— Ну-с! Я видел, ты ноут притаранил! Начнём литературные посиделки?

— А ты разве не устал? Может, завтра?

— Не-не! Я весь внимание! Демонстрируй свой роман.

— Хорошо… — И Сергей отправился в коридор за ноутбуком, а Давид изрядно плеснул из чудом наполнившейся змеиной фляжки виски себе в чай и даже задрыгал ногой от умиротворения.

— «Лидия Голикова так переживала, что её даже трясло, — начал чтение Сергей, голос у него был тихий, невыразительный, стесняющийся, — хотя окружающим, конечно, видно было только закусанную губу и неестественно округлённые глаза. Редко можно было увидеть первую леди города такой встревоженной, такой нервной. Обычно она расточала искренние или фальшивые (что неважно) улыбки, ласково трепала собеседника по плечу, могла всплакнуть за компанию, могла спонтанно одарить ближнего своего. В общем, душка. И весь город её обожал, гордился и ласково называл «наша Лидуля». Пожалуй, она была популярнее, чем её муж. Юрий Владимирович, облысевший, обрюзгший человек, который, похоже, даже спал в деловом костюме и при галстуке, был неразговорчив, вечно насуплен, часто раздражён, и, когда желал поиграть в модную ныне демократию, у него получалось плохо, неловко как-то получалось. Причём неловко всем: и подчинённым, и демосу, и ему самому. Тип вечно недовольного барина. Кроме того, в городе ходили слухи, что мэр братается с Бархатовым — центральным мафиози местного пошиба — и от его незаконного бизнеса имеет немалую деньгу, на которую за чертой города и был выстроен особняк с колоннами, стыдливо защищённый высоким бетонным заграждением. Короче, Юрий Владимирович неизвестно как упорно побеждал на выборах, не пользуясь авторитетом среди электората. А вот Лидуля — умница, красавица, спортсменка, да ещё и меценатка. Душка.

И вот сегодня Лидуля нервничала. Она была приглашена в детский дом номер один на спортивный праздник. Но в этот раз приглашение имело двойной смысл: нужно было не только громко и восторженно прочитать речь об открытии фестиваля, не только подарить победителям жестяные медальки и коробки конфет от мэрии, но посмотреть на мальчишек. Ей хотелось именно мальчишку. Лидуля рассудила так: опыт воспитания одного мальчика уже есть, сынок вроде растёт культурным и ласковым, поэтому она употребит педагогическую методу ещё на одном мальчике. Самой уже не родить, врачи сказали, что нельзя, а вот из детского дома взять — легко. Деньги есть, время есть, желания тоже немерено, да и Юрочка сначала долго ломался, но в преддверии новой выборной кампании согласился усыновить сироту. Лидуля, конечно, хотела мальчика лет пяти. Но все мальчишки этого нежного возраста, что проживали в районном детском доме, не подходили. У двух задержка психического развития, один слабовидящий, три мальчика имели родителей пьяниц и наркоманов, лишённых прав, двое братья-близнецы (а это перебор, Юрочка не согласится), ещё один — аутист, а один очень уж некрасив… Директор детского дома посоветовала приглядеться к мальчикам постарше, для этого и пригласила Лидию Еремеевну на спортивный праздник.

Нервность Лидули исходила от сильного предчувствия — сегодня она увидит своего нового сыночка, найдёт братика для Антоши. Обязательно сегодня!

И она увидела его. Правда, ему было не десять лет. Мальчик показывал упражнения на брусьях и на матах. Лёгкий, прыгучий, почти невесомый, с шаловливо разбросанными светлыми вихрами, он ловко перебрасывал упругое тело через реи гимнастического снаряда, смело кувыркался и резво делал «пистолетик».

«Краси-и-ивый мальчик, — заворожённо следила за ним Лидуля, — беленький, добрые глазки, замечательная улыбка. Просто куколка!»

— Что это за ребёнок? — тихо спросила Лидуля Марью Петровну, хозяйку детского дома.

— Давид Боркович, недавно у нас. Родители убиты на зоне! — выпучив глаза, доверительно шептала Марья Петровна прямо в ухо Лидуле. Той казалось, что красная жирная помада останется на волосах, поэтому инстинктивно отодвигалась от директорши. — Мальчик трудный.

— В чём же трудности?

— Ну… неразговорчивый, с другими детьми не общается.

— А сколько ему лет?

— Четырнадцать.

— Ого! Такой взрослый?

— Да. Но учится неплохо, особенно по математике. Ну и вот вы видите, наш Павлуша раскрыл в нём способности к гимнастике.

— Значит, у него никого нет? Бедный мальчик… — У Лидули вдруг бешено заколотилось сердце, ей отчаянно захотелось пить. — А может…

И она даже договорить не успела, как Марья Петровна обхватила её своими душными руками и уже совсем не шёпотом запричитала:

— Благодетельница вы наша! Да пусть вас Господь одарит, пусть не покинет! Ох, Лидочка Еремеевна! Ох, как мы этого ждали!

И как-то отказываться было уже неловко, да и мальчик Лидуле очень понравился, поэтому она твёрдо заявила:

— Да! Я хочу познакомиться с Давидом! Определённо хочу!..»

Сергей остановился и взглянул на Давида.

— Ну как? Ты ещё не спишь? Читать дальше?

Тот не спал, более того, сидел с прямой спиной, напряжённый и наэлектризованный, глаза чуть прищурены.

— Этот лапушка-Давид и будет убийцей?

— Ага.

— Если он на самом деле изверг, что ж его эта директриса такой хорошей женщине навязала?

— Чтобы избавиться от проблемного ребёнка.

— Фигня! Они, скорее всего, подруганьки, друг друга знают, в одном городе живут, директриса зависит от мэрши, нафига ей так подставляться?

— А как тогда?

— Директриса не предполагает, что Давид подонок. Для этого сделай нормальных родителей у парня: пусть они… ну… погибнут по-другому.

— Например, в автокатастрофе! — почти весело воскликнул Сергей.

— Ну… пусть, — дрогнув голосом, согласился Давид. — Мальчишка оказался в детдоме недавно, его все мало знают… родители благополучные. А ты сам-то был хоть в детдоме?

— Нет.

— Эх ты! Фантазёр! Можно добавить, что другие подростки встретили парня как чужака, издевались. Директриса знала. Вот и устроила Давиду судьбу: отдала в богатенькие ручки, подальше от жестоких обитателей богоугодного заведения.

— Думаешь, так будет лучше?

— Правдивее! И ещё… что это там за Антоша на горизонте?

— Сыночек мэрский. Он ещё один главный герой.

— А он в курсе, что мамашка приведёт ему братца в дом?

— Конечно, в курсе!

— Ну-ка, прочитай-ка о нём.

— Та-а-ак… А что прочитать?

— Там, где он познакомился с главным героем.

— Сейчас… вот: «Лидуля втащила за рукав насупленного паренька в дом. Он огляделся. Кругом чистота и порядок, красота и дороговизна. Особенно Давида впечатлила люстра, что свисала откуда-то свысока, пробивая собой колодец сквозь лестницы трёх этажей. Он думал, что такие люстры бывают только в театрах. Детдомовец задрал голову и пялился на хрустальные сосульки, застывшие в тёплом помещении. Вдруг с одной из лестниц высунулась голова: нормальная такая голова юноши лет восемнадцати-двадцати, с чёрными кудрявыми волосами, прибранными под радужную повязку.

— Ма! Это он? — крикнула голова.

— Да, Тошенька! Иди, знакомься, — ответила сияющая и гордая собственным поступком мать.

Тошенькина голова вмиг исчезла, послышался звук лёгких прыжков через ступеньки, и на первый этаж, в залу, выскочил тот самый Антон, о котором Лидуля так много говорила в автомобиле, пока они ехали сюда.

— Да сколько ему лет? — радостно закричал парень, обходя застывшего Давида, который крепко сжимал рюкзак со своим скорбным скарбом.

— Четырнадцать!

— Ма! Ты чо? Ты ж говорила, что он маленький будет!

— Что ж! Сердце мне подсказало именно так. Ну, знакомьтесь!

— Здорово, братик! — громко воскликнул Антон и похлопал гостя по плечу. — Я — Антон, можно Тоха, но не Тоша! Это маман меня как собачку величает! Ух ты какой! Симпатичный! Ма говорила, что ты гимнаст! Что стойку на руках можешь на брусьях изобразить! Ну? Что как не живой? Как тебе у нас?

— Нормально, — очень тихо ответил Давид. И это всё, что он сказал своему новому братцу. Не представился, руку не подал, не улыбнулся — просто угрюмо молчал. Но Антон не обращал внимания, он всё списывал на непривычность обстановки для гостя и на его скромность.