«Что может быть чище любви одного человека к другому человеку? Только любовь одного человека к ребенку. Своему ребенку».

О да, она замахнулась и на это. Под ту музыку, что она слушала, раздумывая над этим и над своим детством, в частности, можно замахнуться и не на такое. Горький кофе – ее неизменный спутник в подобных мероприятиях – не добавляет суждениям снисходительности.

Она знает, что все, что она скажет или напишет, будет использовано против нее. Совсем скоро в руках братии профессоров-психологов-психотерапевтов окажутся неопровержимые доказательства ее небеспристрастности, улики, изобличающие необратимые повреждения ее психики, проливающие свет на побудительные причины ее безнадежно расстроенного сознания. На первый взгляд может показаться, что давать оружие убийце – самоубийство. Но ради того, чтобы подразнить своих инквизиторов, ради того, чтобы иметь возможность понаблюдать за деятельностью их воспаленных полушарий и предстательных желез, она готова заплатить эту цену.

«Не хочется ворошить все это, но, как видно, придется».

Материнская любовь. Она всегда предполагала здесь наличие скрытого подвоха. Поиски заняли более двадцати лет. А до этого, все это время, она винила саму себя.

За то, что она такая, какая она есть.

Вас когда-нибудь провожали в длительную поездку с отцом словами: «Если забеременеешь – ты знаешь, что делать», – подразумевая под этим, что потенциальным спермодателем для вашего потенциального ребенка будет являться ваш отец? Как бы вы отреагировали, если бы такое напутствие дала вам ваша собственная мать? Как бы вы отреагировали, если бы вам в то время было девятнадцать лет? Если бы вы были девушкой?

Ей хотелось ударить ее. Ей хотелось сделать ей больно. Так же больно. Еще больнее…

Она ничего не сделала.

Она поняла, что мать ревнует к отцу не ее тело и не ее молодость; что ревнует она не к его постели, а к его уважению.

Проблема заключалась в том, что мать этого не понимала.

Наверняка в загашнике каждого из нас есть пара-тройка подобных историй. Она не намеревается их сравнивать. Для кого-то необоснованное обвинение в инцесте – предел, после которого невозможны ни доверие, ни почитание, ни нежность, ни что-то более теплое; для другого это не предел.

Еще со времен ее детства все постоянно отмечали, что они совсем не похожи – мать, всегда проявляющая участие, всегда отзывчивая, с открытым, приветливым взглядом широко распахнутых голубых глаз и располагающей улыбкой, и дочь – смуглая, кареглазая, нелюдимая, замкнутая, «сумрачная». Про первую всегда говорили, что она очень, ОЧЕНЬ хороший человек. Про дочь вы знаете. Дочь была ее полной противоположностью.

И ее мать действительно не была каким-то извергом. Если она и была лицемеркой, то так, будто не осознавала этого. Наверно, так оно и было. Она могла полчаса болтать с кем-то по телефону, с интересом о чем-то расспрашивать собеседницу, сопереживать, радоваться ее успехам, восхищаться ее находчивостью, смеяться над ее шутками, даже спрашивать ее авторитетного мнения по какому-либо вопросу, а положив трубку, с той же улыбкой назвать ее «сукой-блядью-проституткой» и вернуться к прерванному приготовлению обеда.

Ее матери постоянно передавали и до сих пор передают приветы. Дочь обычно принимает эти теплые слова со смущением. Потому что знает, как окрестили их адресатов «за глаза». Озвучивая эти пожелания доброго здравия, счастья и благополучия матери, она следит за выражением ее лица и не читает в нем ни неудобства, ни стыда, ни тем более раскаяния.

Ее мать всегда считала и продолжает считать себя униженной и оскорбленной. В семейных ссорах неизбежно упоминается то, что муж искалечил всю ее жизнь. Что он подчинил себе дочь, превратил ее в неудачницу и настроил ее против матери. Во время семейных ссор в заключение мама иногда начинает тихо плакать и повторять, что больше не будет им (то есть отцу и дочери) мешать. Нет, она не какая-то неврастеничка. Она всего лишь мученица, которая стойко переносит свои испытания.

Когда родители разводились в первый раз, семилетней девочке казалось, что весь мир перевернулся и все уже никогда не будет хорошо. С тех пор над ней всегда будут подшучивать за то, что на вопрос «Как дела?» она больше не будет говорить «Хорошо» или «Отлично», она всегда будет сосредоточенно отвечать: «Нормально». Когда родители разводились в третий раз, она слышала, как ее мама сказала: «Вот и живи со своим отцом. Отдайте мне мою часть от стоимости квартиры и живите вдвоем». В тот вечер, после того как она утерла слезы, в ее голове впервые зародилось сомнение. Через некоторое время родители официально развелись.

А затем снова сошлись. Спустя несколько лет в результате очередной ссоры, во время которой было заявлено, что «отец завез их в деревню», двадцатилетняя дочь уже сама настаивала на том, чтобы мать переехала жить в город. Одна. Встал вопрос о деньгах. Они взяли кредит и купили ей квартиру. Казалось, наконец-то ее мать вздохнет полной грудью, заживет полноценной жизнью, как взрослый человек, самостоятельно принимая решения, не перекладывая ответственность на других, в общем, будет счастлива…

По истечении менее чем полугода мать вернулась и сказала, что не может жить одна – «не может жить без своей семьи», так она это сформулировала. В квартиру переехала дочь – сначала на время учебы, а затем навсегда. С нее было достаточно.

Вот краткий рассказ ее взаимоотношений с матерью.

По поводу любви отца она тоже не питает особых иллюзий. Пока она играет в его команде, пока разделяет его взгляды – он ее поддерживает. Стоит ей сказать что-то не совсем согласующееся, хотя, возможно, даже то, что он сам через несколько дней скажет, но в неподходящее время – например, когда он за что-то на нее дуется, или когда у него дрянное настроение, или когда ему хочется продемонстрировать свое превосходство – и она будет раскритикована, опровергнута путем многочисленных и многословных аргументов, окрещена дурой, лишенной логики и воображения.

Ему всегда льстил тот факт, что она что-то пишет. Он повторял, что она способна выдать что-то стоящее. «Там мои мысли?» – спросил он ее однажды. Дочь озадаченно протянула: «Нет, мои…» – и хотела уже добавить, что его влияние как родителя и как наставника, безусловно… «Ну, тогда еще надо посмотреть…»

«Так что там с безусловной любовью?»

Ее отец выкуривает от 12 до 15 сигарет ежедневно, но он был очень огорчен, узнав, что она позволяла себе сигарету в день, до начала пар. Хотя он и не стал лицемерно зачитывать ей лекцию о вреде курения, он добился того, что по пятницам она принимала ванну и надевала свежую, хранившуюся ради такого случая в отдельном целлофановом пакете одежду, если ехала к ним в субботу, невозмутимо проводила там выходные и также невозмутимо доставала из пачки зажигалку после завтрака в понедельник.

Пожалуй, для первого раза психологам-фрейдистам хватит.

Когда-то в их семье был котенок. Они взяли его, бездомного, с улицы. Он был настолько маленьким, что даже ничего не видел. Они назвали его Угольком. Думаю, этимологию имен «Уголек» и «Снежок» не стоит разъяснять. Уголек начинал пищать каждый раз, когда его оставляли одного, метался по картонной коробке, сосал из пипетки молоко, писал под себя и долго не мог научиться проглатывать хлебный мякиш. Девушка вставала несколько раз за ночь, чтобы убрать из-под него мокрое покрывало, покормить и дождаться, пока он снова уснет. Однажды, когда он соскользнул со ступеньки лестницы и держался на коготках из последних сил, она бросилась к нему с такой стремительностью, будто, упади он, речь бы шла о сотрясении мозга с последующим отставанием в развитии. Скоро Уголек начал откликаться на «Уголька». Еще она учила котенка гадить в кошачий туалет. Иногда успешно.

А теперь представьте, как несколько месяцев спустя, когда она сидела за столом и с умиротворением пила утренний кофе, со второго этажа дома через пол начала просачиваться жидкость с характерным запахом аммиака и капать прямо на стоящую на столе посуду, только что не в ее кружку. Через некоторое время живот шестимесячного котенка, еще недавно игравшего со своим собственным хвостом, стал стремительно увеличиваться в размерах. Когда котенок однажды ушел гулять и не вернулся, она недолго скорбела.