6. А мне бы только чужими руками жар загребать

«Придется действовать кардинально. Простите, я сразу сказал, что играть буду бесчестно, но подобной наглости я и сам от себя не ожидал.»

А. Верт «Хранитель попаданок, или Счастье за зарплату»

Посреди перекрестка на боку лежала телега, одно из деревянных колес которой было безнадежно сломано. Мешки и ящики из нее отчасти вывалились на дорогу и грузный потный крестьянин, должно быть хозяин всего этого добра, бегал вокруг, в панике собирая разлетевшиеся по дороге пожитки. И все бы ничего, но первое же за что зацепился мой взгляд – это то, что было впряжено в его телегу… Ох, да даже не что, а кто!

В начале мне показалось, что я вижу Халка… ну, того, зеленого, который крушит врагов на стороне Мстителей в киновселенной Марвел. Вот только этот был чуть меньше и не зеленый, а какой-то синевато-серый, ну, и все же пониже известного героя. Пожалуй, что и не выше меня. Абсолютно лысый, с желтыми клыками, выступавшими из-под толстой нижней губы и огромными черными бусинами глаз, он всхрапывал своим маленьким носом при каждом вдохе. А еще как-то бессильно, обреченно рычал на крестьянина, когда тот кричал ему что-то или в порыве гнева швырял первое подвернувшееся под руку.

При нашем приближении грузный мужчина раскраснелся от волнения и, побросав все, повалился на землю, дрожа от страха.

— Простите… простите меня, князь! – всхлипывал и причитал он, не поднимая головы. – Все этот дурень… ух, собака! Он просто взял и понес, со всей мочи, так что я и в козлы запрыгнуть не успел!

Однако… Я смерила взглядом громадную, набитую под завязку телегу, толстого крестьянина и хоть и крепкое, но не такое уж крупное существо. Он что же, его вместо лошади использовал? Темноглазый недохалк ворчал что-то по-своему и пригибался под недовольными взглядами княжеских воинов. Его толстую шею отягощал широкий железный ошейник, явно бывший ему не по размеру, одет он был в сущую ветошь – несмотря на совсем недружелюбный вид, мне стало жаль беднягу. Ну, разве можно так обращаться с кем бы то ни было?

— И что же прикажешь делать, милый человек? – От тона князя Арлена повеяло нешуточным морозцем. – Может, я должен сам спуститься с коня и помочь тебе убраться с дороги? Ты же видишь, что нам тебя не объехать? Так почему же вместо того чтобы заняться делом, зря тратишь мое время, собирая пузом пыль?

Крестьянин поднял на нас грязное лицо и затрасся, будто желе на тарелке:

— Я сейчас… я-я сейчас, светлейший!

Побросав все, что не успел собрать, он кинулся к повозке и попытался приподнять ее за край со сломанным колесом. От натуги на бедолаге аж начала трещать рубаха. Когда же ему это все таки удалось, существо, служившее крестьянину вместо лошади, демонстративно бросило из рук оглобли и вот дела - рассмеялось утробным гавкающим смехом!

Мужчина в миг побагровел и уронил свою ношу. А потом завопил не своим голосом, да кинулся к существу, став охаживать того кулаками, вызвав всеобщий смех и одобрительный свист.

Только вот мне было не смешно.

Это было жутко и странно – ведь черноглазый только жмурился и пригибался от этих ударов, но даже не пытался дать сдачи! А крестьянин меж тем разошелся, схватил с земли толстую деревянную «спицу» от колеса, ощетинившуюся гвоздями и продолжил начатое с удвоенной силой.

Такого уж я терпеть просто не могла!

— Стойте! Остановитесь немедленно! – Закричала я, но на меня даже не оглянулись. – Арлен, скажите же ему чтобы остановился! Он же забьет его до смерти!

Князь посмотрел на меня с недоумением, но мгновение спустя все же махнул рукой и один из его воинов быстро спешился. Поймав руку крестьянина с палкой, занесенной для нового удара, он схватил толстяка за шиворот и оттащив в сторону, толкнул под ноги княжескому коню.

— Простите меня! – Взревел мужчина. – Я не могу заставить этого идиота, он упрям, как осел! Должно быть мало я его наказывал, но он совсем перестал слушать меня с тех пор, как я распродал других своих орков! Прошу вас, будьте милостивы, князь… в этой телеге все, что есть у меня! Я пережил плохой год и мне пришлось распродать почти все что было, чтобы купить эти товары. Если я не заработаю на завтрашнем большом торгу, то моей семье зимой будет нечего есть!

— Если они такие же крупные, как ты, то как-нибудь протянете до весны. – Едко усмехнулся Арлен.

Вот уж ничто не уродует так человека, как его поступки. Оставить все как есть я не могла ни в коем случае!

— Давайте поможем ему. – Обратилась я напрямую к воинам. - Ну, что нам стоит? У нас есть две лошади, которые остались без всадников, да и колесо, я уверена, запасное найдется. Правда, Арлен? Ну, что нам стоит?

Пресветлый князь как-то недобро нахмурился и до скрипа сжал в руках кожаные поводья.

— Вы еще не стали княжной, чтобы так распоряжаться моими людьми, госпожа.

Ах вот ты какой, повелитель Рассветных земель!

— А я и не стану, если не позволите решить этот вопрос миром прямо сейчас.

Вокруг повисла тишина. Мне показалось, что даже орк перестал сопеть. Только птичкам и ветру было все равно на то, что я, должно быть, с минуты на минуту лишусь головы.

Князь посмотрел на меня так, будто я у него половину владений аннексировала и любимого коня потребовала зажарить на вертеле к ужину. Я отчетливо видела, как темные мысли мечутся в его светлой голове, а жилы на шее и руках аж натягиваются от сдерживаемого гнева. Наконец он громко вдохнул и сказал, обратившись к остолбеневшим воинам:

— Пусть будет так, как она хочет.

Мужчины немедля бросились исполнять, с опаской поглядывая в нашу сторону. И смотрели они явно не на своего властного князя, а на меня – неизвестно откуда взявшуюся мадам в одном «исподнем», которая стала ему указывать. Хотя, почему это неизвестно откуда? Очень даже известно! С неба, с легкой руки Небесного бога, моего, между прочим, отца.

Эх, знал бы Сергей Владимирович, простой слесарь, как сильно его почитают в этом Межмирье!

И десяти минут не прошло, как все было готово - телега починена и убрана с дороги двумя красивыми пегими лошадьми. Напуганный еще больше прежнего крестьянин снова бросился в ноги, но на этот раз благодаря за милость и спасение его детей от голодной смерти.

Ну, что ж, не стану отрицать, что я была вполне довольна собой, вот только замужество - это, к сожалению, не вечный инструмент воздействия на князя.

Крестьянин между тем поспешно покидал в телегу мешки и ящики, после чего схватил орка за петлю на ошейнике и стал привязывать его веревкой к телеге.

— Стойте! - Возмутилась я, внезапно для самой себя остановив нашу двинувшуюся было колонну. - Что вы делаете! Немедленно прекратите!

Крестьянин оторопело уставился на меня, потом опасливо перевел взгляд на князя.

— Я хочу, чтобы вы его отпустили.

— Отпу... отпустить? - Мужчина, еще мгновение назад бывший красным от усилий, теперь стал белым, как полотно. - Но как же это - отпустить, госпожа... он же моя собственность...

— Послушайте, мы вам дали двух замечательных лошадей, телегу починили, этого что, мало, чтобы вы отпустили беднягу?

На крестьянина было жалко смотреть, он даже обратился к воинам князя, будто моля о поддержке.

— Но, нельзя же так. Отпустить раба? Как можно!

Арлен за моей спиной как-то нехорошо хохотнул и кивнул своим людям, а те с угрозой положили руки на свои мечи.

— Делай, как велено. Ну же, не заставляй нас ждать!

Трясущимися руками толстяк выудил связку ключей из-за пояса и долго перебирал их, ища подходящий, а потом опасливо потянул на себя ошейник орка и заскрипел в замке. Тот отщелкнулся, да слетел с шеи темноглазого существа, оставив от себя широкую алую борозду, шрамом впечатавшуюся в его мощную шею.

Орк даже не сразу понял, что произошло. Он покрутил головой, толстыми пальцами недоверчиво коснулся того места, где мгновение назад был металл и лишь после этого запрокинул голову к небу, чтобы вдохнуть полной грудью.

Крестьянин попятился и спешно попытался вскочить на козлы, но существо схватило его за рубаху сзади и обрушило наземь. Орк взревел, словно дикий зверь, и взглядом окинул воинов, мгновенно ощетинившихся мечами.

Воспользовавшись заминкой, крестьянин поднялся на ноги и как мог быстро побежал через поле, туда где виднелись крыши деревенских домов и вился печной дымок. Темноглазый рассмеялся, как тогда, когда отказался помогать своему хозяину и низко зарычал.