьный дом, начав жить одною жизнью с учащимися крестьянскими детьми.

Рассказывали, как достоверный факт, что местное училищное начальство не разрешало Рачинскому преподавать, за неимением соответствующего диплома, и поэтому бывший профессор университета ездил в уездный город и держал экзамен на звание школьного учителя!