Мне хочется ответить, что, возможно, ни он, ни я не доживем до моей дипломной работы, но упоминанием о смерти я едва ли переманю его на свою сторону – см. пункт 1 в хранящемся на его имя файле. Не помню, что я ответила. Через несколько пунктов я соглашаюсь рассмотреть только вопрос христианства, втайне надеясь лишь отвязаться и под другим названием сделать все то же.

Я прошу другого руководителя, он предлагает мне как раз того, кто мне нужен. По идее, вопрос решен. Но он почему-то не спешит. Он звонит этому руководителю осчастливить ее, что у нее новая подопечная, и устроить нам встречу. Какая предупредительность. Но ему не отвечают. Чтобы не подорвать свое достоинство, он через четыре гудка вешает трубку. Боже, люди думают, что другие начнут презирать их за неловкость, за возникшую глупую ситуацию. Я же просто наблюдала за его осмысленными действиями – именно в них он предстал не в лучшем образе, а не в том, что сидел с трубкой у уха в течение полуминуты.

Я думала, что мы все уладили, начала произносить заключительные фразы, типа «Спасибо», и приближаться к двери. Но он, по-видимому, не хотел отпускать меня так скоро. Будто мы давние знакомые (хотя я была уверена, что он не узнал меня) и не было этого высокомерного «Подождите» в самом начале, он начал расспрашивать меня о причине, побудившей меня взять эту тему. Я пыталась обойтись общими фразами, стоя на полпути между его столом и спасительной дверью, но он явно хотел проникнуть в более темные уголки моей души. Я не могла понять, к чему это. Почему он не оставит меня в покое? Он прямо спросил:

– Вы религиозный человек?

Я ответила утвердительно. Он выглядел очень удивленным (я не упомянула, что пришла к нему в джинсах с протертыми коленями и черной короткой куртке), я внутренне удивилась его удивлению. Он переспросил:

– Церковно-религиозный?

Вот, оказывается, что он понимает под словом религия – церковь.

– Нет. Философски-религиозный.

Хороший ответ – мне аж самой понравился. Он не нашел, что сказать, и несколько секунд молчал, уставившись на меня. Я думала: «Ну уж сейчас точно все закончится». Но ждала его реакцию, любопытно было увидеть, как он отреагирует. Он не попросил ничего пояснить, а начал спрашивать, какие книги я читала по этому вопросу. Тут я ясно поняла, что если не взять дело в свои руки, это будет продолжаться еще очень долго. В промежуток между ответом на вопрос и прежде, чем он мог снова что-то спросить, я вставила очередные слова благодарности и решительно направилась к двери, так что было бы уже невозможно остановить меня, разве только в коридоре.

Что это было, интерес к высказанным мною мыслям или к моему внешнему виду, я так и не смогла решить.

01.27

Рассказывать, так все и сразу. Через неделю снова была его пара. Он читает лекцию. Вдруг мне кто-то звонит. Звонок не срочный, но я решаю взять его, чтобы был повод выйти. Встаю, быстро и стремительно, чтобы выглядело удивленно и озабоченно, иду к двери, даже не смотря на него. Обычно никто из преподавателей не против, когда вот так выходишь, не мешая никому. Я уже открываю дверь и вдруг слышу, как он велит мне остановиться»…

11:34

Дальше она не стала читать. Стиль, определенно, прихрамывал. Но она вспомнила, как она все же вышла, поговорила по телефону, вернулась через десять минут и, стоя в дверях, выслушивала его тираду о «неуважении», о том, что никто не смеет выходить на его парах, что он на первом же занятии ввел это правило. Но, стоя там, слушая его полувозмущения-полужалобы, она не может удержаться от мысли, что это какой-то фарс, что он нимало не возмущен, а держит ее в дверях только затем, чтобы посмотреть, что она сделает, как она отреагирует.

Девушка с насмешливым видом отвечает, что на первом занятии ее не было. По-видимому, он и сам осознает, что она его раскусила. Его отповедь заканчивается тем, что он спрашивает у нее, настолько ли важным был этот телефонный звонок. «Чрезвычайно важным», – отвечает она. И вдруг решает подыграть ему. Старинная игра под названием «Master and Servant». Она не отвлекается ни на кого из группы, внимательно следящей за развитием событий, она смотрит прямо ему в глаза и произносит: «Разрешите садиться?» Но звучит это так, будто она спрашивает: «Ну что, получил удовольствие?».

После его кивка она невозмутимо проходит вдоль рядов и занимает свое место. А весь остаток лекции упорно и упрямо смотрит на него. Следит за ним. Ловит свидетельства его замешательства, смущения, неудобства. Она видит, ему это неприятно. Он знает, что она знает. Но он не знает, согласится ли она. А это значит, что власть снова принадлежит ей. Master and Servant поменялись местами.

Несколько дней спустя она стояла у кабинета, дожидаясь, пока освободится ее новоутвержденная руководительница. Из соседних дверей вышел он. Разговаривая о чем-то с другим преподавателем. Когда он заметил ее, она поздоровалась как ни в чем не бывало. Он поздоровался в ответ.

А что, собственно, было?

Двое мужчин продолжили обсуждать что-то, идя вниз по коридору. Она отвернулась. Облокотившись о подоконник, она изучала городской пейзаж. Меньше чем через минуту, уловив какое-то движение рядом с собой, она повернула голову и с недоумением уставилась на происходящее. А произошло следующее: вместо того чтобы зайти к себе в кабинет, и, судя по всему, предварительно убедившись, что коридор пуст, он остановился перед ней и начал…

извиняться.

Он сказал, что, возможно, был слишком груб в тот раз, что, возможно, он был несправедлив по отношению к ней, но и она должна его понять, так как… А она не слушала, она смотрела на него и никак не могла решить, нужно ли ей это. Именно в тот вечер она пришла домой и начала печатать документ под названием «19».

Затем были наблюдения и размышления. «Красота по-американски» и размышления. Сбор доказательств и размышление. Заключение и размышления. Она ничего не предприняла. На экзамене по его предмету ей выпало пять доказательств бытия Бога Фомы Аквинского. После того как она перечислила и снова их доказала, после того как она получила оценку и уже с зачеткой в руках направлялась к выходу, он остановил ее посреди аудитории и сказал ей достаточно громко, чтобы все слышали: «У вас очень хорошая память». Она молча стояла перед ним, сидевшим за столом. Они смотрели друг на друга. Его взгляд опустился вниз и снова вернулся к ее лицу. Кажется, только у нее одной возникло подозрение, что этот комплимент предназначался далеко не ее памяти. Но к тому времени выбор уже был сделан. Несмотря на то что ее тело реагировало на него по-прежнему. Несмотря на оставшиеся где-то глубоко иллюзии, ее разум одергивал ее, повторяя, что ее тело хочет не его, оно хочет того, кем он ей кажется. Хочет того, чей образ находится у нее в голове. Только в голове. И потому он недостижим.

12:05

Она встала из-за стола и пошла за сигаретой и новой чашкой кофе.

«Проблемы начинаются, когда хочешь, чтобы образ, созданный в твоей голове, соответствовал действительности. Когда хочешь, чтобы действительность была такой, какой ты ее себе представляла».

Она даже не собиралась доказывать правоту этого заявления. Достаточно посмотреть на саму жизнь.

Когда она приехала сюда, все краски казались яркими, все дома – красивыми и ухоженными, все люди – милыми, все преподаватели – глубокими и небезразличными. Вспоминая сейчас себя в те времена, она не может не находить аналогии с состоянием человека, находящегося под действием ЛСД.

Затем из-за непрофессионализма риэлтора они едва не лишились дома. Затем у них умерла собака. Затем она услышала из уст профессоров и кандидатов наук примитивный, но преподносящийся a la profound бред. Затем она услышала то же от своих одногруппников. Затем в ответ на просьбу пояснить, адресованную к преподавателю логики, она была послана куда подальше. Культурно и тактично, конечно же. Это же все-таки храм науки. Затем ее курсовую обкорнали, стандартизировали, отредактировали, выскоблили, будто матку во время аборта. Она родила и даже дала исторгнутому свое имя. Только разница между ребенком, сидевшим у нее в голове, и тем мертвым телом, которое было аккуратно оформлено в папочку, заверено подписями, оценено высоким баллом и сдано в архив, была для нее слишком очевидна. Затем единственными статьями, которые она могла продавать, были сентенции по вопросу выбора цветов для тещи. Затем ее сайт посетило три человека за полгода. Затем у нее была долгая, мучительная и затяжная депрессия.