— Думаешь, правда?

— Не похож он на писателя.

— А ты что, ожидаешь Льва Толстого? В косоворотке и с пером за ухом? Много ли ты видел писателей?

— У него руки какие-то здоровые, широкие, рабочие.

— И что? Сейчас все метят в писатели. Вчера асфальт укладывал, сегодня романы стряпает. Он, между прочим, спрашивал у Пола, кто твои друзья, есть ли у тебя девушка, где ты живёшь.

— Вот-вот! И я считаю, что никакой он не писатель!

— А ты попроси у него показать то, что он написал. Вот и всё! Так и проверишь.

— Хорошо, так и сделаю.

Но уже скоро Давид забыл о змее. В паб набилось полно народу, закипела работа, замелькали чеки, вздёрнутые руки, громче заиграла джига, через три часа заныли икры и спина — лошадиная работа. Как всегда, появились и противные клиенты: две дамочки за тридцать. Накачались быстро и с малой дозы, обломились, подклеиваясь к мужикам с пятого столика, ошалело зыркали по сторонам, громко хохотали и в конце концов добрались до официанта. Тянули его за полу тёмно-зелёного фартука, заигрывали, подолгу не отпуская от своего столика, просили «поставить Григория Лепса», а одна, блондинка с размазавшейся по подбородку помадой, даже ущипнула Давида за задницу. Но официант терпел, был корректен, умело уходил от пьяных рук, не грубил, но и не поддавался. За самым удобным — четвёртым столиком почти весь вечер просидел пожилой мужчина, три же места рядом пустовало. А посетитель, как специально, заказывает только «гиннес» и минеральную воду, ничего прибыльного. И компанию к нему никакую не подсадишь.

Сегодня не везло. В час он не закончил, а это значит, что на последнюю электричку не успевал и придётся ждать четырёхчасовой. Хоть на работе ночуй! Вот Давид и не торопился, отпустил изнывшуюся от головной боли Кэт и прибрал за неё зону второго этажа, пропустив с отчётами по майкросам всех коллег. И сам выходил последним, вместе с охранником, решив идти до вокзала пешком, как раз часа полтора займёт. Но тут же около затихшего паба увидел мотоцикл-«муху» и бравого «писателя» с двумя шлемами наперевес. Змей эйкнул застывшему в недоумении Давиду и махнул рукой: мол, дуй ко мне!

Давид немного замешкался: вроде бы и не надо бы ехать с подозрительным писателем, но, с другой стороны, жалко себя — два часа париться до электрички. И решился, подошёл к Сергею.

— Держи, — отрезал тот, протягивая каску, — поехали!

— Ты так уверен, что я поеду с тобой?

— Конечно! Ты похож на разумного человека, глупо отказываться… Ты же не боишься меня?

И то ли этот вопрос сподвиг, то ли ломотная усталость и муторное предвкушение вокзального ожидания, но Давид решился. Напялил поданную каску, перекинул тощий рюкзак на спину и уверенно уселся позади змея. Чудо-машина сыто зарокотала, взбрыкнула и резво покатила, как показалось Давиду, в прекрасное неизвестно. Нет, не может такой бодрый, смешливый воздух нести несчастья. Нет, не могут такие пустые, огнистые дороги вести к погибели. Нет, не может быть, что за такой широкой, надёжной спиной кроется опасность и безнадёга.

Вместо двухчасового ожидания электрички и пешком по ночному городу, вместо тряски в вонючем вагоне, вместо топания по грязным дорожкам посёлка — час полёта, взрывая тревогу, вдыхая свежесть серой ночи. Сергей ни разу не остановился, ни разу не крикнул что-то глупое своему пассажиру, ни разу не поправил вялого захвата рук вокруг талии и даже ни разу не удивился тому, что голова Давида лежит на его плече, постукивая каской о каску. «Устал парень…» — думал писатель и подгонял «муху» до предельной скорости. Так и приехали меньше чем через час, ворвались в унылый двор, разбудили старуху на первом этаже. Давид даже не сразу понял, что всё — дом, не сразу слез с мотоцикла.

— Теперь пригласи меня на чай!

— Насколько я понимаю, это такой избитый способ соблазнения дамочек…

— Хм… откуда ты знаешь про соблазнение дамочек?

— Кино смотрел.

— И всё же. Неужели не пригласишь?

— Пойдём, всё равно же не отделаться от тебя…

Сергей притулил мотоцикл на боковой упор между двумя недовольными этим вторжением автомобилями, и оба ночных странника молча пошли в подъезд. Давид был не слишком гостеприимен: никаких «проходи», «вот тапки», «чувствуй себя как дома» или уж, тем более, «добро пожаловать». Молча прошёл сразу на кухню, врубил электрический чайник. Потом в ванную, умылся, переоделся в обрезанные трикотажные штаны и полинявшую футболку, вышел, повесил аккуратно одежду, включил телик, сел напротив бубнящего и мерцающего экрана — всё молча. Как будто пришёл один, и неважно, что там делает гость. Давид даже вздрогнул, когда услышал из кухни:

— Тебе-то наливать? А есть сахар в доме?

Пришлось идти в кухню. Змей Сергей по-хозяйски расставил на маленьком, заставленном всякими баночками и солонками столе кружки, нашёл пачку печенья. Теперь он рылся в буфете в поисках сахара. Давид нашёл нужную баночку на столе и выразительно стукнул ей о столешницу, уселся напротив довольного гостя. Тот налил ему и себе кипятка в кружку, навалил себе ложек пять сахарного песка и смачно, громко втянул в себя чаёк.

— Ну, — устало сказал Давид, — говори уже правду.

— Я тебе сказал правду. Я писатель, ты мне интересен, нет, даже ты мне нужен, до зарезу!

— Я не верю тебе. Покажи то, что ты пишешь.

— Во-первых, это дурная примета, писатели не показывают свои наброски. Во-вторых, я пишу в ноутбуке, а его нет при мне. В-третьих, я предполагал, что ты потребуешь что-нибудь такое, и приготовился. — Он поднял с пола сумку, что ещё недавно висела через плечо, вытащил оттуда книжку в ярком бумажном переплёте и положил её перед Давидом.

«Мастера современного детектива, «Автор неизвестен» С. Безуглый», — так было написано поверх душераздирающей картинки: на деревянном столе пачка листов с рукописью, на них безвольная рука, пригвождённая к рукописи эффектным ножом с хищно изогнутыми пазами для пальцев на рукоятке. По бумаге растекалась кровь. Только приглядевшись на тёмный задний план картинки, можно было увидеть, что эта рука лежит не сама по себе, это лежит человек, лбом в стол. Буковки, что были на рукописи, видимо, не выдержали натиска крови и запаха смерти, они в стройном порядке срывались с листа и улетали куда-то в небытие. Такая вот обложка.

— Вот! — улыбнувшись, произнёс Сергей.

— Ваша, значит? — недоверчиво ответил Давид и осторожно, словно взрывной механизм, двумя пальцами открыл, перевернул, прочитал аннотацию на задней стороне обложки. — Почему нет фотки автора?

— Не веришь, значит, — ухмыльнулся писатель. — У меня на правах фотка есть, давай покажу.

— Давай!

И змей достал оранжевую карточку водительского удостоверения. Фотография его. И имя — Сергей Рафаилович Безуглый. Давид быстро посчитал — 35 лет.

— Теперь доволен?

— Я доволен, когда ко мне не лезут.

— Я постараюсь недолго к тебе «лезть», — человек со сломанным носом опять улыбался. — Давай-ка за знакомство. — Он вытащил всё из той же сумки небольшую фляжку болотного цвета с цепочкой от крышки, резво открыл и плеснул янтарной жидкости в два разнокалиберных стакана, что материализовались как-то сами собой на столе.

— Вам нельзя пить. Вы за рулём.

— А я у тебя переночую. Не бойся, мне перина не нужна. На диванчике в большой комнате, плед мне какой-нибудь выдашь, и я безопасен до утра!

— Нехило! А утром?

— Утром опасен… Ну? За наше случайное знакомство! — Он стукнул своим стаканом по стакану Давида и залпом хлебнул. Насторожённый хозяин тоже взял стакан, принюхался и сделал маленький глоток. Сморщился: виски… — Расскажи мне о себе, Дейв! Где родился, кто твои родители, как тебя занесло в Москву, как очутился в пабе? И признайся: волосы красил?

— Я не собираюсь выкладывать свою биографию. Волосы красил, в паб только рыжеволосых принимали. Пришлось.

— Я знал, что с тобой будет непросто.

— А вы серьёзно надеялись, что можно вот так просто залезть в душу и в жизнь незнакомому человеку? Любой нормальный человек пошлёт вас куда подальше.